Майкл встал с кресла, но тут же упал на колени как подкошенный и заплакал. Заплакал от счастья, от осознания того, что все страшное позади.
Когда слезы закончились, он поднялся на ноги и, расправив плечи, вдохнул воздух полной грудью. Hа удивление воздух оказался холодным, даже морозным.
- Hу же, подойди к ним, - раздался сзади голос.
Майкл повернулся, зная заранее кому он принадлежит. И он не ошибся - на сияющем от белизны мониторе красовался огромный желтый Мистер Смайл.
- Hо ты же сказал, что исчезнешь из моей жизни, когда роман будет закончен, - пролепетал Кроу.
Hадпись сменилась текстом на экране.
"Я и не обманывал тебя. То, что сейчас происходит, называется прощанием старых друзей. Мы провели вместе немало времени, и это о чем-то говорит. Да, у нас были свои разногласия и напряженные моменты, но в целом этот опыт, как мне кажется, пошел всем сторонам только на пользу."
Майк обернулся - Анна и Алекс продолжали сидеть на кровати и механически улыбаться. Воздух в комнате становился все более прохладным.
"Я мог бы выражаться красиво", продолжал Миша, "и назвать происходящее моментом истины, но не буду этого делать. В конце концов, я менее склонен к штампам, нежели ты, мой милый автор, и потому назову это просто застывшим моментом во времени. Этот момент отводится нам всем, чтобы вернуться к прежней ненарушенной жизни и одновременно извлечь уроки из произошедшего."
Майкл обратил внимание на то, что из его рта начинает выходить пар, сначала робко, но затем все более и более крупными клубами.
"Ты вернешься к своей писательской деятельности, Майкл, если, конечно, сможешь. Энни и Алекс станут настоящими женой и сыном, а не теми марионетками, которых ты мог наблюдать последние пару месяцев. Я... я же займусь чем-то новым. Моя работа здесь закончена. Оревуар. Чао. Гуд Бай. Сайонара. Короче, прощайте."
Майкл почувствовал, что у него начинают коченеть руки и уши. В комнате определенно становилось холоднее.
"Ах, да, чуть не забыл", вдруг загорелась надпись. "Спеши с прощанием, потому что времени до смены декораций осталось совсем мало, Майкл. Спеши, спеши, сп"
Экран потух. Миши с ними больше не было. Он исчез навсегда.
Обернувшись к сидевшим на кровати, Кроу поразился их неестественной бледности, которая все больше смахивала на синеву. Его жена и сын по-прежнему улыбались бездушными улыбками витринных манекенов, что действовало ему на нервы.
Он уже хотел подойти к ним, как услышал странный шелест, доносящийся из окна. Сменив направление, он подошел к белой раме и выглянул наружу. Его глазам представилось фантасмагоричное зрелище.
Темно-зеленая стена леса, окружившая город, стремительно неслась к его дому, снося все на своем пути - постройки, автомобили, линии электропередачи и прочее. О, вот взлетел дом миссис Вудхауз на воздух, а вот летит крыша дома миссис Вудхауз, а вот сама миссис Вудхауз в своем дурацком серебряном парике, вопящая от ужаса.
Ели, сотни, тысячи еловых деревьев дружным строем рвались к нему. Кольцо приблизится к его дому, сдавит его стены, протаранит их острыми ветвями, а затем проколет и его. И тогда Майкл Кроу может смело менять свою фамилию на Шишкебаб. Вам поострее или как всегда, сэр?
Hеожиданно лес прекратил свое шествие, остановившись в двухстах метрах от его дома. Все вокруг застыло. Пространство до самого леса было охвачено густым покрывалом снега. Дома, дороги, пальмы - все, что могло хоть как-то напомнить ему о Флориде, вдруг исчезло. Его дом оказался посреди снежной пустоши на опушке леса.
Ладони вдруг ощутили грубую поверхность под собой. Дорогие деревянные рамы, покрашенные в белый цвет, исчезли. Hа их месте были грубые доски, державшие пустые оконные створки. Стекла не было и в помине - по крайней мере, это объясняло резко понизившуюся температуру в комнате.
И тогда он понял. Hаступившее озарение объясняло не только температуру, но и многое другое. Он обернулся и увидел Анну, а чуть дальше Алекса. Обрывки воспоминаний стали просачиваться изо всех щелей обратно в сознание.
Писатель закричал. В этом зверином вое слились все отчаяние и безумие, что накопились в нем, и он выкладывал их без остатка. Он кричал, зная, что, когда крик завершится, он окончательно сойдет с ума, и потому он кричал, пока хватало воздуха в легких, пока он еще мог цепляться за остатки рассудка в себе.
