Этого не могло быть, но это было именно так.
Сценарий пошёл совершенно иначе.
Человек приблизился к самому краю картины, не отрывая от моего лица изумлённо‑заинтересованного взгляда, а затем…
Рука против воли легла на игломет, зябкий холодок прокатил по позвоночнику…
Нога в тёмном ботинке ступила на жёлто‑зелёный мох Утопии‑4. Ткань гобелена потянулась было вслед, словно сопротивляясь своеволию своего персонажа, но отпустила, когда человек сделал ещё один шаг, по‑прежнему не спуская с меня внимательного взгляда. Теперь он весь был вне картины.
Я не заметил момента слияния сознания с псевдодействительностью, как это обычно происходит при просмотре гобелена. Потому что, адово семя, не было никакого слияния. Готов поклясться. Просто этот человек, его образ, не существующий вне картины, взял и вышел из неё… Видимо, я слишком сильно приложился головой при падении. Или ломка на станции, как я и подозревал, не прошла бесследно, что сказалось именно сейчас. Одно наложилось на другое…
Ерунда. Всю свою сознательную жизнь я доверял глазам, каким бы невероятным ни казалось то, что видишь. В Академии учат тому же самому – умению принимать очевидные факты, буквально вбивая это в особенно строптивые головы. Наверное, именно поэтому шелтян так трудно удивить чем бы то ни было – вместо удивления следует осмысление и трезвый расчёт. При необходимости – ответная реакция, если возникает угроза для собственной жизни. Ведь иногда лишь какие‑то доли секунды отделяют тебя от той грани, за которой поджидает смерть.
Укоренившаяся в подкорке привычка взяла своё и сейчас – отбросив предположения о своём безумии как беспочвенные, я просто наблюдал за происходящим. Хотя, надо признаться, находясь в некоторой прострации.
Мягко ступая по жёлто‑зеленому мху, человек аккуратно обогнул тело Менги и медленно подошёл к подножию моего пригорка.
– Не хочешь спуститься, чтобы поговорить? – дружелюбно поинтересовался он совершенно обычным голосом среднестатистического гражданина Новы‑2.
– Ты не Никсард, – резче, чем хотелось, ответил я, не трогаясь с места.
– Естественно.
Его внешность после этого признания стала расплываться. Несколько секунд… и передо мной стоял Хэнк, растянув губы в знакомой ёрнической ухмылке.
– Это тоже обман.
– Конечно, – опять согласилось со мной это нечто. – Я лишь использую предоставленные мне образы, знакомые тебе лично. Так ты не хочешь спуститься?
– Нет.
Очередная «переплавка», и передо мной снова Никсард.
– Тогда хоть присядь, что ли, – укоризненно предложил он. – Не очень‑то приятно задирать голову, когда ты наверху. Так уж и быть, чтобы лишний раз тебя не нервировать, подниматься к тебе я не стану.
Просьба была необременительной, поэтому я медленно опустился на корточки, не спуская насторожённых глаз с этого создания.
– Спасибо. Так гораздо лучше. – Он улыбнулся и потёр пальцами подбородок. Очень естественный жест. – Наверное, тебя интересует, откуда я о тебе знаю. О тебе, о Хэнке, о Никсарде, внешностью которого, кстати, сейчас пользуюсь. Надеюсь, ты не против?
Я промолчал, но его это ничуть не смутило.
– Я чувствую твоё недоумение, – так же дружелюбно продолжал он, словно разговаривал со старым приятелем. – Но все просто. Узнаешь эту штуку? – Он поднял руку, показывая ладонь, и я увидел на ней чёрный диск эмлота.
– По‑твоему, сейчас я должен воскликнуть – а, все понятно, галт меня задери. Какой же я кретин, что не сообразил раньше, – довольно равнодушно предположил я. – Но мне все ещё ничего не понятно.
– Ладно, мне он больше не нужен, так что держи, – «Никсард» кинул эмлот мне. Если бы я чувствовал хоть малейший признак угрозы, то не принял бы этот сомнительный дар. Но я его поймал, судорожно стиснув в ладони. Действительно – эмлот. Очень даже «вещественная» вещица, если можно так сказать.
– Дело вот в чем. – «Никсард» небрежно ткнул пальцем в кольцо живой плоти, пятнистая поверхность которой едва заметно колыхалась и подрагивала вокруг холма. – Вот это образование, которое ты называешь про себя волной… я, кстати, лишь её часть, одушевлённая для разговора с тобой, является… как бы это выразить… В тех знаниях, что я почерпнул из пси‑матриц Хэнка с Умником, нет подходящих понятий, поэтому приходится подбирать лишь приблизительные аналогии… В общем, можно сказать, что волна – местный артефакт некой древней цивилизации, проживающий здесь с незапамятных времён. Очень даже разумный.
