— Ладно, разберёмся, Эльза Густавовна, привет всем.
— Слышь, военный советник, а, что это у тебя за пистолет? — приблизился Мелехов.
— Пойдём. Провёл его в тупичок за правлением. На глухой стенке нарисовал найденным мелом круг, типа мишени, вытащил Глок и протянул его новоявленному полковнику.
— Стреляй, тут пятнадцать, э, саженей будет. Мелехов покрутил пистолет в руках. — Предохранители ищешь? Они в нём автоматические. Просто дави на курок до конца. Мелехов так и сделал. Прицелился в круг. Бах, бах. Переложил Глок в левую руку и дострелял магазин до конца.
— Это, что в ём семнадцать патронов?
— Угу. Полковник посмотрел на Глок стоящий на затворной задержке.
— Хм, занятный пистоль. А это затворная задержка? Я кивнул, молча, взял Глок и вогнал в него запасной магазин. Глок воткнул в кобуру.
— Хороша твоя шарманка, — позавидовал Мелехов. Прибежали казаки караульного взвода. Посмотрели на нас, и молча, ушли. Мы пошли за ними, нашли Ястребова. Тот командовал, с усладой поглаживая свои звёзды на погончике.
— Борн, ты чем заниматься будешь?
— Под ногами путаться буду. Поеду, посмотрю таможню.
— Бывай, подкинешь Мелехова?
— Угу. Посадил в машину Мелехова и Прохора и «алга». В здании таможни, которая оказалась копией моей, попил вкуснейший кофе, заваренный Тарапунькой, посидел, поболтал о таможенных делах. Тарапунька жаловался, что нет переводчика с баского, я ему посоветовал Харламова-младшего. А Мелехова его казаки встретили, как Моисея евреи. «Полубог» местного масштаба. Покой на таможне длился недолго. Пожаловали значительные чины — Зворыкин и туча свежеиспечённых полковников, командиров ещё не снаряжённых полков и бригад. Меня и Тарапуньку сдвинули, и стал я путаться под ногами уже ростовского начальства. Узнал «исторический» факт. Сранья генералы Свиты хотели меня родимого съесть, но Зворыкин «съел» их. От павлинов только перья полетели, их всех председатель выгнал в шею. Оставил двух: Свечина и генерал-майора Зогина Эдуарда Николаевича. Зогин был «бывшим генерал-майором ГРУ, из августа 2013-го», и прославился мирным решением «рабочего вопроса». По его совету Дума Ростова пополнилась двумя новыми депутатами-рабочими, с зогиновской характеристикой: «они реально адекватные пацанчики». Генералу было 49-м лет, рост под два метра с комплекцией борца-супертяжа. Эдуард имел карие миндалевидные глаза и скуластое лицо. Зворыкин с ним обошёл строй казаков Мелехова, уважительно посмотрели на его кресты, и председатель «толкнул» речь а ля Сталин в 41-м. Казаки проорали «любо», и их стали переодевать в камуфляж. После кофе Тарапуньки я совсем ожил, и стал везде совать свой нос, т. е. видеокамеру.
Окрестности вокруг Северно-восточной таможни стали основной базой сосредоточения ополчения Донского края и Новой Праги. Сюда пребывали ополченцы и военные запасы. Бригада Мелехова стала как бы гвардией Донского края, Григорий Пантелеевич получил старшинство среди командиров бригад. Звание полковника он получил досрочно. Ибо ростовское начальство его дюже опасалось. Вдруг начнёт фортели выкидывать. Новая Прага доставила десять пехотных батальонов и почти две сотни грузовиков. Шатров подкинул две конные бригады из казаков Сальского округа. Каменский юрт — конную бригаду и две батареи, Егорлыкский юрт — конный полк и две отдельные сотни. Офицеров Ястребова раскидали командирами сотен по этим конным соединениям. А потом доставили Одесский полк, две Гасконские бригады, Греческую бригаду, Албанский эскадрон, Итальянский легион и Болгарский батальон. Ростов выделил три пехотных полка, две батареи, полевой госпиталь и отдельную роту металлистов. Князь Рустам на базе своих нукеров развернул конный полк, куда вошли «лица кавказской национальности», проживающих в Ростове и Гаскони. Полк назвали — «Диким королевским полком». Я у князя и поселился.
Пока гордый князь гонял свой полк, я кейфовал в руках юных «массажисток», которые закармливали меня ещё и восточными сладостями. За четыре дня скорого сбора ополчения, я ссудил командованию всего четыре совета. Поставить пулемёты на тачанки, завести военную полицию, использовать осветительные ракеты и рыть окопы навесными агрегатами тракторов «Беларусь». Пулемёты, которых было всего 51, на тачанки не поставили, но повозки нашли. Пришлось ругаться, и только десять тачанок обеспечили пулемётами и расчётами. Военную полицию набрали из 80-ти спецназовцев Никиты, двадцати чехов и Муравьёв выделил тридцать жандармов. Никита переодел их в чёрный ночной камуфляж, пошили красные повязки с жёлтыми буквами «ВП» и добавили стальной горжет на шею. А потом Никита «удружил» военному «обчеству». Тройняшек забрал к себе регулировщицами дорожного движения. И чехословаки-шофёры разбили дюжину грузовиков, заглядываясь на сексапильных одинаковых блондинок. Осветительные ракеты доставили чехи, «Беларуси» выцыганили у Аресова и Марсова.
