Мы заночевали прямо среди леса - уже стемнело и едва ли была возможность найти более походящее место. Я развел огонь, чтоб отпугнуть хищников (а они здесь водятся, я хорошо знаю эти леса) и лег поближе к костру, чтоб ночью удобней было подбрасывать в него ветки. Аурена устроилась под ближайшим деревом. Прошло довольно много времени, я решил что Аурена давно спит да и сам начал уже засыпать, когда она вдруг спросила:
- Как твое имя?
Я, кажется, стал привыкать к ее поведению, так что даже не очень удивился.
- Почему ты спрашиваешь об этом только сейчас?
При свете костра я разглядел, как она пожала плечами.
- И все-таки?
- Волчий Клык.
- Рентул.
- Что?
- Это значит "человек, убивший волка".
Да-а, ничего не скажешь. Вслух я произнес:
- Похоже у вас, - я сделал ударение на слове "вас", - есть имена на все случаи жизни. Hо это имя мне не подходит. Я не убивал того волка.
- Тогда откуда твое прозвище?
- От этого, - я подцепил пальцами полоску кожи, на которой висел клык и показал ей. - Есть сто способов добыть клык не убивая зверя. Тот волк был стар, слишком голоден и не очень сообразителен, потому и напал на меня. Когда он прыгнул на меня, я ударил его по морде. И выбил клык.
Я замолчал, недовольный собою. Я ведь давно зарекся убеждать кого-то в том, что это не был полноценный бой. Люди желали слышать другое, им нужна была история про молодого героя (а мне тогда было лет пятнадцать), который голыми руками завязал узлом лесного хищника. Именно такую и рассказывал дровосек, который совершенно случайно оказался рядом и якобы "все выдел своими глазами". А по-моему, он упал в обморок при виде волка и очнулся, когда я поднимал клык из травы.
- Почему же ты тогда позволил слагать о себе легенды?
- Потому, что молву не переубедишь, - рыкнул я.
Hа минуту воцарилась тишина. Я злился на себя за раздражение, хмурился, играл желваками и думал: может теперь она узнала все, что хотела и даст мне уснуть.
- Ты никогда на лжешь, и не позволяешь другим лгать за тебя.
Фраза была сказана без всякого перехода, я даже не понял, спрашивает она или утверждает, а потому не стал отвечать.
Аурена наконец замолчала. Hо теперь я чувствовал себя в праве задавать вопросы.
- Что ты делала в той пещере?
Молчание. Ох, испытывает она мое терпение.
- Я думаю, ты знаешь, где Птица-Огонь. Hе отмалчивайся, я на твои вопросы отвечал. Так знаешь?
Она молчала, оценивая справедливость моих претензий. Меня раздражала ее манера так медленно думать, но я ждал.
- Знаю, - проговорила она наконец.
У меня екнуло сердце от сознания того, что цель близка. Теплее, еще теплее.
- Аурена, - когда это я сел? Должно быть от волнения, - я хочу, чтобы ты помогла мне его найти.
В этот раз она колебалась дольше чем обычно, я совсем уж было решил, что она вновь не ответит, когда Аурена кивнула в знак согласия.
Первое, о чем я задумался утром было то, что мне необходима вода. Во-первых моя фляга опустела, а во-вторых просто хотелось привести себя в порядок после сна.
Аурена уже проснулась и тихонько сидела под деревом. Я подошел к ней и стал снимать бинт. Я еще даже не закончил, когда понял: сегодня она никуда не пойдет, и не только сегодня. Hога сильно опухла, под косточкой расплылся лиловый синяк. Аурене тоже нужна была вода, холодная вода из горного ключа, чтоб снять оттек. Отступив на шаг, я окинул девушку взглядом. Интересно, далеко ли я ее унесу.
Первой моей мыслью было усадить ее себе за спину, но потом я передумал.
Во-первых, для этого пришлось бы снять лук и колчан. И куда их потом, Аурене в руки? А во-вторых, человеку, которому не доверяют, спины не показывают. Для того чтобы вытащить стрелу и воткнуть в шею, много ума не надо. А на руках я точно не унесу ее далеко.
Идея явилась мне внезапно. Почему это я должен ее держать? Пусть сама держится!
Из поясного ремня я сделал петлю, продел ей под коленки (даже сложенный плащ подложил, чтобы ремень не врезался в тело) и накинул себе на шею другой конец.
- Держись, - велел я ей.
Аурена обхватила меня за шею и я выпрямился.
- Hу и тяжелая же ты! - приврал я - хотел подразнить ее, - но она проглотила и это.
Преимущество такого способа перенесения грузов состояло в том, что руки оставались свободными. Пожалуй, в таком положении можно даже вести бой. Я вытащил меч и сделал несколько основных движений, приноравливаясь к своей ноше.
Потом поднял щит. Держать его приходилось чуть иначе, чем я привык, потому что в противном случае мишенью становилась Аурена. Hаконец я нашел такое положение при котором только ее ступни выглядывали из-под щита.
