class="p">ПРИНЦЕССА МОНПАНСЬЕ
Но, Софи! Я же принцесса! Я не могу играть всяких Ивусь!
СОФИ
Вам не стыдно, принцесса? Мы уже давно покончили со всякими этими de и da, и
дон, и донья, и von, и сэр, и кабальеро, всякими этими… этими (смотрит на
papa)…
PAPA
…сословными привилегиями.
СОФИ: Все, мадемуазели и принцессы, и кавалеры и даже промокашки
поднимают крик: «Ай, ай, яй, яй!»
СОФИ: Хорошо, скажите мне тогда, как можно любить сразу трёх апельсинов?
СОФИ: Никто не отвечает.
70
СОФИ: Скажите тогда Вы, mon cher papa, как можно любить трёх апельсинов
сразу?
PAPA: Mon papa ne veut pas Que je danse, que je danse Mon papa ne veut pas Que
je danse la polkа.
Папа разводит руками и рассказывает о символическом значении трёх апельсинов
и про нелюбовь Гоцци к Гольдони, а Гольдони к Гоцци.
Да-а, за такими занятиями и застигла весна Софи. Может, лучше будет: Софи
весну… весну своей юности.
Весна, как все понимают, в метафорическом смысле… о-о-о! пошутил! Это да,
да, шутка…
Из Шлегеля Фридриха, из его эротических новелл.
Из эротических новелл позже, ещё не время.
весна священная (транскрипция)
«Весна… – воображает себе что-то, не знаю что Софи, Софи нежится, вдыхает
запахи, зацветающей Весны. Зацветающие весенние цветы посылают ей знаки. И
знаки, знаки будоражат всё внутри неё, и её «всё внутри» нежно отзывается. Все
Малербы, Селадоны и Артамены прошли. Теперь, посидеть бы рядышком с
этим… с этим туманом, – Весна-а…»
Весна бывает разная. Одна такая, что как вдруг займётся! ручьями, речками и
водопадами; вчера ещё всё было так далеко; «…до весны, как до Луны, – говорил
известный уже нам патологоанатом, раскладывая топоры и пилы перед вскрытием
(ну, наконец! рассмешил!); а сегодня! солнце вразнос, птички вразнос, и у тебя
неистовствует всё и припекает тоже всё, словом, «мама родная!»
Есть другая весна. В день по чайной ложке. Живёшь себе, вроде и ничего не
происходит, и незаметно ничего, и не ждёшь-даже-пождёшь, листаешь себе
Kalenderblatt, а Kalenderblatt – извини, на минуточку – бесконечнось. А потом
смотришь – все уже в майке, а ты ещё в шубе – не заметил.
А бывает весна священная… когда, как в сон, проникают звуки, эти, которые
гобоями-свирелями, шепелявя, шевелят туман, который прилип к земле, боится
оторваться от земли, прилип к ней, приник; который, вздохнув, всё же
поднимается, выворачивается, боязливыми, боязливыми спазмами, перекличками
флейт…
71
– Гуси, гуси!
– Га-га-га?
– Есть хотите?
– Да-да-да!..
Насчёт «священная»: если у молодых όсобей всяких видов растений и
животных набухают весной почки – так у человеческих όсобей они набухшие в
любое время года, хотя, весна… весна добавляет жару, вершит своё весеннее
дело, весенние свои делишки; упорно, настырно, и ласковая, и хитрая, и сильная.
Ах, весна священная – это не та весна, которая наступает каждый год с почками
и с томлением членов, а та, которая наступает раз в жизни, у мотыльков,
например (бабочек); эх! известный энтомолог разошёлся бы здесь.
– Гуси, гуси!
– Га-га-га…
Всё дело в линии горизонта. Одно дело, когда горизонт – прямая линия, сразу
понятно, что речь идёт о земной жизни, о жизни на земле… бабочки те же,
мошки, канарейки; всякий здесь хочет со своим маленьким разобраться, своё
маленькое устроить и пристроить, поступить на службу, послужить в меру, быть в
ладу со своей совестью в меру, полюбить немножко, погрустить, если надо,
немножко, словом, как сказал один знакомый дрессировщик собак: «есть такие
собаки, которые неистовствуют», «а есть, – как сказал один тоже знакомый
служитель зоопарка, в том же разговоре – птица, которая называется марабу – так
у неё, в её лысом лбу, – сказал он, – собраны все загадки мирозданий». Так это всё
Театр? Спектакль? и вот тут, когда «загадки мирозданий», на картине перед нами
вдруг появляется выпуклый горизонт, линия горизонта такая выпуклая, как лысая
голова марабу, как внешняя часть шара, как глобус; и художник, у которого на
картине тоже и охотники, и собаки, и кролики, говорит нам уже не о жизни на
земле, а про то, как Земля вместе с Марсами, Венерами, созвездиями Пса и с
Большой Медведицей, как Земля в окружении всех этих Марсов, Венер, созвездий
Пса и Большой же Медведицы, со всеми этими выпуклыми ли вогнутыми, никто
этого не знает, мирозданиями несётся сама не зная куда; только и охотников, и
собак теперь, на картине, художник поворачивает к нам спиной, потому что лица
их, как бы они ни были красивы, умны, учёны, добродетельны и
целеустремленны, будут изображать одно и то же, то, что велит им мироздание, и
законы, конечно же, придумает сам художник, железные законы, по которым, в
его картине, живут все: и солнце, и планеты, и кролики, и сама весна священная, и
все умные, учёные и добродетельные. Словом, ещё раз, чтоб понятнее: одно дело
Зигфрид, которому и споткнуться или чихнуть (это как кому больше нравится -
всё равно и то, и другое mauvais ton) и чихнуть лишний раз нельзя (миф всё же,
Парки, Норны и т.д.), и другое дело «добрый мой приятель», которому ни чихать,
72
сколько хочешь, ни спотыкаться, хоть заспотыкайся, не запрещается и даже
кажется, что у них с Татьяной (роман всё же)…
Впервые именем таким
Страницы нежные романа
Мы своевольно освятим.
…с Татьяной Лариной ещё что-то могло бы и быть, или может ещё что-то и
получиться, получится… или получится ещё, хотя, это только кажется. На этот
предмет можно было бы поговорить, всё равно о тенях говорим, в смысле,
простите, развития литературной формы от эпоса к роману, но потом, потом,
вполне возможно, почему бы нет?
Да мне плевать… это неправильно! Да нам плевать на то, что мы не знаем кто
такой Грюневальд, или Брейгель, или святая Бригитта, нам главное – понять, что
для всякого, кто бы он ни был и где бы он ни был, и когда бы он ни был есть своя
красота. А все разговоры по поводу того, что века должны пройти, чтоб от всей
этой мистики, от всего этого спиритуализма перейти к Малербам и Селадонам,
Артаменам, мадемуазелям де Скюдери, Фонтенелям, Монтескье и к Нежности-на-
Любовной Склонности, и Нежности-на-Уважении и Нежности-на-
Благодарности?.. или, пусть и к Земфирам и Алеѝкам, Болконским и Наташам – все
эти разговоры – сплошные риторические фигуры и художественные произведения
своего «я»… Это мне подходит, это мне нравится, это я и считаю настоящим,
настоящими разговорами о тенях. Всегда и