— Эти директора совхозов, эти «боги войны», меня чуть седым не сделали, — чертыхался Зворыкин. Но траншеи за каналом выкопаны были быстро. И все «зелёные» грузовики Зворыкин из совхозов забрал. К вечеру четвёртого дня развёртывания корпуса обороны, прибыл «компьютерный гений» Макс Шувалов с сообщением, что неприятель подойдёт через три дня. Ополченцы замаскировали окопы и ходы сообщений. Бригады заняли позиции. Тренировались, стреляли на стрельбищах и учились кидать чешские гранаты.
На другой день, как приехал Макс, я чуть с ним и Никитой не поругался.
— Борн, где ты взял кадры старта ракеты и ядерный взрыв над Хиросимой?
— Я не брал, она, где то нашла хронику, — кивнул на Лиэль, сидевшую рядом с Никитой. Лиэль, почему то покраснела.
— Ты, Борн, заврался.
— Не понял.
— У нас над Хиросимой ядерную бомбу не взрывали!
— Тэкс. Огласите весь список претензий, пожалуйста.
— С чего тебе начать?
— Э, со Второй Мировой войны, плиз.
— А не было у нас такой…
— Как не было? А что было?
— Ну, это у нас все знают. 28-го августа 1939-го всех диктаторов Земли с приближёнными «переселили» в Антарктиду. И мировых войн у нас не стало.
— И кто это сделал?
— Андреевское братство. Мы считаем, что это добрые пришельцы сделали.
— А потом? Я был ошарашен.
— А потом каждые пятнадцать лет они очищали Землю от всякой мрази. Правда, у нас локальные войны, э, бывали, но воевали разные ЧОПы, частные военные кампании и «дикие гуси». Воевали с оглядкой на это самое братство, и не таким оружием, как у тебя.
— Не понял.
— Глоков и САФов у нас нет, и ракет нет.
— А компьютеры есть.
— Да, есть. И спутники есть. Их нам Андреевское братство подвесило на орбиту. Целых 365-ть штук. Вот такие пироги, господин врун. Так, где ты взял старт ракеты?
— Лиэль, где? — Лиэль стала ещё краснее. — Да ладно тебе краснеть, колись, давай. Ну.
— Из фильма, — Лиэль чего-то стыдилась.
— Какого фильма?
— «Глубокая глотка», — Лиэль это прошептала и убежала. А я от смеха сполз под стол. Макс и Никита недоумённо уставились на меня. Пришлось объяснять.
— Га-га-га, урок французского языка номер раз! — Никита стал красным, как Лиэль две минуты назад.
— А ещё, я до Каменской по навигатору добрался, и под музыку спутникового потокового радио.
— Никита, он опять врёт!
— Пошли к машине, — пошли, посмотрели. — Видали. На эту машину, из-за её цвета, никто не позарился, а в ней есть и бортовой компьютер, и навигатор, и приличная стереосистема. Ручная сборка, мля, — хвалился я машиной.
— Борн, тебе к фамилии надо добавить приставку — Удачливый, — Макс мне подмигнул, особливо. — А ещё — Суперпижон, Супернахал и Супертра….
— Но-но, без интима!
— Поздно. У тебя уже и другие «поклонники» появились, — Никита вовсю давил улыбу.
— Чего? — недоумённо уставился на Макарова.
— А на мою квартиру, где живут Макс и Любомир уже можно вешать табличку — гей-клуб.
— Ну, уж если это скромняга Никита озвучил… Макс вдел в левую мочку уха серёжку с алмазом. — Вуаля. Забьём стрелку, противный.
Я от Макса аж шарахнулся. На этом весь «экзерцизм» в прошлое Никиты и Макса и завершился. А я скрылся в шатре «массажисток».
На следующее утро позвонил Борисов.
— Борн, мы тут вчера банду гоняли, мля. Представляешь, двадцать гавриков с калашами, одвуконь, припожаловали к твоей таможне. Если бы не мой «слонобой» и М60 американцев, они бы тут делов натворили, мля. А так, мля, ой, мы их, ой, к лощине у залива выдавили, а парни с катера эту лощину из гранатомёта накрыли, мля. Ой, они потом, на прорыв пошли к заливу, представляешь, десять чертей, с двумя калашами в руках, мля, ой, пробились, и в воду, ринулись.
— Не понял, ты, что ойкаешь?
— В залив ушли, бесследно! В трубке раздалось пыхтенье, а потом раздался плачущий голос Эльзы:
