Насколько я понял, он бросает тебе вызов.
- Он? – Буран ткнул пальцем в рыся, который рядом с Бураном не казался таким уж грозным. – Серьезно?
Второй рявк был полон негодования.
- Он, - подтвердил Мир, хмурясь сильнее. – Он… слушай, может, сам скажешь?
А это уже почти заискивающе.
- Тебе ведь все одно в человека обращаться…
И так искушающе.
- Бой там начинать и все остальное…
- Ага, - согласился Буран. – Сражаться по обычаю будем, коль и вправду… хотя… я котов не больно люблю… вечно метят, пакостят… один мне в тапки нагадил!
Вот теперь выражение лица и морды у братьев стало одинаково возмущенным. А я подумала, что хорошему человек кот в тапки гадить не станет.
- В таком случае, наверное… - я попыталась отвлечь внимание, потому как оборотни пялились на Бурана, он сверлил взглядом рысей. – Надо что-то подготовить… площадку там… судей.
- Каких? – отвлекся Буран.
- Таких, которые подтвердят, что поединок имел место. И что прошел честно.
А то знаю я таких, сперва котиков недолюбливают, а потом кричат, что их обманули и все такое. Нет уж, если играть, то так, чтобы не переигрывать после.
- Разумно, - согласился Лют. – Девушка пока побудет нашей личной гостьей. Составит компанию моему деду.
- Не сбежит? – Буран чуть нахмурился. – А то потом опять ищи её…
- Не сбегу, - Стужа сложила руки на груди.
А Буран поинтересовался, ткнув пальцем в Зара.
- Ты ж понимаешь, что если чего, тебе за этого драного кошака идти. Будешь за ним лоток убирать.
Возмущенный мяв был ему ответом.
- Уж лучше с драным кошаком, чем с тем, кто за спиной сестру обхаживает. А потом с легкостью меняет её опять на невесту. Скажи, только честно, сколько бы я прожила после нашей свадьбы?
Буран не ответил.
Отвернулся.
- Тогда… не тяни, княжич.
- Часа, - вмешался Мир, - думаю, хватит, чтобы организовать все. Ограждение сдвинем. Людей оттесним. А места на площади хватит. Щиты?
- Поставлю, - Лют протянул руку Стуже. – Идем.
И мне тоже это сказал.
Добавил чуть тише:
- Яна, с тобой тоже поговорить хотят. По поводу картины.
Вот… не хватало головной боли-то.
- Мне уже начинать волноваться? – улыбка у меня получилась нервной.
- Уже? Поздно уже волноваться, - оптимистично ответил княжич. – Да и дед там будет.
Не успокоило. Вот совершенно.
Господин Поздняков, который и собирался поговорить со мной об искусстве, был человеком весьма объемным, причем большая часть этого объема приходилась на живот. Округлый, какой-то несуразно огромный, особенно по сравнению с вытянутой и чуть приплюснутой головой, тот возлежал на коленях. И серый не по погоде жаркий костюм лишь подчеркивал эту выдающуюся часть тела.
Господин Поздняков, точно опасаясь, что излишняя резкость повредит животу, двигался медленно и мягко, а для пущей надежности сцепил руки перед собой. Причем получалось, что ими он словно бы живот поддерживал.
- Доброго дня, - произнес он премрачно и поглядел на меня так, что мне бы раскаяться и усовеститься. Наверняка моя выходка оторвала господина Позднякова от дел важных и суеты не терпящих.
- Доброго дня, - вежливо ответила я, поняв, что ни раскаяния, ни угрызений совести не испытываю вот совершенно.
Взгляд у него мутный.
Нехороший взгляд.
И то, что при беседе присутствует князь, не может не радовать. Думаю, что не будь здесь князя, беседовали бы со мной совершенно иным тоном.
Вон, господин Поздняков на князя покосился. А тот слегка нахмурил брови.
- Госпожа…
- Ласточкина, - подсказала я. А то ж понятно, что человеку важному недосуг запоминать всяких там.
- Ласточкина, - повторила Поздняков медленно, явно пробуя имя на вкус. – Признаться… не ожидал… меня пригласили в качестве эксперта по магической составляющей, но ничего интересного… что может быть интересного на местечковых конкурсах живописи?
И скривился.
Мне даже обидно стало. Сразу и за всех. Девочки вон старались, а этот…
И князь услышал.
Запомнил.
Пусть виду не подал, но точно знаю – запомнил. У упырей память отличнейшая, как нам говорили.
- Извините, но я говорю, что думаю… и тут такое… такое… - мягкие ладошки чуть оторвались от живота. – Неожиданно. Да, да… весьма неожиданно… и любопытно. Кого вы собирались убить?
- Что? – мне показалось, что я ослышалась.
Но господин Поздняков спокойно, прежним, расслабленно-ленивым тоном повторил вопрос.
- Кого, госпожа Ласточкина, вы собирались убить своим творением?
- Никого.
- Но вы знали, что картина представляет опасность.
- Предполагала, - как-то разговор этот совсем не понравился.
- Тогда с какой целью написали её? Если не собирались никого убить?
- Ни с какой. То есть цель была одна. Участие в конкурсе. Я не умею рисовать. Совсем.
Он сделал вид, что не верит.
- И мне посоветовали взять особые краски, которые сами рисуют. Силой.
- Запечатление, - кивнул господин Поздняков, и три его подбородка собрались складочками под четвертым. – Весьма своеобразная методика… многие профаны от искусства полагают, что главное – точность. Но точность – это к фотографии. Истинный художник запечатлевает эмоции! Впечатления.
- Вот… мне сказали, что нужно представить что-то, что впечатлило.
- И вы представили себе… это?
Он махнул рукой, указав на картину. То есть на нечто, прикрытое тонким полотном, вроде даже тем, которое Маверик набросил.
- Да.
- Почему?
- Потому что! – рявкнула я, чувствуя, что теряю терпение. – Тот пейзаж меня ну очень впечатлил! И вообще… я художник! Я так вижу!
- Вы сами говорили, что не умеете рисовать. Так какой из вас художник? – поинтересовался Поздняков вкрадчиво.
- Не умела. А теперь вот научилась!
- То есть, вы планируете и дальше… рисовать?
И блеск в глазах. И ощущение, что я весьма близко подошла к чему-то… к границе? А за ней что? Лучше не проверять.
- Такое – нет, - врать не стоит. Сдается мне, что вранье он почует.
- А какое?
- Понятия не имею. Мне пока хватило этого эксперимента. Да и не факт, что картина действительно опасна. Может… может, я преувеличила. И вообще это же просто картина! Нарисованная! Проклятий я точно не накладывала.
Он кивал.
Кивал.
А потом произнес:
- Живопись бывает разной.
С намеком, который я совершенно точно не поняла.
- Простите?
- Живопись… живопись и музыка, любое искусство, если оно истинно, обращается