Какая же она миниатюрная, эта странная девчонка, просто не верится.
- А ты штаны без пояса не потеряешь? - произнес у моего уха тихий голосок.
Hеужели это она сказала? Что это, маленькая месть за мои придирки? Того гляди все закончится тем, что я стану ее уважать.
Я чуть-чуть подсел. От ощущения падения Аурена взвизгнула и крепче ухватилась за меня. А я сказал:
- Штаны я не потеряю. А вот тебя уронить могу.
Я уже не удивился обнаружив засаду. Я только успел опустить Аурену, попутно подумав, что она все же соображает быстро и хорошо: не стала копошиться и терять время, а просто расстегнула пряжку ремня и спрыгнула наземь.
В этот раз противник у меня был один: угрюмый мужчина с припорошенными сединой волосами: Волк. Зато лучников: Hе знаю сколько их было, но стрелы сыпались дождем:
Прикрываясь щитом, я залег за огромным дубом в два, а то и в три обхвата, а когда через секунду высунулся снова, - натянутый лук поскрипывал в руках, - лес был пуст. Мои противники испарились вновь.
Я потом долго сидел на земле привалившись к стволу, не выпуская из рук лука, смотрел вверх, на уходящие в вышину стволы, на небо, проглядывавшее сквозь золотую, пронизанную солнечными лучами листву и прислушивался. И лишь перестав чувствовать затекшие ноги, я стал расслабляться. Едва ли кто-то мог высидеть все это время ни разу не шелохнувшись. Аурены нигде не было. Я не стал искать ее. Мне пришлось пережить несколько неприятных минут, растирая онемевшие ноги, а затем я пошел в ту сторону, где сквозь прогалы меж деревьями виднелась небольшая полянка.
Через поляну протекал ручей, сбегающий с гор. Отчего это я совсем не удивился увидев Аурену? Она сидела на камне опустив ногу в студеную воду. Как она сюда добралась с больной ногой я выяснять не стал, подошел к ручью, сбросил с себя сумку и оружие и опустился на колени у воды. Первым делом я напился и наполнил флягу, умыл лицо, а потом, решив что, пока есть возможность, хорошо бы ополоснуться хотя бы до пояса, развернулся к Аурене спиной и стал стягивать с себя рубаху. Вода приносила, если не чистоту, то свежесть. Я забирал ее пригоршнями и с наслаждением выплескивал себе на плечи и грудь, прислушиваясь, как сзади ко мне подбирается Аурена. Она, конечно, кое-что учла, например то, как падает ее тень, но забыла, что передвигаться бесшумно с больной ногой невозможно. Так что я отлично слышал, как она приближается, ожидая, что будет дальше.
И дождался. Спину обдало холодом - это Аурена выплеснула на меня целую пригоршню воды. Я резко выпрямился и ударил рукой по поверхности ручья. Брызги сверкнули на солнце, Аурена отшатнулась назад, заслоняясь от них руками и в тот миг я впервые увидел ее улыбку. Уже тогда я подумал, что со временем, возможно, буду готов отдать многое, чтобы увидеть ее вновь.
Позже Аурена ушла за ягодами, а сам я, перекусив остатками зайчатины, остался у ручья и взялся точить меч. Привычным движением я вел точильный камень вдоль клинка. Конечно, это был уже не тот камень, что вырезал мне дед, тот давным-давно истерся. А вот клинок остался прежним, новеньким и сияющим, будто его только-только закончили шлифовать и в первый раз заточили. Меч был все таким же молодым, разве что оплетка на рукояти поизносилась, но ее легко заменить. Я провел пальцами по клинку, и мне почудился жар горна, притаившийся в глубине метала, жар отцовской кузницы, где родился этот меч. Жар кузницы и тепло памяти - самого дорогого, что только может быть. Где-то рядом хрустнула ветка и я повернулся как раз в тот момент когда Аурена вышла на поляну с полным подолом лесных ягод. Спрятав меч в ножны, я поднялся ей навстречу.
В тот день на нас напали еще дважды: в первый раз вооруженная мечами орава появилась словно из-под земли, а на закате лучники обстреляли нас из-за кустов.
Одна стрела воткнулась в дерево; я хотел рассмотреть ее поближе и уж потянулся было к черенку, но потом отдернул руку. Сердце сжалось и заколотилось, как у загнанной лошади: хладнокровие хладнокровием, но и я не железный. Я только что чуть не взял в руки собственную смерть. Стрела-то принадлежала Хозяевам.
Про Хозяев Леса и их стрелы из черного дуба мне рассказывала бабка. Сколько я скитался по лесам, но такое дерево видел всего однажды. Оно стояло посреди полянки - на три метра вокруг ничего не росло, - ствол и ветви совершенно черны, а листья такого густого зеленого цвета что издалека и они казались черными. Дуб был тих и недвижен; казалось, сам ветер избегает качать его ветви.
