Прошло время, и доставили Роден ко двору. Как увидел ее неверный, поразился ее красоте и нежности, полюбил ее пуще своей души и одарил Манучара неисчислимым богатством. Стал Манучар богаче всех богачей, но позволения уйти правитель и теперь ему не дал. На просьбы отпустить его он отвечал: «У тебя есть престол и венец, слава и богатство, города и владения. Если недостает тебе чего — я еще добавлю, зачем же тебе покидать меня?»
Прошло немного времени. Опять враги Манучара донесли правителю, что есть у него сын, какого не видел еще глаз человеческий, ни по красоте, ни по мужеству нет ему равных. Сила его такова, что льва за хвост он поднимет и дэва связать может. Пусть призовет он сюда своего сына, тогда и отпустишь его.
Услышал такую хвалу тот язычник и сказал Манучару: «Если ты хочешь уйти, приведи сюда сына своего Придона, и я отпущу тебя, а без него об уходе и не помышляй!» Узнал Манучар, что правитель требует Придона, потерял от горя рассудок, в глазах у него потемнело, проклял он свою жизнь и взмолился: «Убей меня, не оставляй жить кровным врагом моих детей!» Не было у Манучара больше сил, но не отступал от него правитель. Пришел тогда Манучар к тому неправедному, мучителю христиан, со слезами и плачем, стал перед ним на колени, положил свою саблю и заклинал его благодатью солнца и луны и царствованием его: «Убей меня, но не вели того!» Удивился Царь, как посмел Манучар ослушаться его, но потом сжалился над ним и подумал: «От чрезмерного отчаяния он лишился рассудка», пожалел его и сказал: «Клянусь тебе царской клятвой, что не задержу я твоего сына, покажи мне его только, и я его отпущу, одарив многими милостями». Отвечал Манучар: «Напрасно внимал ты наговорам моих недругов, я сам хочу, чтобы мой сын находился при мне, увидишь, как окрепнет тогда страна иаманов. Но теперь он не придет сюда по моему слову. Ты пошли человека с наказом, может, послушает он тебя». Написал государь послание: «Придон, богатырь новоявленный! Опора вселенной! Да гордится тобой престол, венец и царство наше! Прослышали мы о силе и красоте твоей, и желает наше царское величие видеть тебя, и жалко отца твоего, разлученного с тобой. Как прибудет к тебе наш гонец с этой вестью, коли покорен ты нашей воле, спеши явиться ко двору».
Устремился гонец в путь и вскоре прибыл во дворец к Придону и передал ему послание правителя и поведал то, что ему поручили. Как узнал Придон о положении своего отца, как прослышал, что не может он вырваться из пасти дракона, внял жалобам его на свою долю и сказал: «Если бы даже не приказал царь, я все равно не оставался бы здесь, ибо должен узнать, за какую провинность пленен мой отец».
Встал Придон и пошел к своей матери. Сказал так: «Матушка, глубоко почитаемая, знатным родом своим возвысившаяся над прочими, почто льешь ты горькие слезы, почто убиваешься? Отринь от себя бесовскую тоску и моли господа, чтобы исполнилось твое желание и не знала ты более вкуса горечи и беды. А я теперь пойду предстану пред тем могучим и неправедным [царем]. Может, он в обмен на меня отпустит моего отца. Не горюй обо мне и будь весела, ибо я скоро вернусь и надеюсь с божьей помощью на освобождение моего отца. Не печалься отныне ни о чем, а моли горестным сердцем господа о нашем вызволении, и выполнит он твое желание!» Обнял Придон мать, попрощался с ней и отправился в путь.
