Старый год побурел, ветер дул с Норд-Веста,
Том поймал сухой листок, сорванный с места.
«Ветерок его принес – хорошая примета!
День счастливый – для чего же дожидаться лета?
Поплыву наугад, починивши лодку,
По Ветлянке вниз, на запад, – это мне в охотку!»
Села птаха на сучок: «Вижу, вижу Тома!
Знаю, знаю, куда собрался из дома.
Хочешь, хочешь я снесу туда весть о госте?»
«Я тебя поймаю – съем, обглодаю кости,
Коли станешь разносить сплетни да вести!
А коль скажешь Дядьке-Иве, я тебя на месте
Испеку, сварю, зажарю! Помолчи-ка, птаха!»
Птаха – порх, задравши хвост, и пищит без страха:
«На, лови, лови меня! Я же не простушка –
Лишь ему одному просвищу на ушко:
На закате, мол, встречай, где Сход и горушка.
Поспеши, мол, поспеши! Будет пирушка!»
Хмыкнул Том: «А может быть, мне туда и надо?
Ведь куда бы ни приплыть – мне туда и надо!»
Залатал свою лодчонку – не в дырявой плавать! –
Из кустов и камышей вывел ее в заводь,
И – вниз по реке. Пел он: «Силли-сэлли,
Где, Ветлянка, твои бочаги и мели?»
«Эй, Том Бомбадил! Ты куда? Куда ты
На скорлупке доплывешь с помощью лопаты?»
«К Брендивину, может быть, – там, быть может, ныне
Ждут меня мои друзья и огонь в камине
На Сенном конце. Они – народ-невеличка,
К ним, быть может, доплыву, синяя птичка».
«Передай привет родне, принеси мне вести,
Как там рыба, много ль есть и в котором месте?»
«Не сегодня, – Том в ответ. – Я ведь по теченью
Просто так себе плыву – не по порученью».
«Чив-чив! Дерзкий Том! На корягу, глянь-ка,
Налетит твоя лохань – будет тебе банька!»
«Что ты, Синий Рыбоглот, разболтался?
Лучше свои перышки почисть косточкой щучьей!
Ты на ветке – франт нарядный, дома – замарашка,
В доме – грязь, а на груди – алая рубашка!
Говорят, вы, зимородки, по небу летали,
Ветер думали поймать. Ну и как, поймали?»
Зимородок-рыболов клюв захлопнул, Тому
Дал дорогу, а сам – фью! – и помчался к дому,
Уронив перо синё – синей самоцвета.
Том поймал перо, сказал: «Добрая примета!
Его в шляпу мы воткнем, старое кинем, –
Было белое перо, стало оно синим!»
Вдруг вокруг водоворот, из водоворота –
Пузыри! Том хлоп веслом и задел кого-то.
«Фу, Том Бомбадил! Ты чего дерешься?
Вот я лодку-то пырну – враз перевернешься!»
«Что? Да я тебя, Усатый, оседлаю с ходу,
Чтобы ты не баламутил чистую воду!»
«Фу! А я отца и мать позову, и брата,
И сестрицу! Я скажу: гляньте-ка, ребята,
Спятил Том Бомбадил, он сидит в лоханке
Враскорячку и гребет вниз по Ветлянке!»
«Тебя, выдра, выдрать мало! Пропадешь ты сдуру,
А Умертвии твою выделают шкуру,
Мать родная не узнает – разве по усищам!
Не дерзи! Уж на тебя мы управу сыщем!»
«Ух!» – сказал выдрин сын и нырнул в середку,
Окативши Бомбадила, раскачавши лодку,
А потом на бережок лег, лежебока,
А уж песня Бомбадила – далеко, далёко.
Там, где Эльфов островок, старый Лебедь злобно
Выгнул шею, зашипел, тут, мол, неподобно
Плавать всяким. Том смеется: «Ах ты, краснолапый!
Подари-ка мне перо новое для шляпы!
У тебя, у старого, шея – просто диво,
А из клюва только шип! Это некрасиво!
Погоди, король вернется, хвать тебя за горло –
И прочистит, чтобы спесь из тебя не перла!»
Лебедь крылья распустил – и вниз по Ветлянке,
Том вдогонку за ним на своей лоханке.
До Запруды на пути – буруны, стремнина,
Всем известно это место возле Брендивина:
Крутит, вертит меж камней, как на речке горной,
Словно пробку – так до самой Городьбы Отпорной!
