— Как тебя зовут? — Спросил уставший дракон мужчину, после того, как отошел от восприятия языка, немного отдохнул и привел в порядок бедолагу, что едва дышал, придушенный его плетениями.
— Абдула… — тихо произнес тот, осматриваясь по сторонам. Его подельники лежали на песке и тихо сопели, словно во сне. Лошади, время от времени фыркая, стояли подле. А незнакомец, с совершенно невозмутимым лицом, сидел перед ним, поджав под себя ноги, и чисто говорил на арабском языке. — Кто ты такой?! Как ты смеешь нападать на воинов Аллаха?!
— Вопросы здесь буду задавать я, — с мягкой улыбкой произнес незнакомец, но это было сказано таким голосом и с таким взглядом, что у Абдулы выступил холодный пот на спине. — Или тебе понравилось, когда я сжимал тебе шею?
— Ты… ты… — начал что-то мямлить он, судорожно пытаясь проглотить ком, вставший колом в его горле.
— Ладно. Удовлетворю твое любопытство. Я дракон. Ты доволен? А… — махнул рукой Максим, поняв, что сделал только хуже. — Значит так. Или ты отвечаешь на мои вопросы, или я тебя убиваю. Причем долго и мучительно. Ты меня понял?
Ответа не последовало.
Поэтому юный дракон решил снова воспользоваться магией школы жизни для того, чтобы хоть немного восстановить слегка поредевший запас маны. Он повернулся к ближайшему человеку, лежащему без сознания, и начал выпивать его, забирая прану, которая в сложившихся обстоятельствах вполне могла стать источником маны.
Конечно, одного, полностью выпитого человека не хватило даже для сотой доли магического запаса дракона, но хоть какая-то подпитка. Да и демонстрация намерений очень неплохая. Так что, когда через три минуты незадачливый спутник Абдулы превратился в мелкую, серую пыль, предварительно иссохнув до состояния мумии прямо на его глазах, тот был не только бледен, словно арктический снег, но и предельно покладист.
Поговорили. Но новости не порадовали. Совсем.
Оказалось, что на дворе стояло пятое января 1229 года, в переводе с замечательного мусульманского летоисчисления на григорианский календарь. То есть, Максим опять вляпался в глухое средневековье. Причем не просто так, а в прямо в эпицентр многолетнего военно-политического конфликта, который в Европе почему-то называли Крестовыми походами.
— Приплыли, — произнес он раздраженно. — Ни технологий, ни магии… ничего. Просто какое-то проклятое место. — Он посмотрел на совершенно не понимающего его даэдрик араба, усмехнулся и буквально под нос продолжил. — Хотя в качестве усыпальницы для древнего дракона, лучше места не найти. Даже если он сможет выжить после смертельного ранения, то выбраться отсюда станет для него нетривиальной задачей.
— Что вы говорите, господин? — С некоторым даже подобострастием спросил Абдула, совершенно не понимая, язык высших демонов.
— Так ты говоришь, что рядом Вифлеем?
— Да, господин. Совершенно так.
— И какая там стража на воротах? Как мне… — продолжил допрос Максим, стараясь выудить из Абдулы как можно больше полезной информации.
Увлекательный вышел разговор. И долгий. Впрочем, это не спасло незадачливых воинов. Очень уж не хотелось дракону оставлять свидетелей, да и легализоваться, опять-таки, нужно как-то. Одежда, оружие, деньги, лошади… ничего лучше не придумаешь. Путешественник из Газы — вполне обычное явление. Никто особого внимания и не обратит… Так что, когда Максим покинул место потасовки, верхом на лошади, да с заводной, там было чисто и аккуратно все прибрано. Люди и оставленные лошади поглощены и развеяны прахом, а остатки одежды и имущество, неподходящего в качестве трофеев, сожжено.
Спустя сутки. Вифлеем
Максим гордо восседая на лошади и 'блистая' тряпьем неудачливых воинов ехал по городской улице, искоса посматривая по сторонам. Стража, конечно, попыталась придраться к нему, но лишняя монетка и несколько благодарных слов в адрес Аллаха и его благочестивых слуг избавили их от излишней подозрительности. Тем более, что юный дракон старался выглядеть вполне набожным правоверным. По крайней мере в разговоре со стражей. Вот что-что, а ходить пешком или ездить на ослике, как это было положено всем неверным, его совсем не прельщало…
Сутки пролетели незаметно. Выбор постоялого двора. Рынок. Осмотр замечательных видов древних глинобитных домиков и бомжеватого вида обывателей на улицах. В общем, насыщенно, но ничего особенно интересного.
