— Пришли. Вот мой подъезд, — робко сказала Глафира.
Обычное кирпичное здание в пять этажей. Такие строили в 60–80 гг. прошлого столетия. Несмотря на старость, очень часто квартирки в таких домах были, хоть и маленькие, зато очень уютные и теплые. Карине же выбирать не приходилось: либо улица, где девушка вряд ли бы смогла продержаться месяц, либо квартирка, где тебя накормят, напоят и спать уложат.
Они оказались в однокомнатной квартире, где явно сошлись в бесконечной борьбе прошлый и настоящий века: одна часть комнаты была заставлена старыми вещами, с которыми уже успело наиграться время, а другая — новыми.
Комнатка просто дышала чистотой. Все вещи лежали до того аккуратно, что Карина невольно поморщилась: она всегда любила легкий беспорядок. Взяв в руки статуэтку, стоявшую на старом телевизоре, синеглазая покрутила ее в руках, оглянулась кругом и произнесла:
— Видимо, не так давно одна живешь.
— Да… а как ты?..
— Вещи хранят воспоминания, — мутно ответила девушка и поставила статуэтку на место. — На самом деле то, что ты живешь одна, и так ясно. Слишком много вещей из прошлого. С мамой жила? — безразлично поинтересовалась Карина, подходя к стенке, на которой были прибиты несколько книжных полок.
— С бабушкой, — тихо отозвалась Глафира и, сглотнув, еще тише добавила: — Она умерла пару месяцев назад.
— Ясно, — все таким же безучастным голосом ответила Карина.
Глафира неуверенно переминалась с ноги на ногу. В мыслях она корила себя за свою нерешительность, ведь так часто, на протяжении трех лет, она в деталях продумывала их первую встречу с Кариной, их первый разговор. Но все с самого начала пошло не так, как ей это представлялось. Не таким радужным было все, что ли.
Почувствовав неловкое молчание, синеглазая оторвалась от созерцания корешков книг и повернулась к девушке. В глазах Карины не было злобы или какой-либо угрозы, но по какой-то странной причине они источали душащий холод. Холод, который бывает в предвечернем темном сине-сером тумане. Побоявшись утонуть в нем, Глафира поспешно оторвала взгляд. Синеглазая в первый раз за день улыбнулась не только губами, но и уголками глаз.
Как же меняет человека искренняя улыбка. Весь холод, который невидимыми змеями источали сине-серые глаза, отодвинулся на задний план, уступая место едва заметной благодарности. И когда Глафира все также нерешительно подняла взгляд на девушку, внутри у нее что-то болезненно сжалось от этой улыбки.
Карина протянула:
— Спасибо тебе. Взяла под свое крыло меня, считай, что бродягу без определенного места жительства. Да что там без определенного, — усмехнулась девушка, — вообще без места жительства.
— Как же без жительства? — поспешно отозвалась Глафира, цепляясь за то, что она теперь хоть что-то может говорить. Когда что-то задевало ее до глубины души: поступки людей, их слова или что-то другое — она всегда подавала голос и порой говорила такие вещи, которые в обычных обстоятельствах не могла бы произнести, а дрожащий голос со временем приобретал минутную храбрость. — Ты же у меня будешь! Вот тебе и определенное место жительства! Так что не говори глупости!
— Тиши, тише, — примирительно подняла руки Карина. — Хорошо, только не кричи. Могу я душ принять? Я, конечно, понимаю, что за мной ухаживали, несмотря на то, что я была немногим больше хладного трупа, но все-таки мне как-то самой хочется помыться.
Лицо Глафиры залил такой густой румянец, что, наверное, дотронься до ее щеки кто-нибудь пальцем, как вмиг бы обжегся. Карина вздернула бровь, не понимая, чем была вызвана столь бурная реакция на ее небольшую просьбу, но потом сообразила, что, видимо, она и была тем самым человеком, который и помогал ей «мыться», пока синеглазая лежала в коме.
— Хочешь помочь?
Коварная усмешка Карины только усугубила дело: румянец, который уже постепенно начал сходить, вновь вернулся на круглое личико Глафиры, глаза испуганно заметались, разбрасывая многочисленные взгляды по полу, а рот приоткрывался в рваном темпе. Испугавшись, как бы у мышки не случился инфаркт миокарда от такого предложения, синеглазая примирительно положила руку ей на плечо и, шумно выдохнув, произнесла:
— Ладно, сама разберусь, если ты не против. Не против же?
— Н-не против. Нет, не против… да…
— Ванная…
— Там, чуть дальше по коридору. Полотенце бери любое… и вообще бери все, что тебе понадобится, — не отрывая взгляда от пола, пролепетала девушка.
— Хорошо, — Карина убрала руку и пошла в сторону ванной комнаты, но потом остановилась на половине пути, обернулась и, позвав Глафиру, добавила: — Не становись медом, иначе тебя съедят мухи.