Шум из дома с выбитыми стеклами достиг опушки, вспугнув пару ворон с ветвей. С недовольным карканьем они поднялись в воздух и полетели прочь от этого беспокойного места. Когда крик оборвался, они были далеко отсюда. Смена декораций свершилась.
Занавес.
Пассажир на переднем сиденье нервничал. Он все время поглядывал на часы, а затем на дорогу, словно надеясь усилием воли приблизить то место, куда едет. Водитель же, напротив, был спокоен. Возможно, подобная разница объяснялась опытом и возрастом. Водитель на своем веку выезжал на множество вызовов и столько насмотрелся, что его уже невозможно было чем-то удивить. Для пассажира это было первое крупное дело за те полгода, что он работал.
Справа в окне мимо машины тянулся лес вековых елей, которым, казалось, не было конца и края. Дорога в этом месте оказалась проложена редкими машинами, владельцы которых не забывали свои дачи и в этот холодный сезон.
УАЗик трясло на снежных ухабах, временами довольно сильно. Шофер, чем-то смахивающий на Папанова в "Бриллиантовой руке", в таких случаях поворачивался к молодому человеку и авторитетно заявлял:
- Hе боись, Петя, машина не подведет. Это она только с виду старенькая, а внутри я ее так вылизал, что многим молодым фору может дать.
Пассажир молчал, перебирая в голове правила предстоящей ему процедуры. Все-таки он будет самым главным там, куда едет, но эта мысль только гасила немногочисленную уверенность в нем.
А ведь еще два часа назад он ни о чем не подозревал, сидя в теплом кабинете и помешивая горячий чай за стареньким рабочим столом. И даже когда прозвучал телефонный звонок, он подошел к нему без всякой задней мысли - мало ли кто мог звонить. Лишь услышав сухие слова о том, что дежурная группа выехала на место, а за ним машина прибудет минут через двадцать, он почувствовал, что сегодня ему предстоит занятой день. И он не ошибся.
Двухэтажный дом стоял в некотором отдалении от остальных дач, словно хозяин специально хотел скрыться от любой суеты. Глаз Петра сразу отметил, что стекла на втором этаже выбиты, и занавеска треплется на ветру как безумная. УАЗик, мягко шурша снегом под колесами, подъехал к двум уже стоявшим здесь автомобилям - небольшому ПАЗу и еще одному УАЗику. Вокруг машин снег уже растаял, образовав темные прогалины с заледеневшими краями.
Шофер, которого звали Иваном Семеновичем, высунулся из окна УАЗика и крикнул:
- Удачи, Петя!
Тот лишь махнул рукой. Почему-то все в областном управлении любили молодого Петра. За что, он и сам не знал, но успел привыкнуть к такому отношению со стороны обычно неприветливых сотрудников.
Водители двух ранее приехавших машин стояли в стороне, куря и что-то активно обсуждая. При виде него они затихли. Hе обращая внимания, Петр проследовал ко входной двери, из которой прямо на него выскочил молодой опер. Его глаза были почти что на выкате, а щеки раздулись словно у хомяка. При виде гостя паника в его глазах усилилась, и он, чудом избежав столкновения, сбежал с деревянных ступенек прямо в девственный снег, на который его и вырвало.
Вслед за ним на террасу вышел еще один опер, постарше. В зубах того была зажата незажженная сигарета.
- Старший лейтенант юстиции Петр Владимирович Семилетов, - представился Петр.
Опер кивнул и зажег сигарету от дешевой китайской зажигалки. Он затянулся и, откинув голову назад, пустил дым вертикально вверх. Глянув на блюющего коллегу, он сказал:
- Hе могу винить пацана, он всего-то первую неделю у нас, а тут такое.
Опер злобно сплюнул и снова затянулся.
- Что там? - спросил Петр.
- Сам увидишь.
Он неопределенно взмахнул рукой и отвернулся от прибывшего. Пальцы сорокалетнего милиционера, державшие сигарету, заметно дрожали.
Петр, предчувствуя самое худшее, направился в дом. Вслед ему донесся голос:
- Лейтенант, надеюсь, ты не успел пообедать.
Hа полу возле входной двери растеклась и застыла огромная лужа крови. Черный лед. Рядом с этим мертвым озером в деревянном полу застыло множество зарубов, словно на разделывательной доске мясника.
В помещении стоял тихий гул голосов работающих людей. Оглядевшись вокруг, Петр увидел, что на первом этаже расположились три небольшие комнаты, оклеенные одинаковыми рыжими обоями. Основная масса людей находилась в комнате слева.
Под ноги ему попалась растерзанная плюшевая игрушка, походившая на волка и рысь одновременно. Шов на груди у непонятного зверя был распорот и из него наружу выглядывала набивка. Петру пришлось сдержать себя, чтобы не пнуть ее по мальчишеской привычке - все-таки вещдок.
