его другой рукой, он хватает и эту. Она дергается, пытаясь вырваться.
— Да погоди ты! Мы сами по себе! Что еще за — «они»? И почему ты их боишься? Прекрати уже… — он держит ее крепко, она пытается вырваться, он подхватывает ее на руки и она — наконец замирает. Он аккуратно кладет ее на диван. Выпрямляется, стараясь встать так, чтобы быть между ней и дверью.
— Это насилие! Я сейчас напишу в службу безопасности нашей кофейни, они приедут и тебе лицо разровняют! И дверь выломают! — угрожает девушка с дивана.
— В самом деле, Оками-кун… эти кофейни кангпхэ крышуют, так что ты бы поостерегся руками тут… — говорит Мэй: — я знаю, что ты крутой, но все же… скажи, Оби — а ты связывание любишь? Я заплачу…
— Вы все больные тут!
— Так. Все замолчали. Я хотел Чон Джа с документами дождаться, но видимо придется, так сказать. Для начала — Оби, мы не враги тебе, мы пытаемся тебе помочь. Клянусь всем чем угодно, что не имею отношения к «ним», кто бы они ни были. И я искал тебя для того, чтобы сделать тебе предложение, только и всего. Пожалуйста выслушай меня, это все что мне нужно. Готов компенсировать твое время… сколько там этот проклятый билет стоит? Вдвое больше заплачу, только сиди смирно и меня выслушай.
— И… ничего больше? — девушка взглянула на него с подозрением: — просто посидеть и послушать?
— Да.
— Деньги вперед. И… это будут очень грязные истории, да?
— Вот. — он отсчитал триста тысяч вон и протянул их девушке, та быстро спрятала деньги в карман. Выдохнула, закрыла глаза, поправила на себе одежду и села поудобнее. Открыла глаза.
— Говорили мне что на вызовах всякие извращенцы попадаются, — пробормотала она себе под нос: — но чтобы так… ладно, я готова. Выкладывай все что ты там хотел сказать. Госпожа Мэй?
— Да?
— Вы обещали еще сто пятьдесят тысяч сверху за наблюдение. Самое время расплатиться.
— Если вы делом будете заниматься, а не разговоры разговаривать. Толку от ваших разговоров. — качает головой Мэй: — вот если ты дашь ему себя связать и отшлепать, чтобы он отыгрывал роль строгого учителя, а ты — плохой ученицы… нет, даже — члена Студсовета, которая не подготовила данные для весеннего фестиваля… тогда да. Заплачу. Всегда было интересно… и кстати, если в школу все-таки надумаешь вернуться, то могу и правда членом Студсовета тебя сделать. И вы сможете делать это прямо в кабинете…
— Кажется это называется «злоупотребление служебными полномочиями»… — замечает он.
— Ерунда! — отмахивается Мэй: — я могу ее секретарем сделать. У меня есть право назначать себе помощников. Формально помощники и секретарь — тоже члены Студсовета. Кроме того — так я помогу тебе адаптироваться в школе.
— И что с вами не так, госпожа Мэй? Не думала, что у нас в школе столько извращенцев. Но… мне и правда легче стало. Ладно. Черт с вами… если вы не с ними заодно, то и ладно. Деньги мне сейчас нужны. Будем считать, что я тебе «кофейный билетик» все же продала. Готова выслушать все твои грязные секретики, младшеклассник.
— Хорошо. — он наклонился чуть вперед: — смерть твоих родителей не была случайностью. — говоря такое — он ожидает всего что угодно. Слез, истерики, шока, всего что угодно. Но девушка с фамилией Кан — сумела удивить его. У нее едва сузились зрачки и побелели суставы пальцев — с такой силой она сжала кулаки.
— Я так и знала. — говорит она: — их все-таки убили.
Глава 2
Интерлюдия Юна Юн
Она взглянула на мальчика, который стоял рядом. Юна давно привыкла что не различает людей по лицам, но она совершенно точно знала, что это — тот самый мальчик. Потому что на лацкане его пиджака красовался значок с Бэтменом и Робином, который ему дала Чон Джа, чтобы Юна всегда могла опознать этого конкретного мальчика. А еще — в здании суда практически не бывает детей, это не школа и не детский сад. Поэтому Юна совершенно точно знала, что этот мальчик — тот самый мальчик. Син Бао. Других мальчиков в местном окружном суде сегодня нет.
— Добрый день, Юна-нуна. — сказал он, наклонив голову.
— Вы уж извините его, Юна-агасси. — говорит женщина в блузке и юбке, которая держит мальчика за руку: — что он так к вам обращается…
— Ничего. Пусть обращается так как считает нужным. — отвечает Юна и наклоняется к мальчику: — ты готов? Сегодня тебе могут задать вопросы.
— Да! — мальчик выпрямляется и смотрит ей прямо в глаза: — я готов! Пожалуйста позаботьтесь обо мне, Юна-нуна!
— Какой молодец. — Юна сдерживает себя и не гладит его по голове. В конце концов они — в суде.
— Юна-нуна, вы сможете нас защитить? — голос мальчика дрожит: — это же нечестно! Он же… мало того, что моего Аги убил, так еще и нас хочет засудить! Эта фара целое состояние стоит… а мама и так на двух работах работает!
— А ну-ка иди сюда. — Юна отводит мальчика в сторону с прохода и садится перед ним на корточки, подобрав юбку. Так, чтобы их глаза были на одном уровне.
— Запомни. — говорит она ему, поднимая палец: — никогда не задавай вопросов об исходе дела в здании суда. И никогда не делай прогнозов. Нельзя знать, как именно пройдет процесс.
— А… почему? — задает вопрос мальчик и Юна — теряется. Ей всегда было сложно разговаривать с детьми. Дети — еще не взрослые люди, но имеют такие же права. Нет, ей нравятся дети, она была бы не против потискать такого милашку, но вот разговаривать с ними ей всегда было неловко. Вот как ему объяснить, что это примета такая дурная? Что у юристов, которые ходят в судебные заседания давно уже принято не говорить вещей вроде «мы обязательно выиграем» или «у наших противников нет никаких шансов», если они находятся в суде? Нет, в офисе, у себя дома, на улице, да где угодно — можно так говорить. Действительно же есть дела, которые изначально выигрышные, в конце концов у них в стране континентальное право, кодифицированная система, можно предсказать исход некоторых дел практически
