— успокаивала его толстая пассия.
— Куда угодно! Дождёмся новой отгрузки продуктов и прошмыгнём в портал. У меня есть золото. Много золота. Мы начнём новую жизнь в Иркутске или любом другом городе. Мы не пропадём, я тебе обещаю, — выпалил Тунгус и достал из-под кровати объёмистый мешок.
— Туня, я не хочу никуда уезжать. Здесь мой дом.
— Муся, дом там, где жопа в тепле и безопасности! А здесь она настолько пригрелась, что вот-вот загорится! Нужно бежать, и как можно скорее. Когда начнётся вторжение, у нас такого шанса уже не будет. — Тунгус в панике запихивал в мешок всё что видел, даже то, что ему было совершенно не нужно, к примеру оловянный подсвечник.
Муся подошла к своему избраннику и, схватив его за грудки, хорошенько тряхонула.
— Туня, ты не просто мужчина. Ты — самый храбрый мужчина из всех, кого я знаю. Ты духовник и светоч во времена надвигающейся угрозы. Если ты сбежишь, то вера народов Дубровки иссякнет.
— Да плевать я хотел на эти народы! Мы должны бежать! — взвизгнул Тунгус, пытаясь освободиться из мощного захвата Муси. Но Муся не только смогла его удержать, но и влепила такую пощёчину, что у контрабандиста едва не оторвалась голова.
— Ты должен взять себя в руки и помочь людям пережить грядущую опасность! Если мы уцелеем, то ты перестанешь быть хитрым скунсом с синдромом самозванца, а станешь настоящим героем! Тебя будут уважать за дело, а не за длинный язык! Понимаешь? Это твой шанс всё изменить! — Муся для верности встряхнула контрабандиста ещё раз, и взгляд у Тунгуса прояснился, а мешок выпал из рук.
— Ты права, — прошептал он, нервно улыбаясь. — Это мой шанс. Но мне так страшно.
— Всё будет хорошо. Я с тобой, — Муся крепко прижала возлюбленного к груди.
— Моя ты хорошая, дай я тебя поцелую, — шмыгнув носом, сказал Тунгус и впился в губы любимой. Спустя мгновение он отстранился. — Где мои одеяния? Великий жрец нужен своему народу!
* * *
Мы с Львовичем летели над землёй к гнойнику, расползавшемуся по бескрайним лугам. Чем ближе мы подлетали, тем серьёзнее становился глава рода Львовых.
— Лев Львович! — прокричал я, стараясь пробиться через свист ветра. — Поклянись, что никогда никому не расскажешь об увиденном!
— Виктор, если внешний мир узнает о том, что у тебя тут собственная империя, то тебя уничтожат во что бы то ни стало!
— Поэтому я и прошу вас держать язык за зубами!
— Не переживай! Я могила! Но ты же понимаешь, что теперь я ещё больше хочу с тобой породниться? В столь юном возрасте ты — если не ровня императору, то очень скоро станешь ему ровней!
От его слов я расплылся в улыбке. Чёртов льстец и упрямец. Вот же заладил со своей свадьбой.
— Лев Львович, насчёт свадьбы я ещё ничего не решил!
— Ну, ничего страшного! Скоро начнётся новый учебный год и мои девочки как раз будут учиться в твоей академии! Да, я их уже перевёл! Пообщаетесь, узнаете друг друга получше! Ха-ха-ха!
— А вам палец в рот не клади, — покачал я головой и пошел на снижение.
— Кстати! А Лёвка уже бывал в Дубровке?
— Само собой!
— Вот паршивец мелкий! Намылю ему шею! Скрывать такое от собственного отца?
— Не сердитесь так, это ведь не его тайна, а моя. Он всего-навсего поступил как настоящий друг и человек чести!
— Говоришь ты верные вещи, но осадочек остался, — сказал Львович немного тише, так как ветер перестал свистеть, и мы коснулись земли.
* * *
Иркутск.
Имение Мышкина Сергея Юрьевича.
Сергей Юрьевич чувствовал себя курицей-наседкой, которая не знает покоя и гоняется за своим цыплёнком, желая создать идеальные условия.
— Юлечка, подожди! Дай я подушечку подложу. Так удобно? Может, тебе покушать что-нибудь принести? А как спалось? Перина не слишком мягкая? А тебе можно кушать сладкое? Ой, а я тут одежду для ребёночка купил. Вот, смотри, розовая если будет девочка, а синяя — если мальчик.
Сергей Юрьевич подтащил к дивану, на котором сидела Юлия, два чемодана и распахнул их. Они были снизу доверху набиты разномастной одёжкой.
— Папуль, ну зачем столько-то? Дети быстро растут, и ребёнок не успеет даже половину из этого надеть.
— Ну и ладно! Я куплю ещё, делов-то, — улыбнулся Сергей Юрьевич, чувствуя, что из него выйдет отличный дедушка, да и отцом он прямо сейчас чувствовал себя отличным. Наконец-то дочка дома и зовёт его папулей.
В этом милом ворковании совершенно потерялись Любава и Оболенский. Они сидели за столиком и жевали бутерброды с ветчиной и сыром. Нет, про них не забыли. Регулярно кормили, создали все условия для комфортной жизни, вот только чувствовали они себя здесь лишними. По крайней мере, так себя чувствовал Оболенский.
Григорий погрузился в раздумья и пытался понять, что же такое случилось, что Виктор сослал их в эту обитель розовых соплей? Явно он сделал это не для того, чтобы укрепить узы отца и дочери. Происходило что-то серьёзное, но было совершенно неясно, что именно. И это тревожило Григория, не давало покоя.
— Гриш, может погуляем по парку? — спросила Любава, вырвав его из размышлений.
— А? По парку? Да, да. Пойдём прогуляемся, — на автомате ответил Оболенский и снова утонул в мыслях.
Дубровский, который не боится ни бога, ни чёрта, выслал их из Дубровки. Явно намечается что-то ужасное. А он, самый близкий друг Виктора, шастает по парку, наслаждаясь обществом его сестры?
«Какая-то чушь! Я должен узнать, что происходит, и быть рядом с Дубровским. Этот засранец так просто от меня не отделается!» Пронеслось в голове Оболенского. Следом за этими мыслями всплыли воспоминания: как Виктор научил его обращаться с женщинами, помог наладить бизнес и стал основным клиентом. Да и вообще, с появлением Дубровского жизнь стала ярче, лучше и веселее.
Да, сгорело поместье, но его бы и так не стало, ведь до создания стеклодувной мастерской дела шли настолько плохо, что Григорий уже подумывал продать родовое гнёздышко. А сейчас на его счетах куча денег, которые позволят отстроить хоть пять таких же поместий.
— Гриша. Гриша! — потянула его за руку Любава. — Ты совсем меня не слушаешь. Где ты летаешь?
— Извини. Я переживаю за Виктора. Не могу думать ни о чём другом. Я