Здесь прибавилась тоска к тоске Русудан: ее родимый, желанный и любимый сын Придон ушел к отцуКак увидела Русудан, что ее сын, родимый и желанный, обладающий совершенным нравом и взращенный в истинной вере, ушел к тому безбожнику, предалась она горю, глубокой тоске, печали неутолимой. Говорила она горькие слова и обливалась кровавыми слезами. Не желала слушать ни хорошего, ни дурного, не глядела на светлый день и минуты не отдыхала от причитаний и плача. Не пила Русудан, не ела и ложилась на свое ложе, ничем его не застилая и ничем не укрываясь. Пребывала она в большой горести, а несчастные ее родители взирали на дочь, выросшую в холе и неге и в царской роскоши, а теперь лежащую в пыли и прахе. Не выдерживало их сердце такой боли, и говорили они: «Зачем ты поступаешь так, чадо наше возлюбленное, жизнь старых родителей твоих и свет наших очей? Зачем ты даешь увянуть неувядаемой розе и позволяешь поблекнуть безоблачному сиянию? Зачем хочешь покинуть родителей своих, не предав их земле, и разбить сердца братьев твоих, ни один из которых не пребывает в своем доме и своих владениях? Мы тоже родители, и у нас двенадцать сыновей, и ни одного из них нет рядом с нами. Некоторые в дальних странах, а иные — в когтях дэвов и драконов, но мы не убиваемся, а ждем каждый день, что по милости божьей вернутся они с радостью и победой. Отчего же ты не успокоишься ни на мгновение, чтобы возвратилась душа в твое тело? Многих терпящих горе видели мы, о многих слышали, но никто не совершал подобного тебе. Не делай того, чего не дозволял себе никто — ни старец, ни юнец, ни язычник, а не то что добрый христианин. Или послушайся наших уговоров, или убей нас своей рукой, не показывай нам, как ты страдаешь и как лежишь во прахе и золе». Еще горше заплакала Русудан и говорила так: «Что молвить изволите, родители мои, доныне блаженнейшие из царей, а ныне обездоленные моим несчастьем, четыреста восемьдесят лет проведшие[4], горя не зная, пируя и утешаясь, а теперь из-за моей горькой судьбы ввергнутые в пучину отчаяния. Вы за все дни свои беды не знали, и не дай господь пережить вам испытания, выпавшие на долю вашей дочери. Глядя на меня, вы точите слезы и не можете со мной расстаться. А как же мне перенести разлуку с моими любезными и желанными сыном и дочерью, попавшими в пасть дракона. Если бы сжалился надо мной милостивый господь, не отреклись бы мои дети от его учения и не лишились бы его милости. Горе мне, несчастной, горемычной! Те, о ком я пеклась и заботилась, будут пособниками дьявола, и выходит, что я ради него старалась. Сыщется ли на земле кто-нибудь несчастнее меня?! Чада мои служат сатане. Мои глаза видели их уход, и не ждет мое сердце их возвращения.
И потому жгут меня неугасимым огнем слова сына моего Придона, рыцаря безупречного и красноречивого, богатыря прославленного и возвеличенного, не имеющего равных, служившего утешением не только для родителей своих, но и для всех, кто видел и слышал его. Для стариков он был утехой души, для юношей — добрым наперсником в пиру и щедрым дарителем. Уходя, он сказал мне: «Не печалься! У меня сердце горело в предчувствии разлуки с ним, а он не пощадил себя во имя спасения отца. Так как же мне пережить одно это слово его, примириться, что дети мои потеряны для меня — душой и телом, что попали они в руки того неправедного мучителя».
От таких слов родители Русудан тоже зажигались пламенем, и она сама не находила себе успокоения. Стараясь утешить ее, говорили они так: «О дочь наша, ты тоскуешь о потере своих детей и мига не можешь потерпеть без тех, кто не по своей воле покинул тебя, но подчинившись насилию и жестокости. Но разве не хуже то, что ты своей волей хочешь погубить себя и родителей, достигших пятисот лет. Почему ты следуешь воле дьявольской и не жалеешь своих братьев, на чужбине прослышавших о твоем горе? Почему не сжалишься над рабами и прислужницами твоими? Ведь даже враг пожалеет малых детей твоих, увидев твое горе и отчаяние. Не допусти, чтоб не перенесли они беды, не становись убийцей своих детей. Тогда достойны геенны огненной не только ты, но и все твои родичи и ближние. Отчего не дождешься ты божьей воли? Кто знает, что готовит тебе провидение? Отчего не вспомнишь ты терпение Иова[5] и того, как испытывал его господь, отторгнув его владения и лишив величия, оторвав от детей и от всего, трудом и потом добытого. Тоска по детям и гибель богатства, пребывание в нищете и лишениях не сумели заставить его, смердящего, истекающего гноем, сказать хоть слово упрека господу. Днем и ночью славил Иов имя божье и говорил так: «Бог дал, бог и взял. Да святится имя божье ныне и присно и во веки веков. Ежели хочу я радости, то и горе приму из его рук». За это вознаградил Иова господь тысячекратно и одарил его всякими благами. Отчего не спросишь ты о достойном и святом мученике Эстате[6], лишенном владений и богатств, оторванном от своего дома, не испугавшемся волков, в зубах которых увидел любимых детей своих. Жену Эстате похитили язычники, и остался он в бедности и одиночестве. Но не роптал он и не жаловался на судьбу, и за это удостоил его господь больших благ и утвердил его в райских владениях. Что же ты не просишь всевидящего бога, дабы узрел он твои страдания и вознаградил тебя встречей с возлюбленным твоего сердца и горе твое превратил бы в радость?»
Многие подобные слова говорили родители Русудан и обучали ее терпению. А сама Русудан говорила своему сердцу: «Не будь тверже камня. Не слушаешь ты ни бога, ни людей. И не стыдишься родителей, не жалеешь детей и братьев. Всех, кто прежде знал радость жизни, ты огорчаешь. Юноши стареют безвременно, старики чахнут в тоске, а ты не внемлешь ни единому слову». Такими словами укрепляла Русудан свое сердце и старалась переносить горе, но, как ни старалась, не могла загасить палящий огонь. Из жалости к отцу и матери Русудан бодрилась, но сердце ее жгло яростное пламя.