В нашей роте было семь групп с 41-й по 47-ю, в среднем по двадцать пять человек в каждой.
Состав нашей 47-й группы из двадцати восьми курсантов по тем временам был вполне обычным, то есть интернациональным: тринадцать человек (46,4%) были призваны из России, семеро (25%) — из Беларуси, шестеро (21,4%) — с Украины и один (3,6%) из Литвы. Своих земляков назову поименно: Николай Владимирович Черный из Белыничей, Владимир Григорьевич Сыман из Слуцка, Анатолий Арнольдович Кржачковский из Борисова, Виктор Васильевич Шутиков из Гомеля, Леонид Николаевич Станкевич из Барановичей, Александр Зайковский из Воложина. Понимаю, что делать выводы лишь по одной да к тому же небольшой группе некорректно, тем не менее не могу удержаться от простительного хвастовства: каждый четвертый — из Беларуси.
Такая пропорция соблюдалась и в целом по стране, это известный факт — каждый четвертый, а может быть и третий, кто служил в Военно-морском флоте СССР, был призван из нашей республики. К этому следует добавить, что не менее семидесяти четырех адмиралов, как пишет Долготович Б. Д. в книге «Адмиралы земли белорусской» (Минск, «Беларусь». 2009, с. 8, с. 47) тоже были родом или жили в Беларуси. И после этого у кого-нибудь повернется язык сказать, что Беларусь — сухопутная страна?
Вывод: Беларусь — морская страна, хотя если без шуточек, она может быть таковой только в союзе с Россией, которая имеет выходы к морям и океанам. Без России, увы, многие наши достоинства остаются непроявленными.
Из общего ранжира 47-й группы выделялся балагур и повеса Анатолий Кржачковский. Как-то получалось, что в быту он был не в ладах с уставом и воинской дисциплиной. Выше уже упоминался забавный случай во время самостоятельной подготовки.
Толя, мой земляк из Борисова, по характеру простой, веселый и непосредственный парень, очень общительный и контактный, поэтому и его прозвали Сыном. Автором прозвища был мой друг и сообщник по совместным проделкам Володя Шилин.
Однажды на заре курсантской карьеры Толя имел неосторожность в присутствии старшины роты Василия Ивановича оторвать на бушлате пуговицу, которую крутил по дурной привычке. В назидание остальным он за это был наказан образцово-показательным образом. Ему выдали «скромный» наряд — пришить все пуговицы, оторванные на форме, хранящейся в баталерке четвертой роты численностью в двести человек. Пришлось ему, как Золушке, до утра трудиться, а на занятиях отвечать по вопросам изучаемого материала без скидки на бессонную ночь.
Как-то Толя попытался спародировать «баночные беседы» командира роты Анатолия Лаврентьевича Дашука. Вскочил на баночку, а она не пожелала участвовать в политической сатире, испуганно перекосилась и сломалась.
На этот раз Василий Иванович, в силу уже сложившихся «дружеских» отношений с шутником, отнесся к выдаче наряда с гораздо большим тщанием и отеческой заботой. Теперь Толе надлежало отремонтировать все баночки, поломанные четвертой ротой, численность которой с описанного выше случая в меньшую сторону не изменилась, и в подсобке их накопилось немалое количество. Провинившемуся выделили для ремонта один гвоздь и молоток. Зато последовало грозное наставление:
— Как хочешь, так и ремонтируй!
После такого внимательного и заботливого отношения Толя сначала воодушевился, а затем впал в служебную депрессию. Как ни крути — задание выполнять надо, так как игнорирование может повлечь гораздо более крутые меры. Но как его выполнить? Толя в грустной задумчивости почесал репу, и логический ход мыслей направил его стопы к столяру. Дед, исполнявший эту важную и крайне необходимую в Отряде должность, по-отечески отнесся к курсантской Золушке. Видимо, он по совместительству сверх штата исполнял обязанности отрядной феи. Толя подарил доброму старику не пару хрустальных туфелек, а пачку сигарет, и тот за ночь отремонтировал все табуретки, в том числе и ту подлую баночку, которая в самый ответственный момент сломалась.
Среди остальных выделялся преподаватель, который всегда ходил в гражданском костюме, хоть и имел звание подполковника морской авиации. Невысокого роста, плотный, с лысой и оттого еще более круглой, напоминающей шар, головой. Вел сопромат, строгим он был и взыскательным; считал, что на «пятерку» предмет знает только он. Для некоторых сия дисциплина являла туманную и недоступную планету Сатурн, постичь которую очень тяжело. Для меня же сопромат был не трудным, не тяжелым. Однако когда получил четыре балла, то гордился.
