Виктор с безумными глазами торопливо озирался по сторонам, но больше никого не было. Его враги упали почти одновременно. Прошло буквально пять секунд с его выстрела, а число живых и здоровых во дворе сократилось вдвое. Все кончилось очень быстро. Людка так и стояла на крыльце, только лицо у нее стало белее стены, глаза расширились, и в них плескался ужас. Она громко завизжала, на одной ноте, упав на колени ступеньках и вцепившись в перила крыльца. Ее крик ударил по ушам не хуже выстрела. Виктор заметался по двору, споткнулся о зарезанного немца, что лежал, вытаращив залитые кровью глаза. Упал, снова вскочил и налетел на второго, который лежал скрючившись, елозя сапогами по грязи. Увидев лежащий тут же карабин, схватил его и кинулся в темноту, в сторону оврага.
Так он не бегал еще никогда. Вряд ли бы сам Усэйн Болт сумел бы обогнать Виктора в этом безумном ночном забеге. Пока было тихо, только ветер свистел в ушах, да сапоги тяжело бухали по земле. Но вот сзади хлопнул выстрел, второй, что-то свистнуло над головой, но он уже закувыркался по склону внизу, проваливаясь в мокрый снег. Бежать по балке было тяжелее, снега тут осталось гораздо больше, он замедлял движение. Сзади что-то пшикнуло и балку залило желтым дрожащим светом, снова забахали выстрелы, но пули летели где-то над головой, в стороне. “Наверное, ракету осветительную запустили” - подумал он, быстро переставляя ноги, стараясь не упасть.
Он так долго бежал, потом не выдержав упал, жадно глотая воздух, пытаясь унять колющую боль в боку. Деревня осталась позади, там периодически грохотали выстрелы, но это было не опасно. Он лежал минут пять, приходя в себя, набираясь сил. Потом вдруг вспомнил про руку. Рука, побитая пулей, болела и, вдобавок, до сих пор кровоточила. Разобрать что там за рана, он, в темноте так и не смог, ограничился скорой перевязкой, обмотав руку куском парашюта. Полежав еще немного, поднялся на ноги и упрямо зашагал на восток. Компас был уже не нужен - фронт было отчетливо видно по всполохам взрывов.
Шлось хуже, чем вчера, снега навалило изрядно, но внизу была грязь и ноги вязли. Но он старался не обращать на это внимания, выдерживая темп. В то, что за ним ночью направят погоню, Виктор не верил, но к утру от этой деревеньки нужно оказаться как можно дальше. Потому что утром отправят обязательно.
И снова начался долгий, мучительный поход в темноте. Степь во мраке казалась ровной и гладкой, как стол, но таковою отнюдь не была. Трава путалась за ноги, он запинался о кочки, проваливался в невидимые в темноте под снегом ямки, падал, но упрямо поднимался и шел вперед. Это было тяжело, ноги вязли в снегу, но с каждым шагом фронт приближался все ближе и ближе. Щелчки выстрелов, треск пулеметных очередей, грохот разрывов слышались уже отчетливо. Внезапно что-то прошелестело над головой и сзади ухнуло, на долю мгновения подсветив степь вспышкой разрыва. Воздух наполнился зловещим свистом осколков. Потом грохнуло еще раз и еще.
Перепуганный Виктор ничком рухнул на землю, закрывая руками голову вжимаясь в снег, вздрагивая при каждом разрыве. Неподалеку от Виктора упали лишь первые снаряды, остальные взрывались в стороне, слева. Но он этого даже не понял, замерев от ужаса. Так страшно ему еще никогда не было - лежать в темноте, в снегу, а вокруг грохочет и свистит разорванным воздухом зазубренная смерть. Артналет прошел быстро - он еще лежал, врастая в землю, когда наступила тишина, но он даже ее не сразу услышал - в ушах стоял звон.
В себя его привели голоса. Они доносились, слева, довольно близко. Кто-то негромко беседовал, изредка перхая надсадным кашлем. Вот только слова были какие-то лающие, чужие.
“Немцы? Линия фронта?” - эти мысли придали ему сил, он на карачках погреб по снегу, забирая вправо, подальше от голосов. Степь все сильнее шла под уклон, ползти было неудобно, перчатки давно промокли, но встать даже на корточки он согласился бы за все золото мира. Впереди, что-то фыркнуло, потом снова, сигнальные ракеты загорелись, словно маленькие золотые лампы, слепя привыкшие к темноте глаза. В их свете, он сумел разглядеть заснеженное поле, сплошь покрытое черными глыбами, вмятинами, от которых на снег ложились слабые, дрожащие тени. Внезапно, где-то рядом, резко, зло застучал пулемет. Он бил торопливо, непривычно частя, длинными очередями жуя ленту, и потом, так же внезапно затих. Стреляли не в него, Стремительные огоньки трассеров тонули впереди, далеко в темноте, куда не доставал бледный свет осветительных ракет.
