входу в пещеру.
Гамбусино, помянув еще раз про себя дьявола, убедился, что его подозрения насчет того, кто такие эти трое немцев, были небеспочвенны. Доктор Моргенштерн и Фриц сидели по отношению к нему точно в профиль, третий немец — лицом, но его гамбусино не знал. Ему оказалось достаточно лицезрения двух первых, чтобы от распиравшей его злости едва не задохнуться. Когда они отползли от пещеры на несколько метров, он произнес яростным шепотом:
— Снова нам поперек дороги встали эти проклятые немцы! Заговорены они, что ли? А ты узнал их?
— Ну конечно! Я не ошибся, значит, когда предположил, что это немецкий язык.
— О чем ты думаешь! Лучше скажи-ка мне, как они попали в эту пещеру?
— Им черт помог!
— Не иначе! А нам он заодно голову заморочил, а то бы мы ни за что не приняли одного из них за полковника Глотино, и все же эти ребята — далеко не такие простодушные, какими хотят казаться, ты заметь: как только мы начинаем что-то затевать, они непременно встают у нас на пути, как будто узнают об этом заранее.
— Но это еще не самая большая опасность, которую несет с собой их появление.
— Что ты имеешь в виду?
— Почему-то всегда, как только они нам попадаются, очень скоро появляется и Отец-Ягуар. Я уверен, он и сейчас где-то недалеко отсюда.
— Твоя правда. Но я надеюсь, что хотя бы Отцу-Ягуару черт не помогает.
— А вот это известно только им двоим с чертом, и никому больше. Кстати, ты пересчитал седла, которые лежат на полу в пещере?
— Да, там лежат шесть седел для верховой езды. У костра сидело тоже шесть человек. Следовательно, Отца-Ягуара здесь никак быть не может.
— Что будем делать? Поскачем дальше? Ладно, это мы с тобой обсудим потом, а сейчас я должен сочинить благодарственную записочку для этих немецких коротышек.
Гамбусино задумался на минуту, глядя остановившимся взглядом перед собой, и наконец произнес:
— Я думаю…
— …что надо дать им уйти и на этот раз? — продолжил эспада, научившийся наконец понимать с полуслова своего компаньона по грязным делам.
— Да, не следует их задерживать. Сами по себе они не представляют для нас никакой опасности. Ну, убьем мы их, а что толку? А вот если проследим, куда они направляются, то, я уверен, доберемся и до самого Отца-Ягуара.
— Так, значит, ты думаешь, что мы должны таскаться за ними, куда бы им не взбрело в голову отправиться?
— Хм. Это вообще-то, конечно, выглядело бы глуповато, но в этой истории для нас с тобой имеется еще одного интерес.
— Какой?
— Они богаты…
— Ты думаешь?
— А как же! Тот, кто предпринимает такие путешествия, должен иметь кое-что в кармане. Но есть и еще один повод для того, чтобы последить за ними. Тебе знаком третий немец?
— Нет.
— А ты бывал когда-нибудь в Лиме?
— Он что — оттуда?
— Да. У меня нет никаких сомнений, что это именно тот человек, которого я там когда-то знавал. Слышал ты когда-нибудь имя Энгельгардта?
— Неужели ты имеешь в виду тамошнего банкира-миллионера?
— Именно его, того самого.
— Ага, я тебя понял. Хорошая мысль! Если у нас ничего не получится с сокровищами, мы, по крайней мере, сможем получить компенсацию за свой поход в Анды с помощью выкупа за его жизнь, так?
— Вот-вот! Много мы с него, пожалуй, не возьмем, всего лишь половину его состояния, заплатит — освободим, так уж и быть.
— Как это «освободим»? А если он наведет на нас полицию? Нет, это было бы глупостью! Пусть сначала заплатит, а потом… — в расход его! Согласен? Поможешь? Найдем мы сокровища или нет — еще вилами на воде писано, а тут — верное дело.
— Ты прав, полностью прав. Так значит, мы берем его в плен, а что будем делать с двумя немцами-коротышками?
— Ну на что они годятся? Прикончим.
— А индейцы? Ты забыл о них? Как мы тут спрячем концы в воду?
— Можно сделать так, что они будут молчать, как будто воды в рот набрали.
— Почему ты в этом так уверен?
— Мы возьмем банкира себе, а им отдадим коротышек и скажем, что эти иностранцы очень богаты.
— Идет. Пока суд да дело, мы сможем делать, что пожелаем.
— Да-да, а потом, кстати, когда все будет кончено и с теми, и с другими, состояние коротышек достанется опять же нам.
— Но как быть с этими двумя аррьерос и пеоном? Задерживать их здесь? Какой в этом толк? Все равно с них ничего не возьмешь. А отпустим их, они нас выдадут…
— А мы не сделаем ни того, ни другого.
— Как это?
— Все решат три пули или три удара ножом.
— Да, скор ты на расправу! Но это правильно, иначе ничего у нас не выйдет. Но остается еще вопрос: как к этому отнесутся индейцы?
— Поддержат нас, я уверен. Пойду, на всякий случай переговорю с ними. Жди меня здесь!
Вернулся гамбусино не один. С ним были вождь мойо и шесть его воинов, седьмой остался при мулах.
— Они согласны, — прошептал Бенито Пахаро. — Банкир — наш, коротышки достаются им. Но они не хотят никого убивать. Аррьерос и пеона придется убирать нам самим, так что бери-ка ты оружие в руки.
— Ладно. Когда мы этим займемся?
— Немедленно.
— Как будем действовать?
— Мы с тобой подползем к ним с той стороны, где сидят аррьерос и пеон, а индейцы — с другой. Как только прогремят наши выстрелы, они бросятся на немцев, разоружат их и свяжут. Все! Пошли!
Уже возле самого входа в пещеру гамбусино прошептал эспаде:
— Я беру на себя аррьерос, а ты — пеона. Стреляем им в головы, как только я произнесу «три», понял?
— Да, — спокойно ответил Перильо и взял ружье на изготовку.
— Целься! Итак, раз, два, три!
Несчастные, ничего не подозревающие аррьерос и пеон были убиты, а немцы связаны и обезоружены. После этого индейцы быстро обшарили трупы, забрав у них все мало-мальски ценное, а потом вынесли их наружу, бросив возле входа в пещеру как попало.
Пролитая кровь возымела своеобразное действие на вождя Острие Ножа: он всячески старался подчеркнуть, что относится к гамбусино с большим почтением. С угодливостью лакея он быстро развел костер, сложенный особым образом, специально для того, чтобы при его свете гамбусино и эспада могли показаться пленникам в полный рост.
И те не преминули воспользоваться возможностью произвести на своих врагов дешевый устрашающий эффект.
— Добро пожаловать в горы! — произнес деланно-торжественным тоном гамбусино. — Счастлив приветствовать вас здесь! Мне всегда приятно видеть