«Эй! Глядите, Лесовик, Том с брадатой рожей! –
Весь Сенной Конец хохочет, брередонцы тоже. –
Стой, Том, а не то мы стрелой ошпарим!
Ни лесному тут народу, ни курганным тварям
Нет пути за Брендивин – ни плоту, ни лодке!»
«Кыш, вы, толстопузые! Не дерите глотки!
Видел я, как хоббиты прячутся в норки,
Испугавшись барсука, а барсук – не орки!
Вы же тени собственной трусите, ребятки.
Орков я нашлю на вас – засверкают пятки!»
«Бородой не подавись, орков призывая!
В шляпе стрелы посчитай – первая, вторая,
Третья! То-то! Коль за пивом ты плывешь в лодчонке,
Знай: в Забрендии малы для тебя бочонки!»
«Брендивин широк, глубок – на моей-то лодке
Мне, пожалуй, не доплыть даже до середки.
Переправьте меня. Вам же за это
Пожелаю доброй ночи, а потом – рассвета».
Заалел Брендивин, солнце катит низом,
Закатилось за холмы, Брендивин стал сизым.
Никого на берегу нет, ни у Причала,
Ни на тракте. Том сказал: «Веселое начало!»
Он потопал по дороге. Сумерки сгустились.
В Камышах, впереди, огни засветились.
«Эй, ты кто?» Лошадки стали, не скрипят колеса.
Том идет, не отвечает на его вопросы.
«Эй! Ты что, из Заболони? Вор? Или бродяга?
Чего ищешь, и откуда у тебя, бедняга,
В шляпе стрелы? Воровство боком вышло, что ли?
Эй! Иди сюда, поведай о своей недоле.
Эль у хоббитов хорош! Только ты без денег
Не получишь ничего, коль молчишь, бездельник!»
«Ладно, ладно, грязнопятый! Опоздал, не встретил,
Да еще бранится! – Том ему ответил. –
Ты, Бирюк, бурдюк с одышкой, ты, пивная кадка,
Тебя ноги не несут – так везет лошадка!
Повезло, что нищий мирный! Дело-то за малым:
Прочь с колес, тряси жирами, топай пешедралом!
Эй, подвинься! За тобой будет кружка пива –
Не признать меня, хоть ночью, это неучтиво!»
И поехали, смеются, мимо деревни –
Хотя пивом их манил аромат харчевни –
И свернули к Бирюку, а дорога тряска –
Тут уж Тома растрясла на колесах пляска.
В небе звезды. В окнах свет. А на кухне ждал их
Очага огонь трескучий, гостей запоздалых.
Бирючата-сыновья поклонились, дочки
Книксен сделали, жена с пивом из бочки
Уже кружки несет. Пили, ели, пели.
Сам Бирюк пустился в пляс – при его-то теле!
Выпив кружку, Том – вприсядку, по-моряцки, лихо,
Дочки – чинно, ручейком; смеется Бирючиха.
Спать легли: кому – солома, а кому – перина.
Том толкует с Шерстолапым, сидя у камина,
О вестях с Пригорков, новостях о Башне,
Про овсы, про ячмени, про пажити и пашни,
Кто где был, куда ходил, пеший или конный,
Что деревья нашептали, ветер заоконный,
О Высоких Стражах там, возле Брода, или
О Тенях, что у границы в этот год бродили.
Наконец Бирюк уснул, пледом укрытый.
А с рассветом Том исчез, как сон полузабытый,
Чуть веселый, чуть печальный и немного в руку;
Дверь открылась и закрылась – ни бряку, ни стуку,
Ливень смыл его следы возле причала,
Ни его шагов, ни песен будто не звучало.
У Отпорной Городьбы лодку-лоханку
Три дня видели. Потом уплыла в Ветлянку.
Будто некий хоббит видел ночью, говорят, там
Ее выдры волокли, вверх по перекатам.
Там, где Эльфов островок, Старый Лебедь встретил,
За бечевку потащил, важен и светел,
Выдры плыли по бокам, чтобы ненароком
За корягу Дядьки-Ивы не задела боком.
Зимородок на корме, а птаха на банке –
Так ее и волокли вверх по Ветлянке
До стоянки. Тут сказал выдрин сын:
«Смогли бы Дураки ходить без ног или плавать рыбы,
Не имея плавников? Весла где, разини?»
У Отпорной Городьбы Тома ждут доныне.