Эту вражескую огневую точку пришлось обползать на брюхе, далеко стороной. Пулемет оживал еще два раза, обстреливая невидимые ему цели, но к счастью, Виктор оставался невид для его расчета. А дальше началось долгое ползанье по полю. Он полз по снегу, проваливаясь в воронки, оползая стороной любые подозрительные пятна. Периодически, с разных сторон, взлетали осветительные ракеты, заливая все вокруг желтым дрожащим светом. В эти моменты он замирал, вжимаясь в снег, дожидаясь пока ракета прогорит и, с наступлением темноты, снова продолжал свой неспешный путь.
На первый труп он наткнулся минут через десять. Он даже не сразу понял, что это именно такое. Просто ожидая пока погаснет очередная ракета, он прямо перед собой увидел человеческое лицо. Темные провалы глаз, страдальчески искривленный рот, отчетливо выделялись на сером фоне, ошибиться было невозможно. То, что Виктор полагал, крупной глыбой чернозема, оставшейся после сильного вспахивания, в тусклом свете ракеты, предстало наполовину заметенным в снег человеком. Он был в черной одежде и резко выделялся на снежном фоне. Дальше лежал еще один, видно его было плохо, убитый лежал ничком, но отчетливо выделяющаяся на снегу тельняшка говорила о том, что, скорее всего это был наш боец. - “Так это не глыбы!” - до него с опозданием стал доходить весь ужас ситуации. - “Откуда им тут взяться, поле, ровное и снегу довольно много. Это люди, убитые! Но почему черные? Эсэсовцы?”
Убитые стали попадаться часто, по одному, по два. Некоторые были заметены вчерашним снегом, другие отчетливо, резко выделялись. Свежие. Сегодняшние. Их, застывшая на снегу кровь тоже казалась черной. Некоторые из убитых были в тельняшках. Этого Виктор никак не мог понять. Наши десантники дрались с эсэсовцами? Но почему в тельняшках, неужели они лежат здесь с осени?
Ответ нашелся вскоре, когда он проползал мимо одного убитых “эсэсовцев”. Им была лежащая на снегу бескозырка. Несмотря на темноту, слова на ленте читались отчетливо - “Черноморский флот”. Владелец бескозырки был рядом, подобно большинству, он лежал головою к Виктору, широко раскинув руки, придавив собой винтовку. Черный бушлат на спине торчал лохмами, а снег вокруг был обильно залит кровью.
Ответ нашелся вскоре, когда он проползал мимо одного убитых “эсэсовцев”. Им была лежащая на снегу бескозырка. Несмотря на темноту, слова на ленте читались отчетливо - “Черноморский флот”. Владелец бескозырки был рядом, подобно большинству, он лежал головою к Виктору, широко раскинув руки, придавив собой винтовку. Черный бушлат на спине торчал лохмами, а снег вокруг был обильно залит кровью.
Рядом с погибшим моряком лежало еще двое, а рядом темнел мрачный зев свежей воронки. Скорее всего их, всех троих, убило одним снарядом. Ближайший, видимо был командиром, поскольку на боку у него светлело пятно кобуры. Немного поколебавшись, Виктор подполз и принялся доставать из кобуры пистолет. Как ни странно, тот оказался целым и даже заряженным. Привычный, холодный и тяжелящий руку ТТ придал немного уверенности. Он без сожаления бросил в снег же немецкую винтовку и приподнялся осматриваясь. Но вокруг только темнота и серый снег. Зато его внимание привлек третий покойник, было в его облике что-то неправильное. Рассматривать мертвецов не самое приятное занятие, но любопытство пересилило и Виктор, поборов усталость и страх, подполз поближе, посмотреть. Лучше бы он этого не делал. На снегу, лицом вверх лежала мертвая женщина. Несмотря на темноту, было видно, как раскинулись кровавом на снегу длинные светлые волосы и как выступает на груди телогрейка, и рваной тряпкой лежит на снегу санитарная сумка. Только у этой женщины не было ног, она лежала обрубком в луже собственной крови. Виктора замутило, он кинулся в сторону, подальше от страшного зрелища, кляня себя за любопытство. Но уползти не получилось, где-то сзади застучал пулемет, и воздух наполнился свистом пуль. Они противно вжикали над головой, взрывали снег, с глухим стуком впиваясь в землю. Очередная ракета полетела в его сторону, повиснув наверху, словно маленькое солнце. Вжавшись в снег, и трясясь от страха Виктор молился, чтобы его не заметили, а пулемет все заходился очередями. Бескозырка, пробитая пулей, кувыркнулась по снегу, а тело командира несколько раз вздрогнуло от попаданий, звук при этом был такой, как будто попадают в дерево.