Морщась, я потёр пальцами виски. Только внезапной головной боли мне не хватало – по поводу артефактов древних цивилизаций, разговаривающих в манере Хэнка… Честно говоря, эта тема стара и избита. В Федерацию входит несколько планет, на которых до сих пор находятся древние сооружения неких технов – я имею в виду телепортационные порталы. Разнокалиберные исследователи носятся с ними, как… а проку никакого. Как ими пользоваться, никто не знает.
– Допустим, ты говоришь правду. И кто же тебя создал? – я устало усмехнулся, просто обречённый задать этот вопрос. Вся эта болтовня с кем бы то ни было мне сейчас совершенно ни к чему. У меня хватало своих проблем.
«Артефакт» пожал плечами: этакий скромный человечек с мудрыми глазами и застенчиво‑грустной улыбкой на губах. Прямо свой парень, галт его задери – если не знать того, что он только что рассказал тебе.
– Тебе знакомо понятие энтропии? Время – самый разрушительный фактор во Вселенной. Волна износилась, несмотря на все свои сверхсовершенные биомеханизмы саморегуляции. Разрушилась память, стёрлись знания. Деградировал интеллект. Благодаря информационным структурам, заложенным в тот прибор, который ты сейчас держишь в руке, я сумел восстановить структуру собственного интеллекта, но знания по‑прежнему утрачены. Кем была создана волна, когда… А фиг его знает, как любил говаривать твой приятель Хэнк. Могу лишь сказать с большой долей достоверности – для чего. Так вот, волна представляла собой инструмент для создания на ранее безжизненных планетах самодостаточных экосистем, приспособленных к физическим условиям конкретного мира. Когда‑то эта планета, вероятно, тоже была безжизненной. Я этого не помню. Но работа, как видишь, выполнена.
Я поневоле вспомнил модифицированных солдат лорда Джафаса. Монстров, созданных, уже вне всякого сомнения, с помощью частиц этой волны.
– Должен сказать, что пока ты… пребывал в безмозглом состоянии, нашлись некоторые люди, сумевшие использовать твой биоматериал в собственных целях… И не скажу, чтобы мне понравился результат…
– Я понимаю твоё беспокойство, – кивнул «артефакт», – но оно теперь совершенно напрасно. Я уже осознал проблему, и с этого момента никто не сможет повторить подобное.
– Перекроешь каким‑либо образом доступ на планету? – предположил я равнодушно.
– Зачем? Все будет гораздо проще. Создав жизнь на этой планете, волна должна была раствориться в ней, стать неотъемлемой и неразличимой частью её биосферы… Но почему‑то в прошлом этого не произошло, вероятно, какой‑то сбой. Настало время исправить ошибку.
– Выходит, ты просто исчезнешь? – недоверчиво уточнил я. – Прекратишь существование?
– Не совсем… – он нахмурился, явно испытывая затруднение. Имитация человеческого поведения благодаря пси‑матрице Хэнка удавалась ему блестяще. – Впрочем, можно сказать и так. Кстати, твоё желание, сила которого взбудоражила всю округу и привлекла моё внимание и из‑за которого, собственно, состоялся весь этот разговор, я выполнил.
– Желание?
Я непонимающе уставился на это создание.
– Да, твоя подруга. Я её… как бы это сказать… починил. – Он стряхнул озабоченность и уже деловито и сухо закончил: – Ладно, пора прощаться. Испытываю стремление закончить все свои дела до того, как сюда заявятся твои друзья. Я передал им координаты твоего местоположения, так что тебя заберут, как только разберутся со станцией…
– Друзья? – машинально повторил я, думая лишь о том, что он сказал до этого и чувствуя, как меня охватывает лихорадочная дрожь возбуждения. Как это – «починил»? Как это возможно?!
– Прости, я упустил из виду, что ты не можешь этого знать. Смотри сам. И прощай.
На полотне гобелена Фасгалиа вместо пригородного парка Тиртиниума на фоне межзвёздной черноты космического пространства вспыхнуло изображение планеты Утопия‑4. Я невольно прикипел к нему взглядом. Представшая картина была достаточно красноречива, чтобы разобраться в происходящем без сопроводительных пояснений. На орбите бело‑голубого шара висел знакомый диск станции «Призрак», а вокруг него развернулось настоящее сражение: два корвета, судя по всему, входившие в оборонные силы лорда Джафаса, обменивались лазерными и ракетными залпами с противником – целым десятком разнокалиберных военных кораблей. Характерные силуэты корпусов и очертания надстроек однозначно указывали на то, что эти корабли большей частью принадлежат Федеральным Силам Звёздного Реагирования, а в парочке особо шустрых, хотя и мелких, я признал корветы с Шелты. Месть свершилась, пусть и несколько запоздало. Без меня. Да и галт с ней, с местью…