И с этими словами девушка удалилась в ванную.
***
— Мышка умеет вкусно готовить, — доедая остатки того, что было на тарелке, произнесла Карина.
Ее мокрые черные пряди были разбросаны по плечам, и в том месте, где они соприкасались с белой футболкой, расползались сероватые пятна. Майка намокла, но синеглазой, казалось, этот факт был глубоко параллелен. Сейчас ее занимала больше еда, нежели внешний вид.
Отодвинув пустую тарелку, Карина удовлетворенно улыбнулась и, откинувшись на спинку стула, вперила свой взгляд в Глафиру. Та сияла как начищенный до блеска медный таз — еще бы девушке не быть такой довольной, ведь ее стряпня пришлась по вкусу Туману!
— Ну-с?
— Да? — отозвалась Глафира.
— Я тебя очень внимательно слушаю.
— А… рассказать, что было… — Глафира тотчас же поникла.
— Да, хотелось бы узнать, что случилось вообще, — протянула Кара и взяла стакан с соком. — О, апельсиновый. Обожаю… Последнее, что я помню: ночь, улица. Ха-х, фонарь, аптека, блин, — усмехнулась девушка, вспоминая стихотворение Блока. — И свет, ослепительный. Вернее, два источника света. Судя по всему, это были фары машины…
— Тебя сбил грузовик, — тихо отозвалась девушка. — Это чудо, что ты…
— Чудо, что он меня не переехал! — хмыкнула Карина. — Жесть…
— Ты была в частном секторе, а там много овражков всяких, прудов… В общем, ты отлетела в один из этих прудов. Всего точно не знаю. Мне Михаил Викторович, наш главврач, толком ничего не рассказал. Поэтому в деталях я не смогу тебе передать все то, что было.
— Передавай, как есть, чего уж там, — пожала плечами Кара.
— Грузовик-то свернул в сторону, попытался тебя объехать, но мужчина, который сидел за рулем, был подвыпивший, поэтому, если бы не пруд, то тебя бы точно… — Глафира сглотнула, — переехало бы. В общем, грузовик неудачно влетел в одно из ограждений. Хозяин участка выбежал, чтобы узнать, в чем дело и вызвал милицию… но это неважно. Тебя заметили только через час.
— Эм, — Карина мотнула головой, словно она что-то упустила. — А я там не утопла, не? В пруду же валялась.
— Наполовину в пруду. Верхняя часть туловища на земле лежала.
— Оторванная, что ли? — недобро хохотнула девушка.
— Ну, нет, то есть… — мышка сразу же запуталась.
Карина допила сок и, видя, что Глафира вот-вот опять собьется с мысли, потеряется, а в результате упадет в обморок, с невозмутимым видом произнесла:
— Глафира… я тебе нравлюсь, что ли?
— Я? Мне? Что…
— Да не пугайся ты так. В этом нет ничего предосудительного. Просто я прошу тебя: соберись и поведай мне мою же историю. А потом и об этом поговорим, — произнесла Кара.
Что синеглазая имела в виду под словом «это», Глафира не поняла, но и понимать пока не очень хотела. Все-таки щеки могли рано или поздно не выдержать зашкаливающей температуры румянца и лопнуть в итоге. В общем, собравшись с мыслями, девушка продолжила:
— Тебя совершенно случайно обнаружил хозяин, который нервными шагами исходил весь свой участок. Подошел к пруду, присмотрелся, а там девушка без сознания… Потом тебя привезли в больницу. Признаков жизни ты не подавала, но все приборы показывали, что ты жива. Попытались «разбудить», ничего не вышло… Боялись, что какие-то проблемы будут с центральной нервной системой, но на удивление всех все было в порядке, только сердце твое шалило отчего-то, да и головой ты очень сильно ударилась, из-за чего все эти боли…
— Знаю. Дальше, — властным голосом произнесла девушка.
— В общем, ты впала в кому. Это не заболевание, а, скажем так, достаточно продолжительный сон, хотя на самом деле это состояние не имеет ничего общего со сном. Человек не реагирует ни на звуки, ни на прикосновения, ни на голос…
— Но я… — начала Кара. — Я слышала вас.
Девушка хотела еще добавить «я чувствовала твои губы своей рукой», но поняла, что вовремя осеклась, так как, кто знает, как бы прореагировала Глафира на такое заявление.
— Ты тогда уже почти вышла из комы. Вернее, вышла, но просто слабость накатила… Человек, когда выходит из комы, пребывает в состоянии бодрствования только несколько часов, а потом опять отключается. Дальше уже может «просыпаться» и на более продолжительное время. В общем, у тебя была серьезная травма головы, поэтому мозговая деятельность была далеко не в норме. Но с тобой вышел особый случай. У тебя нет никаких патологий, которые были ожидаемы.
