и не поймёшь — небо отражается в озере, или озеро в небе.
Вот однажды все и перепуталось: упал в воду огромный кусок скалы рванулось озеро навстречу солнцу миллиардом сверкающих капель, зависло на секунду в высоте, поверило, что оно и есть, это самое небо.
И… не вернулось в ущелье.
На небе стало одним облаком больше.
Горный ветер унёс его куда-то вниз по склону, разодрал о горные склоны, смешал с мокрым туманом…
А скалы по-прежнему дыбились вокруг ущелья, только небо в нем больше не отражалось…
И чего ему не лежалось….
Как-то Винни Пух решил заняться селекцией и вырастить большую пребольшую пчелу, которая будет таскать мёд не по капельке, а сразу вёдрами. По началу дело хорошо пошло. Пчёлы становились все крупнее и крупнее, меду таскали все больше и больше.
Винни Пух становился все веселее и веселее, толще и толще. Он уже даже и не пытался ходить в гости к Кролику, потому как точно бы застрял в норе, да и свой мёд девать было некуда.
Но однажды Винни пришёл к Пятачку каким-то грустным, похудевшим и с порога попросил мёда, сколько есть. Пятачок удивился, а медвежонок, поминутно осторожно оглядываясь, рассказал про последних пчёл, которые вымахали такими здоровенными, что отказались таскаться за мёдом, дали Винни ведро и сказали, чтоб без мёда не возвращался. Мёда у Пятачка не оказалось, зато было ружьё…
Больше медвежонок, которому Сова дала кличку Мичурин, селекцией не баловался…
Схитрил Пушкин, не до конца "Сказку о старике и золотой рыбке" рассказал. Дальше так дело было …
Рано ли, поздно, снова воротился старик к морю. Поскольку рыболов он удачливый был, да и технологию понял, удалось ему рыбку сызнова поймать.
Ну, как водится, рыба откупные сулит, но только одно желание, потому как больше по второму разу и не положено.
Думал старик, думал…
Вспомнил жизнь свою неразумную, путь пройденный, корыто, разбитое…
И понял, что нет ему пути продолжения в прежнем обличье, и попросил он рыбку русалом его сделать, потому как русалкой быть ему пол мешал.
Повертела рыбка плавником у башки, вздохнула, но не отказала. Шепнула слово заветное, и сделался старик РУСАЛОМ.
С того история холдинга, ныне крупнейшего в мире и началась.
Счастлив ли он стал, того не ведаю, но со временем старик почти что 5 миллионов тонн первичного алюминия в год выдавать начал.
Все одно больше пользы, чем рыбам нервы мотать…
Этот утёнок с детства отличался от других ростом и скверностью характера.
За что и получил кличку: "Гадкий".
Он всеми силами старался соответствовать прозвищу: нюхал табак, клевал забродившее зерно, выщипывал перья у подростков…
Так бы все и продолжалось, но, как-то старый индюк рассказал ему об ангелах, гордых и красивых птицах, в которых превращается каждый настоящий праведник, будь то курица или индюшка…
И Гадкий стал другим…
Он бросил нюхать табак; клевать забродившее зерно, которое давали хозяева, и от которого увеличивалась печень, почти перестал гонять по двору подростков.
И свершилось чудо: Enfant terrible курятника превратился в грациозное существо с гигантскими белыми крыльями, затмившими собой грязный двор, сохнувшее белье, тощих обитателей птичника!
А, однажды, когда в небе на рассвете появился сонм похожих созданий, летевших куда-то творить добро, Гадкий мощно взмахнул крылами и навсегда исчез в лучах восходящего солнца…
Легенда начала свою жизнь …
А старого индюка отправили в кастрюлю, чтобы не морочил подросткам головы…
Жили-были старик со старухой, и была у них таблетка, да не простая, а — непростая.
Дед грыз, грыз — не догрыз. Баба грызла, грызла — не догрызла. Мышка прибежала, да ей погрызть не дали. Так она тогда таблетку к себе втихомолку и утащила. Сидит у себя в тихомолке, грызёт, и тихо радуется.
Дед плачет, баба плачет, а их внучка и говорит: "Не плачь дед! Не плачь бабка! В аптеке этого аспирина, что у вас клопов в диване!"
Мышка чуть не поперхнулась…
(Менделееву, что любил чемоданы мастерить, посвящается)
К концу 19 века на Земле полно всяких химических элементов развелось, больших да маленьких, активных и так себе. И все бы ничего, да порядка среди них не было никакого, совсем от рук отбились.
К концу того же века и химиков полно стало. Почитай, по химику на элемент.
И тоже все бы ничего, да не могли они этот порядок понять, и элементы упорядочить. Хотя хотели очень.
Все химики как химики, да один Менделеевым оказался.
Тот не только тоже мечтал с элементами справиться, но и подозревал, как это сделать.
Цыганка нагадала, что найдет он периодическую таблицу элементов своего имени в новом чемодане, который лишь во сне открыть можно…
Ну, Менделеев и стал чемоданы покупать один за другим, чтобы во сне порядок, то, и увидеть. Целыми сутками спал, бывало; опух весь, а чемоданы все пустые попадаются….
Но, хоть и учёный — быстро сообразил, что деньги куда раньше закончиться могут, чем нужный чемодан найдётся.
Стал тогда сам чемоданы мастерить, правда дело медленно двигалось, уже и бородой весь зарос, а таблица не давалась.
Пришлось со временем по причине плохих финансов и дочку замуж отдать, чтоб выкуп в чемоданы вложить.
А, когда борода настолько разрослась, что есть не давала, начал он подумывать, а не была ли цыганка та мерчендайзером каким, или ещё кем похуже, кто чемоданы продаёт. И сбила его с пути верного, тока к выгоде своей…
Ан, нет, не обманула цыганка. Аккурат в триста тридцать третьем чемодане таблица и сыскалась. С ней все элементы враз и упорядочились, а, химик бородатый на радостях ещё и водку изобрёл, чтоб открытие обмыть.
Вот и верь, что от цыган прока никакого…
Питер Пэн сидел в Нетландии на берегу океана и тихо злился.
Его достало все: и туманный Лондон, и Кинсенгтонский сад, и мальчишки, избравшие его командиром, и особенно фея Динь-Динь, притащившая его на этот дурацкий остров.
Без капитана Крюка стало совсем тоскливо.
Питер усмехнулся, вспомнив, как весело было, когда он скормил руку капитана крокодилу. Но когда крокодил доел и все остальное, больше не у кого стало стрелять сигары, и жизнь на острове совсем расстроилась.
А, больше всего он злился на Джеймса Барри, который переврал всю его историю, заявив, что мальчик не хотел стареть…
Всё не так — Питер
