Семь дней в полной недвижимости провела бабка Настя в постели. На восьмой приподнялась и уселась - к полному изумлению дежурившей день и ночь около материной кровати дочки.
- Что вы, мама, лежите, лежите. Вам вставать ни в коем случае нельзя!
Но бабка, видимо, пропустив мимо ушей слова дочери, почти шепотом попросила:
- Ну-ка, помоги мне подняться, - и, придерживаясь за руку дочери, направилась к старому сундуку. - Открой, - скомандовала она и добавила, Там под одежкой - бутылочка должна быть...
Они доковыляли до кухонного стола и бабка Настя опустилась на свой любимый табурет около окна. Вытащила зубами пробку из бутылки и налила в граненую стопку.
- Что вы, мама, делаете! - запричитала дочка.
- Поди прочь! - ответила бабка и медленными глотками выпила самогон. Занюхала заплесневевшей корочкой. Посидела, посмотрела в окно и через несколько минут в глазах появились живые искорки.
- А что это в сенях за домовина стоит?
Дочка нервно теребила в руках носовой платочек:
- Так мы ж думали, вы уже на небеса собрались...
- Я? - изумилась бабка Настя, ошарашенная ответом, Я? На небеса? Вы с ума сошли! Мне только семьдесят четыре! Надо ж, что удумали - заживо похоронить собрались!
Она резво поднялась с табуретки, взяла со стола бутылку, закрыла пробкой и опустила её в огромный карман своего халата.
- Ступай домой, - сказала она дочери.
- А вы?
- За меня больше не беспокойтесь. Я к Матрене...
Из кухни дочь слышала, как бранилась мать во дворе:
- Ироды! И оградку уже припасли! Все стараются меня скорее в сыру землю упрятать.
Хлопнула калитка. А через час из дома соседки Матрены доносилась протяжная песня, исполняемая в два голоса:
- И никто не узнает, где могилка моя...
1997 г.
ЗАВЕЩАНИЕ
Когда дед Евграфыч, проживший долгую жизнь лихо и весело, стал помирать, то попросил свою старуху собрать рядом всех родных и знакомых. Когда пришедшие по последней воле старика окружили лежанку Евграфыча, склонили головы и стали печальными глазами буравить пол, дед тяжело вздохнул и сделал предсмертное завещание.
- Вы, это самое... - наморщив лоб, почти шепотом сказал он, - свои нюни над гробом не распускайте. Не хрен мою жизнь оплакивать. Дай Бог так каждому прожить. Горе нашу семью обходило стороной, в доме достаток был, да и я за свою жизнь покуражился и повеселился вволю. Столько водочки попил, столько баб перепортил...
После этих слов он посмотрел на свою старуху и сделал поправку:
- До тебя, Авдотья, до тебя это было.
Он на несколько минут закрыл глаза и замолчал, будто в последний раз хотел прокрутить в памяти былые денечки.
- Так вот, - продолжил он свое предсмертное завещание, - Ни над гробом, ни на поминках слез не лить. Выпейте хорошо, закусите, спойте мою любимую про Петрушу на тракторе. И на могилке, чтобы всегда стопочка стояла. Словом, чтоб тут все без причитаний было. Может быть, и мне тогда веселее на том свете будет.
А через пару часов дед Евграфыч представил Богу душу.
Старуха запричитала, но её тут же одернули:
- Ты что, мать, не слыхала последнего завещания?
Авдотья тут же вытерла кухонным полотенцем глаза и пошла в сельсовет вызывать скорую.
Приехали врачи, констатировали смерть, забрали тело и увезли в морг вскрытие делать. Сказали лишь, чтобы через пару деньков приехали и забрали то, что раньше было веселым дедом Евграфычем.
Бабы по домам разошлись, готовиться к похоронам и поминкам, а мужики, выпив пару бутылочек, выставленных Авдотьей, сколотили домовину и ушли копать могилу. Там, на кладбище и набрались до поросячьего визга. За полночь растаскивали их жены по избам, а те в солидарности хриплыми голосами пытались петь: "Прокати нас, Петруша, на тракторе. До околицы нас прокати..."
Прошло два дня. Мужики, следуя последней заповеди деда Евграфыча, не просыхали. Авдотья не успевала вытаскивать из погреба бутылки с первачом. Но нужно было ехать за телом. И на полупьяной сходке решили, что за дедом поедет старший сын с соседскими мужиками, а остальная родня и соседи будут готовиться к похоронам и поминкам. Правление колхоза выделило "ЗИЛ" и, с трудом загрузившись в кузов, закадычные друзья и родственники поехали в районный морг.
Ранняя осень обильно усыпала дорогу листьями, и как будто напоминала о скоротечности человеческого бытия.
Приехали к моргу и, поддерживая друг друга то ли от страха, то ли чтобы не упасть, плотной толпой, как большевики перед расстрелом, двинулись на освидетельствование трупа.
