венчики в сладкой истоме. Не слышно в роще пения птиц, и их томит зной полдня. Лишь шмели да пчелы с жужжанием носятся от цветка к цветку и пьют их сладкий аромат. Словно искры, проносятся блестящие жуки, пестрые бабочки летают над поляной, радуясь зною, да кузнечики взапуски стрекочут в высокой траве. Через поляну, пробираясь меж мелкими камешками, бежит ручей, но и его веселое журчанье сейчас какое-то сонное, кажется, что вот-вот уснет ручей и остановится.
Вдруг тишину полдня нарушил раздавшийся в лесу топот коней. Урма повернула голову, глаза ее сверкнули, и она зло улыбнулась.
Все ближе топот. На поляну выехали два молодых цыгана, два друга – красавец Анруш и удалой Рукудж.
Они соскочили с лошадей, расседлали их, стреножили и пустили пастись на поляну. Сами цыгане напились воды из прозрачного ручья и легли в тени рощи, положив под голову седла. Вскоре они спали спокойным сном. Не стали бы спать так спокойно цыгане, если бы увидали они урму под столетним дубом. Они не заметили ее. Да разве можно увидеть урму, если она не захочет этого!
Лишь только цыгане уснули, как урма тихо встала и легкими, неслышными шагами, едва касаясь ногами травы, подошла к молодому красавцу Анрушу и склонилась над ним. Злая урма решила погубить хитростью обоих цыган. Она притворилась печальной. Лицо ее побледнело, в глазах засветилась скорбь. Слезы потекли у нее из глаз и закапали одна за другой на голову Анруша, словно крупные капли росы, падающие с листьев дерева.
Проснулся Анруш. Он с изумлением смотрел на прекрасную урму. Ни разу в жизни не видал он такой чарующей красоты. Пред ней померкла бы красота всех самых прославленных красавиц цыганских таборов, а их немало видал Анруш, ведь и его жена Панна одна из первых красавиц среди цыганок, но и о ней не вспомнил он, хоть и любил ее всем сердцем. Урма очаровала его.
Долго смотрел Анруш на плачущую урму, глаз не мог оторвать. Наконец он участливо спросил ее:
– Скажи мне, дивная красавица, что так опечалило тебя? Какое у тебя горе? Отчего ты плачешь? Не обидел ли тебя здесь, в лесу, злой человек? Скажи мне, и я отомщу твоему обидчику.
Печально взглянула коварная урма на Анруша. От этого взгляда дрогнуло его сердце и еще сильнее, всем существом повлекло его к златокудрой урме. Совсем очаровала урма этим взглядом Анруша, теперь он весь был в ее власти.
Заговорила урма нежным вкрадчивым голосом:
– О, Анруш! Давно я знаю тебя. Много раз видела я тебя, когда ты верхом на коне проезжал по лесу. Сильнее жизни я люблю тебя! Возьми меня с собой. О, как я буду любить тебя! Но нет, ты не сделаешь этого! Твой друг Рукудж не позволит тебе, а не позволит только потому, что завидует тебе.
Еще сильнее заплакала урма. Анруш же рассмеялся, быстро вскочил, разбудил Рукуджа, показал ему на урму и сказал:
– Смотри-ка, Рукудж! Пока ты спал, я нашел себе здесь в лесу жену-красавицу, равной ей не найдется ни одной девушки в целом свете.
Встал Рукудж, взглянул на урму и тоже не мог оторвать от нее глаз. Взглянула урма Рукуджу прямо в глаза и очаровала его одним взглядом.
«Не уступлю я Анрушу этой девушки! – решил Рукудж, – у него уже есть жена, красавица Панна, а эта будет моей».
Тряхнул Рукудж кудрявой головой, нахмурился и сказал Анрушу:
– Послушай, друг Анруш, что это ты выдумал! Как можешь ты взять себе в жены эту девушку, коль у тебя дома уже есть жена? Нет, тебе придется уступить эту девушку мне! Я сам хочу жениться на ней!
Сдвинул черные брови Анруш, глаза его гневно сверкнули, и он ответил Рукуджу. В голосе его слышалось сильное раздражение:
– Уж не для тебя ли нашел я эту девушку! Ты бы спал подольше! Нет, никому на свете не отдам я ее! Бери себе мою жену, если хочешь! Не нужна она мне! Эту девушку беру я, и берегись коснуться ее хоть единым пальцем!
– Анруш, Анруш! – воскликнул Рукудж. – Нехорошее затеял ты дело! Смотри, что скажут на это в таборе!
– Учи другого! Ишь какой учитель нашелся. Я сам знаю, что делаю! Тебе завидно, ты и болтаешь всякий вздор и грозишь табором. Да не очень-то меня испугаешь! Коль ты трус, то я-то не из боязливых!
– Трус ли я, это мы еще увидим! – гневно крикнул Рукудж.
– Что? Ты грозишь мне! – закричал на друга Анруш и схватился за рукоятку ножа, заткнутого у него за поясом.
Зло засмеялась урма. Ей только и нужно было вызвать ссору между друзьями. Теперь она достигла своей цели. Ссора между друзьями все разгоралась. Схватились молодые цыгане, бывшие раньше такими верными друзьями, за ножи. Засверкали ножи, как молнии, и не прошло минуты, лежал уже Рукудж распростертым на траве со смертельной раной в груди. Кровь ручьем лилась из раны и окрасила зеленую траву.
Собрав последние силы, приподнялся Рукудж, посмотрел с невыразимой грустью на Анруша и сказал:
– Анруш, ты убил меня, твоего верного друга, забыв о том, что мы с тобой побратались. Помни же мои последние слова: не принесет тебе счастья эта девушка. Скоро и ты погибнешь. О, умирающий видит то, чего не увидать другому: я вижу за твоей спиной смерть. Возьми же скорее моего коня. Ты знаешь, что равного ему по быстроте ты нигде не найдешь. Садись на моего коня, а на своего посади девушку, и скачите отсюда как можно дальше. Скорее беги, чтобы скрыть свое преступление. Скачите скорее! Скачите быстрее ветра!
Замолк Рукудж. Опрокинулся он на спину. Глаза его помутились. Вздрогнул он всем телом, вздохнул глубоко-глубоко и умер.
Послушался Анруш предсмертного совета убитого им самим друга. Быстро оседлал он коней. Посадил на своего коня урму, а сам вскочил на коня Рукуджа. Во весь опор поскакал Анруш с урмой. Долго мчались они. Они гнали коней, словно боялись, что вот-вот настигнет их погоня. Наконец утомились кони и стали замедлять бег. Тут заметил Анруш у самой дороги черного ворона с одним только крылом. Удивился Анруш и спросил ворона:
– Скажи мне, вещий ворон, я вижу у тебя одно крыло, кто обрубил у тебя другое? Не болит ли твоя рана?
– Да, моя рана болит! – прокаркал ворон в ответ Анрушу. – Болит она так, как и твое сердце, от того, что ты убил своего друга Рукуджа.
Вздрогнул Анруш. Сердце его сжалось от боли, и холод пробежал по всему телу. Теперь
