за городом пару кольев вбили – для устрашения.
У той реки и уселись мы с Тихоном, спинами к кольям прислонившись. Не хотелось мне в город возвращаться, слышать, как люди обо мне судачат. Да и стыдно было – столько хвалился, а в итоге только хуже сделал. Эх!
Сидели мы с Тихоном молча, ноги в реку опустив. В сапоги мне вода затекла, но я её и не заметил даже. Не до того было. Тяжёлые думы меня одолели.
– Смотрю на народ наш и удивляюсь, – затянул Тихон. – Откуда у них столько злости?
– Это они из-за золота так расстроились, точно тебе говорю, – вздохнул я.
– Да, золото портит людей, – глубокомысленно произнёс Тихон и налепил мне на лоб холодную тряпицу, смоченную в реке.
Хоть я и знал, что дядька утешить меня пытался, но не мог я с ним согласиться. Чего людей винить, когда я один всё испортил? Нет, так дело не пойдёт. Чем сидеть и горевать, лучше ошибку свою исправить. Разве нет у меня чести богатырской?
Я ещё немного поразмыслил и наконец решился. Поднялся на ноги и тряпицу со лба в реку бросил.
– Так вот, Тихон! Покуда золото да имя своё доброе не верну, мне в городе делать нечего. – Я нагнулся, чтобы воду из сапога вытряхнуть. – Прощай, Тихон.
– Да... Да как же я тебя, Алёшенька, одного отпущу? – забеспокоился Тихон. – Батюшка с меня голову снимет!
Хоть и жаль было тревожить отца и мать, не мог я так всё оставить.
– Ты, Тихон, воротись домой, – сказал я, опрокинув второй сапог, – и объясни всё батюшке с матушкой. Некому, кроме меня, Тугарина Змея одолеть.
И пошёл я прочь по тропе в сторону леса, куда Тугарин с войском ускакал. Тихон мне в спину попричитал, да скоро притих. Последний раз обернувшись, я увидел, как дядька в город пролазит через дыру в частоколе. Видать, пошёл батюшке с матушкой докладывать, как я и просил. Теперь уже не оставалось мне пути назад. Проводив дядьку взглядом, я отвернулся и быстрее зашагал.
Войдя в лес, я сбавил шаг, чтобы о ветку или бревно не споткнуться. По сторонам стояли ели, то зелёные, то засохшие, с жёлтыми ветками, а то и вовсе лысые. Кое-где лежали поваленные деревья, поросшие грибами-вешенками. Я уверенно пошёл по тропе передо мной, солнцем освещённой.
Забравшись глубже, я нашёл дерево с надёжным, крепким стволом. Верхушка его терялась в высоте. На неё я и забрался, чтобы осмотреться и понять, куда мне дальше сворачивать. Прикрыв глаза ладонью от солнца, я заметил вдали среди холмов тучу чёрную. Такая же к нам вместе с Тугариным пришла. Лес под ней почернел, деревья скрючились, словно лучина обожжённая, и листья сбросили. В землю с неба били яркие молнии, видные даже посреди ясного дня. Мне от такого зрелища даже как-то не по себе стало.
– У, силища чёрная, чуешь погибель свою скорую, – сказал я вполголоса и погрозил кулаком, чтобы приободриться. – Трепещи же, племя басурманское, перед богатырём русским!
Отметив для себя направление, куда предстоит мне путь держать, я стал спускаться. И уже почти спустился, как вдруг ветка подо мной затрещала и надломилась. Я камнем полетел вниз. Но вместо удара о твёрдую землю я на что-то живое и мягкое приземлился. Неужто враг?
Я тут же вскочил на ноги и крепко зажмурился. Зачем, спросите вы? Хоть в Ростове я мог любого в поединке победить, а врага настоящего близко не видел. Вот и закрыл глаза, чтобы не испугаться ненароком. Так и начал вслепую кулаками воздух рассекать.
– Ах ты супостат лютый, отведай-ка силушки богатырской!
Но как я ни старался, только впустую воздух загребал. Наконец я почувствовал, как мой кулак о что-то ударился. Я открыл глаза. На траве, вытянувшись во весь рост, лежал Тихон. Вот это поворот!
– Тихон? – Я склонился над ним. – Ты почему здесь?
– Ты как хочешь, Алёша, – посмотрев на меня, ответил он совершенно спокойно, – а я с тобой пойду. Вдвоём дорога легче станет.
Я подхватил Тихона за подмышки, поставил на ноги и принялся отряхивать от пыли.
– Ты уж прости меня, не признал сразу, – повинился я, но Тихон только отмахнулся. – А ты чего это в таком виде?
Дядька стоял босиком, в одной нижней майке, заправленной в красные исподние портки.
– Я подумал: как богатырю без коня? – сказал Тихон и взялся за поводья животины, которая рядом стояла. Я того коня и не приметил сразу, больно за Тихона волновался. – Ну и купил.
Конь был упитанный, рыжей масти, с широким задом и тонкими ногами. Не очень-то он на богатырского скакуна походил. Скорее на любимца, который круглый год только ест да в конюшне прохлаждается. Но Тихону я этого говорить не стал. Всё-таки дядька для меня такой подарок сделал. Присмотревшись, я заметил кое-что странное.
– А чего у него морда завязана?
На нос животины до самых глаз был натянут холщовый мешок, шнуром перевязанный.
– Морда? Не знаю. Кусается, наверное, зараза, – пожал плечами Тихон.
Я подошёл к коню, развязал шнурок и сдёрнул мешок с морды. В зубах у коня торчал большой жёлудь. Странно-то как. Жёлудь я тоже достал. Конь заржал, закружил вокруг дерева, упал на спину и стал кататься по земле. Это тоже было странно, но тут случилось и вовсе невообразимое.
– Свобода! – закричал конь по-человечески, усевшись на зад у дерева и застучав передними копытами. – Наконец-то! – Он вскочил и тут же растянулся спиной на траве. – Чуть родную речь не забыл! – Конь снова поднялся и подошёл к нам с Тихоном.
Мы завопили и попятились.
– Говорящий конь! – потрясённо воскликнул я.
Тихон перекрестился:
– Верно, бес в него вселился.
– Опять, – возмущённо сказал конь, перекосив морду. – Ну почему всегда такая реакция? Чего вы разволновались-то? Успокойтесь. Дышите полной грудью.
А я и не заметил, что лихорадочно дышал, хватая воздух от потрясения.
– Вот так, хорошо, – подбодрил меня конь.
Я немного успокоился и покосился на землю. Там лежала толстая берёзовая ветка, для дубинки подходящая. Не отрывая взгляда от коня, я присел и нащупал её рукой.
– Э, а вот это уже лишнее! – возмутился конь, осознав мои намерения, но я не собирался больше