Спустя двое суток
— Слушаю тебя, — кивнул худощавый мужчина с пронзительным взглядом, когда к нему подошел с почтением молодой парень.
— Зовут его Максим, по крайней мере, так он представился держателю постоялого двора и нескольким торговцам.
— Крестоносец?
— Нательного креста на нем не было. На нашем языке говорит легко и свободно, не испытывая никаких затруднений. Не креститься. Но молитв Аллаху как полагается, тоже не возносит.
— То есть?
— Стражники, дежурившие в тот день на воротах его запомнили и абсолютно уверены в том, что он мусульманин, может быть из Испании или с Балкан. Причем не простой, а весьма набожный. Однако кроме этой и еще парочки подобных сценок напоказ он ни разу не вознес молитв Аллаху. Вообще.
— Думаешь притворяется?
— Да, уважаемый.
— Хм… это действительно наводит на очень нехорошие мысли.
— И не только это. Я поговорил с Большим Сулейманом, так тот поначалу вообще не хотел о нем говорить. Да еще меня чуть палками не погнал со двора.
— Тот его так сильно запугал?
— Как это ни удивительно, но нет. Это мне его пришлось запугивать, — криво улыбнулся парень. — А вот наш странный гость поступил интересней — он вылечил лежавшего при смерти сына торговца.
— Очень интересно. И как происходило это лечение?
— Максим зашел в комнату, где лежал Ибрагим и молча постоял рядом с ним. А спустя совсем недолгое время сын Сулеймана вдруг зашевелился и встал, ощупывая себя, не веря свалившемуся на него счастью.
— Что, вот так просто смотрел? Исцелял взглядом?
— Сулейман и Ибрагим клянутся, что да. Из необычных вещей, что они смогли заметить, оказались только глаза — они у Максима на время стали желтыми с вертикальными черными зрачками.
— Как у кошки?
— Примерно. Из-за этого Сулейман сильно испугался, подумав, что связался с дэвом. Пытался откупиться, уговаривая Максима взять деньги. Много денег. Но тот отказывался. Ссылаясь на то, что доброе отношение Сулеймана ему важнее. А вы сами знаете, что быть должником что джина, что ифрита, что дэв — не очень хорошо, мягко говоря.
— И что, Сулейман теперь должник Максима?
— Наш Сулейман даже шайтана сможет уговорить и сторговаться! — Хохотнул парень. — В общем, сговорились они о том, что торговец честно оценит и приобретет трофеи странного гостя и вместе с выручкой подарит хорошую одежду и коня.
— Интересно… очень интересно… Так он полагает, что Максим дэв?
— Да, уважаемый.
— Удивительно. Совершенно неожиданная внешность и имя для такого вида существ. Да их и не видел никто уже многие столетия. Так сколько ты говоришь стоила та одежда и конь?
— Свыше трехсот дирхемов. Одежда шелковая. Превосходной выделки. Разве что золотом и драгоценными камнями не расшита. Такую не каждый эфенди может себе позволить. Впрочем, если верить злым языкам, то и конь, и эта одежда достались Сулейману очень дешево — он их купил у проходившей недавно группы бедуинов.
— Хм… кстати, а это случаем не тот конь, на котором разбился его сын?
— Он самый, уважаемый.
— Хорошо, — усмехнулся Мустафа. — Сулейман во всей своей красе! Полагаю, что он посчитал эти вещи проклятыми?
— Именно. Впрочем, он даже серебро, выплаченное странному гостю брал из денег, вырученных у тех бедуинов.
— Дэв… — медленно произнес Мустафа. — Нет. Что-то не верится. Слишком уж поведение Максима не похоже. Что еще необычного он сделал за эти трое суток?
— Завел себе двух слуг из племени хамер. Да, тех самых, что ошивались у площади и просили милостыню. Их ведь никто не хотел брать, полагая, что они отбились от каравана нарочно, прихватив что-нибудь ценное.
— А Максим не знал этого? — Повел бровью Мустафа.
— Знал. Ему и на площади говорили и на постоялом дворе. Но он и ухом не повел. А эти двое бегают теперь за ним словно псы. Чуть ли не в рот заглядывают.
— Вы пытались с ними беседовать?
— Да. Попробовали поспрашивать, но слуги лишь посмотрели на Карбана с укором, покачали головой и пошли дальше.
— Странно.
— Очень. Тем более, что раньше они охотно болтали.
— Что еще?
— Максим потратил пять дирхемов на своих слуг, переодевая их в чистую, новую одежду, дабы они выглядели прилично. И это только добавляет странностей. Ведь у Сулеймана он получил всего три десятка дирхемов, а слуги вполне могли ходить в одежде и попроще.
