«новейшее искусство» – это любое искусство, созданное любыми живущими или недавно ушедшими из жизни художниками, молодыми или старыми, вне зависимости от того, какие выразительные средства, материалы и объекты они используют.
Термин «постмодернизм» часто служит синонимом всего «новейшего» или «современного», но на самом деле постмодернизм – это подкласс направлений новейшего искусства. Как и модернизм, постмодернизм чрезвычайно эклектичен и охватывает самые разнообразные, порой взаимоисключающие явления. Он повлиял на современную культуру во всех ее проявлениях: от архитектуры, литературы, музыки, театра и танца до философии и критики. Как и модернизм, постмодернизм несет в себе освобождение – пусть это и освобождение от того, что называют оковами и идеалами модернизма.
Хотя истоки постмодернизма следует искать в девятнадцатом столетии, большинство исследователей относят его расцвет ко второй половине двадцатого; он появился как ответ на индивидуализм и воинственность абстрактного экспрессионизма – Виллема де Кунинга, Поллока и других, – а также на господствовавшую тогда послевоенную эстетику интернационального стиля в архитектуре, породившего безликие коробки из бетона, стекла и стали – машины для жилья. Однако многие считают, что постмодернизм возник примерно в 1915 году, с появлением реди-мейдов Дюшана – предметов, купленных в магазине или произведенных промышленным способом, которые экспонировались как произведения искусства. Дело в том, что постмодернизм, как и модернизм, определяется скорее философией художника, чем временем.
Приверженцы постмодернизма работают так, будто модернизма давно не существует или он тлеет, как угли, которые нужно раз и навсегда потушить. Есть и те, кто считают постмодернизм предсмертным хрипом или последним «ура» модернизма.
Мы определяем постмодернизм как любое искусство, возникшее наперекор модернизму. Постмодернизм, с точки зрения которого модернизм и особенно формализм изжили себя (в последних главах я коснусь ошибочности этого суждения), обращается к иронии, юмору, теории и плюрализму. Это искусство, соотносящееся исключительно с самим собой, искусство, которое намеренно критикует, а порой и высмеивает другое «Искусство» – искусство с большой буквы. Позиция постмодернизма антиэстетична и нигилистична, он отрицает любую иерархическую ценность чего бы то ни было и утверждает, что не существует таких эстетических различений, как «плохое» и «хорошее», «меньше чем» и «больше чем». С точки зрения постмодернизма всё искусство субъективно, не существует истин, есть только интерпретации, а так называемые ценности и авторитетные мнения модернизма незначительны и неизмеримы. Постмодернисты полагают, что смыслы и иерархии – элитистские изобретения, наследие прошлого, что обсуждать и оценивать формальные качества произведения искусства и верить, что Рембрандт, Пикассо или Поллок могут быть лучше, чем какая-то случайная мазня, – полнейшая чушь.
Приверженцы философии постмодернизма уверены, что важно создать равные условия для всех, они ценят инклюзивность и одинаково охотно принимают всё – как высокую, так и низкую культуру – и особенно случайность, уродство, дисгармонию и китч. Тому, что видится им как ограничивающий, пуританский рационализм модернизма, они предпочитают свободу и неупорядоченность иррациональности. Судя по всему, постмодернисты считают модернизм гораздо более однородным и гораздо менее хаотичным и всеядным, чем он есть на самом деле. И стремятся если не разнести его в пух и прах, то хотя бы нарушить эту цельность.
Многие постмодернисты полагают, что зритель-участник столь же важен, как и художник, если не более, и что намерения художника лишены смысла. Эта антиформалистская, антиэстетическая позиция привела к созданию таких движений, как процесс-арт, представители которого ценят непостоянство и бренность (их произведением может быть, например, сноп сена, оставленный под открытым небом, во власти стихии); или концептуальное искусство, в котором идея или концепция ценится больше, чем законченное произведение искусства, подчас вообще не находящее материального воплощения. Иногда в концептуальном искусстве сами зрители должны создать или попросту вообразить – увидеть внутренним взором – нематериальное «произведение» или художественное «действие».
Среди постмодернистов, как и среди модернистов, есть представители множества художественных подходов. Постмодернисты ценят иронию, концептуализм и деконструкцию. Они обращаются и к апроприации – одалживают, а иногда даже крадут и заново используют произведения других художников. Так, художник-апроприатор Ричард Принс, фотографируя и изменяя винтажные рекламы сигарет, приспособил образ Ковбоя Мальборо к своим целям. А Кристиан Марклей в 2010 году смонтировал тысячи фрагментов фильмов и телевизионных сюжетов в непрерывное двадцатичетырехчасовое видео «Часы». Постмодернисты также берут на вооружение ностальгию по академическому искусству, против которого изначально выступали модернисты. В постмодернизме то, что когда-то считалось «плохим» или безвкусным, считается «хорошим» – хотя бы уже потому, что это идет вразрез с модернистскими представлениями о «хорошем» и «плохом». Важно заметить, что постмодернизм, который сместил модернизм в 1980-х и 1990-х годах, сейчас является господствующей идеологией в галереях и музеях, на факультетах истории искусства и в художественных школах.
Постмодернизм – как и многие представители и произведения новейшего искусства – ставит протест во главу угла. Действительно, часто нам говорят, что одна из главных функций новейшего искусства – бросить нам вызов, призвать нас к радикальности. За прошедшие двести лет искусство часто было прогрессивным, спорным и провокационным, а рождение модернизма совпало с началом индустриальной революции и кровавыми революциями в США и Франции. Умышленно или неумышленно, но нередко модернистские художественные инновации были радикальными. Если человек раньше не видел ничего, кроме предметной скульптуры из бронзы и мрамора, то абстрактный кинетический мобиль Колдера однозначно вызовет у него сильные чувства. А иногда художникам, которых игнорировал истеблишмент, приходилось использовать революционные тактики просто для того, чтобы их услышали. Однако зачастую понятия инновации и революции ошибочно принимали за лозунги современного и новейшего искусства, их raison d’être. Поскольку некоторые наиболее значительные произведения современного искусства шокировали своей новизной, сейчас считается, что цель любого искусства состоит в том, чтобы нарушить статус-кво.
Если рассуждать об искусстве с той позиции, что оно должно быть каким-то определенным, мы рискуем упустить из виду много ценного в современном и новейшем искусстве, а также ограничить наши представления о сущности искусства. А полагая, что наше новейшее искусство для нас важнее и актуальнее, чем то, что было создано десять, сто или тысячу лет назад, мы принимаем позицию мнимого превосходства, точку зрения, которая, всё больше изолируя нас от нашей истории, отчуждает нас от самих себя. Когда мы последовательно концентрируемся на новом, мы принимаем каждую новинку по привычке, а не по необходимости. Когда провокация в искусстве становится привычной, она теряет пикантность, художники и искусство в целом начинают восприниматься как источник издевательств. Подрыв статус-кво сам становится статус-кво, и прошлогоднюю «революционность» каждый раз сбрасывают с пьедестала, чтобы освободить место для новой. Если мы слепо принимаем новейшее искусство как лучшее и более актуальное, чем предшествующее ему, то каждый раз, когда мы одобряем очередную модную вещь, мы отказываемся от части чего-то, что прежде было для нас значимо.
«Искусство видеть» учитывает взаимосвязь