Молодой санитар, смачно хрустя солененьким огурчиком, подходил к столам, на которых лежали покойники, приподнимал простынь и спрашивал:
- Этот?
- Да ты, что пьяный что ли? - в один голос отвечали мужики, - Это же баба лежит!
Санитар, не обращая внимания, подходил к другому столу, открывал лицо покойничка и снова спрашивал:
- Этот?
- Не-е-е, - уж молодой очень. Ему бы жить да жить.
- Этот?
- Не-е-е. И это не Евграфыч. Наш высокий был.
- Этот? - санитар доел огурчик и вытер о простынь, которой было накрыто мертвое тело, руки.
Мужики столпились около стола.
- По-моему он, - сказал самый трезвый сосед Евграфыча, - Как смерть меняет человека.
Сын деда, услышав слова соседа, отвернулся и не сдержав себя стал наматывать на кулак пьяные слезы.
- Ставьте бутылку и забирайте, - сказал санитар и, забрав магарыч, пошел в дежурное помещение.
Деда с горем по полам обрядили в костюмчик, уложили в домовину, закрыли крышку и понесли к машине. В кузове дернули ещё по сто пятьдесят и все обратную дорогу ехали молча. Потому что спали.
Бабка Авдотья, как только с машины сняли гроб, обхватила его руками и, не отпуская так, и шла в дом, пошатываясь в такт мужикам, тащившим домовину.
В комнате поставили на табуретки, открыли крышку и... Авдотья рухнула на пол как подкошенная. Дочери и соседки округлили глаза и в один голос заорали:
- Это не наш дед!
- Че с ума сошли? - сделал обиженное лицо самый трезвый сосед, - А чей по вашему? Пушкина?
- Сволочи пьяные, - визжали женщины, - Это не наш дед!
Шофер "ЗИЛа", смекнув что предстоит новый визит в морг, постарался опрокинуть в рот стакан самогона, но одна из женщин, пулей бросилась к нему и вышибла стакан из руки.
Надышавшись нашатыря, очухалась Авдотья:
- Ироды пьяные, - заплакала она и стала сама собираться, чтобы ехать в районный морг.
На этот раз посланники за телом покойника состояли из одних баб. Водителя "ЗИЛа" силком засунули в кабину , кто-то в суете сунул ему подзатыльник и машина, словно бешеная сорвалась с места.
Мужики выпили ещё по сто пятьдесят и улеглись спать там, где успели принять по последней дозе спиртного.
Через некоторое время по одному просыпались и виновно заходили в комнату, где стоял гроб с покойным. Напряженно вглядывались в лицо Евграфыча. Дед, хотя и лежал с закрытыми глазами, но, казалось, лице его гуляла усмешка и радость.
Кто-то в сенях затянул:
- Прокати нас, Петруша, на тракторе...
На другой день хоронили всей деревней. Пошатываясь полупьяная процессия двигалась по устланной осенними листьями дороге по направлению к погосту.
Плакала только Авдотья.
1998 г.
СЕГОДНЯЧКИН ТРАНСПОРТ
- А мне посчастливилось прокатиться на трамвае, который был разукрашен в синие цвета и со словами "Сегоднячко" на корпусе. - похвастался я жене и вытащил из холодильника графинчик.
Она посмотрела на меня, как на отставшего от жизни человека, пожала плечами и нравоучительно заметила:
- Между прочим, у них целый поезд разукрашен и курсирует между Москвой и Владивостоком. Обещали такой же и в Беларусь запустить.
- Не поезд, а всего лишь один вагон, - я тоже решил показать свою осведомленность.
- Какая разница! Курсирует же. Обещали и пароход под своим флагом в море послать и космический корабль, и лет через тридцать звездолет.
- Кто обещал?
- Телеведущие "Сегоднячко".
- Тоже мне скажешь - пароход, звездолет!
- "Сегоднячко" смотреть надо, темнота!
Мне, журналисту до мозга костей, казалось, сведущему во всех вопросах последних новостей, был нанесен удар, как говорится, ниже пояса. Надо же, яйцо курицу учить стало. И я тоже решил не сдаваться. Налил себе рюмашку и как бы между прочим заметил:
- Да будет тебе известно, что эти ребята из "Сегоднячко" боевой танк в Кантемировской дивизии в свои цвета разукрасили.
- Зачем танк-то?
- Чтобы быть ближе к новостям и событиям, которые происходят в военных подразделениях.
Я её убил своей информацией почти наповал и, пока она переваривала сказанное успел хряпнуть ещё стопочку.
- А что, вполне может быть, - теперь уже она недоуменно пожала плечами. - По крайней мере они могли и до такого додуматься - танки и боевые машины пехоты ещё рекламой не расписывали.
- У них сейчас переговоры с китайцами идут... - загадочно оборвал я себя на фразе и снова потянулся к запотевшему графинчику.