С легкой руки морского подполковника у нас образовалась привычка называть друг друга не курсант, а тарсант, с явным намеком на Тарзана.
Эта «фишка» стала популярной среди курсантов и других рот, и даже брашпилей.
Морской подполковник слыл умным мужиком и любителем своеобразного юмора, с оттенком интеллектуальности и учености, — он задавал такие замечательные вопросы, которые повергали нас в недоумение или в непреодолимый ступор:
— Товарищ тарсант, что нужно сделать, чтобы залезть на потолок? — Видя, что курсанты являют собой скопище опешивших тарсантов, он тут же отвечал: — А вы, товарищ тарсант, возьмите интеграл.
Правда, с помощью столь замечательного математического знака никто из нас на потолке так и не побывал. Любил поставить курсанта в затруднительное положение, предлагая построить эпюры нагруженной балки.
Насколько он талантливо разбирался в науке, настолько же путался в своих замечательных тарсантах. Чтобы не заблудиться в тарсантских дебрях, ориентировался с использованием доступного средства — списка из учебного журнала. При личном общении он нас идентифицировал исключительно при помощи боевого номера. Если на моем боевом номере выведено «Т-47-13», то он называл меня не по фамилии, а обзывал той самой чертовой дюжиной, под которой спустя восемнадцать лет с момента рождения я был зачислен в 47-ю группу. Тем самым как опытный штурман каждого из нас отождествлял в прокладываемом курсе движения к свету знаний с географической точкой.
Мои товарищи не терялись, и данное обстоятельство использовали себе на пользу, но исключительно в целях приближения к светочу знаний. Например, Толя Кржачковский не очень стремился постигать сопромат, поэтому вместо него зачет пошел сдавать Кеша Корочкин, предварительно они, естественно, поменялись голландками, а значит, боевыми номерами. И номер удался, уловка не была замечена преподавателем.
Бывший командир дизельной подводной лодки Краснознаменного Черноморского флота, капитан 2-го ранга Юрий Павлович Колчин преподавал «Радиоэлектронику и импульсную технику» («РЭИТ»). Его манера — он быстро вычитывал лекцию, закруглял ее словами «чтобы у матросов не было вопросов», затем переходил к наиболее интересной части занятий — флотским легендам, байкам, описанию сложившихся традиций. Эта часть лекций — наиболее интересная. Затаив дыхание, подавшись корпусом вперед, мы не пропускали ни единого слова бывалого моремана. С одной стороны, Юрий Павлович, конечно, лишал удовлетворения пытливый ум, тяготеющий к получению профессиональных знаний, а с другой, — притворным безразличием и даже цинизмом возбуждал живой интерес к флотским традициям, быту, жизни и прививал нам любовь к морю.
Однажды на таком диспуте Юрий Павлович имел неосторожность заговорить о флотской лексике. Тема заинтересовала курсантов, естественно, захотелось узнать побольше подробностей. К величайшему разочарованию, морской волк посмотрел на часы и засобирался уходить, только интригующе бросил:
— Попадете на флот, там все узнаете.
Может показаться, что преподаватель показал фигу в кармане. Но понятно же, что не было смысла развернуто освещать специфическую тему. Битый морской волк, понимая это, не стал распространяться и брать на себя ответственность. В естественных условиях морской жизни, когда раскрываются исторические особенности возникновения того или иного слова, человек полнее постигает моряцкий жаргон. Как и более точно раскрывается и понимается морская этика. Запомнилась показательная деталь. Юрий Павлович как-то проговорился, что в личную автомашину «Волга», где сидения покрыты чистыми чехлами, сажает только девушек, одетых в белое. Поистине, это был лощенный эстет и рисующийся повеса.
Благодаря замечательным и прекрасным преподавателям мы уяснили работу узлов и механизмов мин и торпед, находящихся на вооружении, узнали устройство торпедного аппарата, нам стали понятны многие термины, например, такой как «акустическая змейка», почему торпеда при самонаведении на цель идет именно так, а не по-другому. Самым важным было то, что мы почувствовали уверенность в себе, в своих знаниях, понимали, что придем на флот с заделом, который поможет освоить сложнейшую военную технику. Понятно, что на вооружении стояла передовая военная техника, и нам предстояло эксплуатировать ее, с ее помощью обеспечивать защиту Родины.
