чёрной пирамиды, но, увидев копьё, сразу прятались обратно.
Бабай-Байбукин тоже как-то скукожился на своём престоле.
— Не имеешь права этим оружием воевать, — проскрежетал он, и я подумал, что так скрежещет сломанный механизм. — Этим копьём только истинных хозяев защищать позволяется. Что, законов не знаешь?
— Я-то знаю! А вот ты запамятовал! Так вот, я без хозяйки осталась, но дом свой не бросила, все годы его берегла. Поэтому имею право сама себе новых хозяев выбрать! А, стало быть, могу мой дом им в дар поднести. И хозяевами своими наречь! И твои козни ничего с этом поделать не могут. А ещё, знаешь, что это за огонь, которым моё копьё горит? Это моя любовь к хозяевам моим: Владюше и Ульянке! Меня никто никогда не жалел, не привечал, не любил! А эти сразу мне свою любовь показали: и одели, и накормили-напоили, и уваженьем своим одарили! И в дом мой новую жизнь вдохнули, радость в его стены принесли! А тех, кого ты кошмарами своими замучил, всех заброшенцев, они спасти захотели, себя не жалея! Вот что за люди мои хозяева! И за них я тебя и всех твоих ужастей испепелю, а их в обиду не дам, так и знай!
И Домуша-воительница направила острие своего огненного копья на Бабая. Из копья вырвался луч, похожий на луч лазерной указки, только толще. Когда красный зайчик заплясал по чёрному одеянию Бабая, раздалось шипение, из образовавшейся дыры повалил вонючий чёрный дым и засочилась чёрная же слизь.
С шипением слился голос Бабая. И он уже не орал, а жалобно выл.
— Ну что ты, что ты! Не принимай близко к сердцу! Ну малость поцапались, но свои же друг другу! Ты что же, ради каких-то людишек со мной поссориться хочешь? Не дело это! Нам вместе держаться надо!
— Я рядом с тобой близко находиться не желаю, и тебя своим не считаю! Мои — вот они, рядом со мной стоят!
И Домуша махнула в мою сторону. Я немного удивился, почему Домуша говорит обо мне во множественном числе, обернулся и увидел стоящую рядом Юльку. Если точно, не саму Юльку, а как бы её голограмму. Но держала меня за руку она крепко, по-настоящему.
А Домуша, тем временем, прожгла уже несколько дырок в одеянии Бабая, и он верещал, как резаный.
— Чего хочешь? — вопил Бабайка. — Говори, всё исполню.
— Обещаешь? — сурово спросила Домуша.
— Клянусь всеми страхами и кошмарами мира!
— Да, для тебя эта клятва сильная, самым дорогим для себя ты поклялся. А требований у меня много будет. И на каждое ты должен отдельное обещание, отдельную клятву дать.
— Говори скорее! Ох! — вопил Байбукин подпалённый Домушиным копьём.
— Слушай. Уберёшься ты из наших краёв на вечные века вместе со всеми своими ужастеями!
— Обещаю, клянусь!
— Нигде, никогда и никого не будешь боле в свои кошмары затягивать! Если и приснится человеку что-то страшное, пусть с пробуждением всё развеется без следа!
— Обещаю, клянусь!
— Немедленно отпусти души всех людей, которых ты терзаешь. И не только в Заброшенке, но и повсюду.
— Обещаю, клянусь!
— И тех, кто уж не дышит по твоей вине, если возможно, к жизни возврати!
— Нелегко это, но постараюсь! Клянусь, что все силы приложу!
— С Заброшенки и других мест, где ты над людьми издевался, невидимость сними, да так, чтобы никто об этом не удивлялся!
— Сделаю, сделаю! Ой, не надо! Клянусь!
(Дело в том, что после каждого своего приказа Домуша прожигала в Бабае новую дырку, приговаривая: «На память, чтобы запомнил лучше!»
— Документ на дом хозяину моему выправи нормальный, чтобы он законно домом владел!
— Обещаю! Всё исполню! Клянусь!
— И деньги, что обманом выманил, верни!
— Да не нужны мне вовсе эти деньги! Конечно верну! Клянусь!
Я увидел, что стоявшие на коленях люди стали один за другим подниматься и распрямляться во весь рост.
— Убирайся! Чтобы духу твоего здесь больше не было! — закричала громовым голосом дева-воительница и напоследок метнула молнию в основание пирамиды, на которой восседал Бабай. Раздался оглушительный треск и грохот, который слился с воплями Бабая и ужастей…
И я проснулся.
Было прекрасное летнее утро. Сквозь пестрые занавески пробивались солнечные лучи. И за окном пели птицы! Все исполнилось.
— Мы победили! — заорал я и обнял Юльку.
Она кивнула, и только тут я заметил, что она плачет.
— Юлечка, ты что? — не понял я. — Успокойся, всё уже позади!
— Влад, отвези меня, пожалуйста, домой. Пока ты спал, большое горе случилось. В метро был теракт. А Саша как раз в этом вагоне находилась. Сейчас она в реанимации, врачи ничего не обещают.
И Юлька зарыдала во весь голос, бросившись ко мне на шею.
— Да, конечно, сейчас поедем, — я растерянно гладил её по голове. И вдруг меня осенило: — Юль, а откуда ты узнала?
— Мама позвонила, — сквозь всхлипы объяснила Юлька.
— Постой, тут же связи нет, — удивился я.
Юлькин мобильник лежал рядом на табуретке. Я схватил его: связь была.
— Я телефон рядом кладу, чтобы время смотреть, — пояснила Юлька. — и вдруг, в середине ночи — вызов. Смотрю: мама звонит. Ответила, а она рыдает, просит срочно приехать, рассказала про Сашу. Я хотела сразу же тебя разбудить, я одна отсюда не выберусь. Не знаю, что меня удержало. Испугалась я за тебя, подумала, если и ты погибнешь, и Саша погибнет, мне этого не пережить! Потом хотела сама маме позвонить, а связь снова исчезла. Решила ждать, пока ты сам проснешься. Давай, поедем поскорее, одевайся!
— Погоди, Юлечка! — я зашёл в журнал вызовов на её телефоне и увидел, что ни сегодня ночью, ни в последние несколько дней Юле из дома никто не звонил. Я не стал пока ей ничего говорить.
— Погоди, — повторил я. — А вдруг это какое-то недоразумение? Или новые происки Байбукина? Давай, позвони-ка маме ещё раз. Связь сейчас есть. Только смотри, не напугай родных. Вдруг тебе всё это привиделось? Поставь на громкую связь.
Я протянул Юльке телефон. Она несколько секунд собиралась с духом и, наконец, нажала на вызов.
— Юлечка, — раздался в телефоне спокойный, даже радостный голос её мамы. — Как хорошо, что ты позвонила. Мы все соскучились. Ты откуда звонишь? Что, связь появилась?
— Да, появилась связь, — ответила Юлька. — Мама, а как у Саши дела?
— Да нормально. На работу сейчас собирается. Позвать её?
— Не надо. Привет ей передай! Скажи, чтобы берегла себя!
— Сашенька, тут Юлечка звонит, привет тебе от нее, и просит передать, чтобы ты себя берегла.
— И от меня привет взаимно! Тронута её
