Не дойдя двух десятков метров до оцепления, толпа остановилась. Неужто обойдется?
Не обошлось.
Первый камень, вылетевший из дымовой пелены, упал неподалеку от Пацаева. Прогремел взрыв, и майор с перебитыми ногами рухнул на асфальт. Матюгальник откатился в кусты. Рядом повалились еще два бойца ОМОНа.
Так это не камень?! Граната? Вряд ли. Тогда осколками выкосило бы как минимум отделение, да и самим скинам тоже хорошенько досталось бы.
Еще один снаряд вылетел из толпы. Еще взрыв… И опять люди падают, словно кегли… Самодельные бомбы!
Пацаев, которого вместе с другими ранеными ребята пытались оттащить подальше, кричал и матерился. Да, скины умели воевать, раз первым делом вывели из строя майора. Толковая, блин, пошла нынче молодежь. Омоновцы, оставшись без командира, отступали. Еще немного – и строй сломается окончательно. Кто‑го пальнул из обреза. В самом центре оцепления упал навзничь еще один человек с щитом и резиновой дубинкой. Ударопрочное прозрачное забрало «Ската», не выдержав прямого попадания картечи, разлетерось вдребезги. Лицо под ним превратилось в кровавую кашу.
Острие скиновского клина нацелилось в образовавшуюся брешь.
– Мужики, стоим! – заорал во всю силу легких Бурцев. – Стоим!
Вовремя закричал: дрогнувшая было цепь сомкнула щиты. И тут же в них ударила бритоголовая толпa. Стена щитов прогнулась, но сдержали натиск: тевтонская «свинья» разбилась о преграду, остановилась… И стала медленно пятиться обратно!
Бурцев без устали лупил дубинкой – по строительным каскам, мотоциклетным шлемам, лысым головам, по плечам и рукам противника. Тех, кто оказывался слишком близко, просто сшибал щитом, добавлял ногой в голову… Тяжелым берцем – как те трое, что топтали девчонку, только сильнее и профессиональнее. Перешагивая через распластанные тела, шел дальше. Рядом блаженно работали дубинками ребята из его отделения.
Сейчас главное – не останавливаться, не терять контакт ближнего боя, не давать противнику возможности опомниться и перестроиться, иначе – беда. Очухаются, забросают своими бомбочками и бутылками с коктейлем Молотова, расстреляют из обрезов, и уж со второго захода сметут обязательно.
– Дави! – кричал Бурцев. – Дави их!
Омоновская цепь постепенно возвращалась к начальным позициям. Дубинки и щиты оттесняли неоскинхедов за горящие автомобили. Толпа бритоголовых теряла былую организованность, раскалывалась, отступала. Все быстрее, быстрее…
Бурцев вбежал в плотное облако дыма, не переставая молотить дубинкой. Действовать теперь приходилось почти вслепую, задыхаясь от гари. Пара ударов наугад достали кого‑то. Кто‑то еще налетел на щит. Бурцев отпихнул живое препятствие, опрокинул его и наподдал ногой под ребра.
С хриплым кашлем он вывалился из дыма возле парковых ворот, жадно глотнул чистого воздуха. Скины отступали, а омоновцы гнали их в глубь парка. Но недолго. Деревья уже разорвали сплошную цепь щитов, монолитный строй распадался.
– На‑зад! – в горле першило, крик обратился в хрип, Бурцева скрутило в очередном приступе кашля.
Его не слышали. Увлеченные атакой, жаждущие мести бойцы ОМОНа перли вперед. Линия щитов взломалась, начался хаос. Лысые черепа, мотоциклетные шлемы и каски‑«скаты» смешались друг с другом. Увы, милицейских «скатов» было слишком мало. Разрозненные, отбившиеся друг от друга, они теперь выглядели жалкими островками в бритоголовом море. Вновь решающим фактором стало численное преимущество. Уравновесить его могло только оружие, но – спасибо майору Пацаеву – отбиваться приходится дубинками и…
Едкий запах «черемухи» ударил в нос. Эх, поздно, ребятки, поздно. Уже не поможет… Судорожными пшиками из газовых баллончиков ничего теперь не добьешься. Только своих потравите вместе с чужими.
– Пре‑кра‑тить! – прохрипел Бурцев. И его опять нe услышали.
Кто‑то самый сообразительный отчаянно вызывал по рации подмогу. Но когда она еще прибудет, эта подмога? Смогут ли омоновцы, разбросанные по кустам и заросшим клумбам, продержаться? Или сейчас главное вовсе не продержаться, а прорваться? Нет, не назад, а туда, к центральной алее, где за деревьями мелькнул слабый огонек. Там вокруг костра стоят люди. Немного – с полдесятка. Странные смутные тени вкачиваются в трансе и не обращают ни малейшего нимания на бедлам у парковых ворот. Бурцев оскалился. Ох, не просто так встали скины живой стеной у входа в парк. Что‑то они защищают, что‑то оберегают, подставляя под удары «демократизаторов» бритые черепа. Что именно? Языческие пляски на месте древней магической башни – вот что! Ну ладнонько, тогда и мы потанцуем! Тем более что ублюдка магистра наверняка следует искать сейчас именно на этих танцульках.
Глава 4
В десантуре и ОМОНе учили не только со свистом рассекать воздух руками и ногами, но и быстро передвигаться в тяжелой амуниции. Сжав зубы – все равно от хриплых криков толку уже не будет – Бурцев кинулся вперед. Через кустарник, через клумбы, через разбитые остовы скамеек… Бежал к огню на центральной аллее, уворачиваясь, пропуская удары, не отвечая на них.
Скины не успели должным образом отреагировать на этот внезапный маневр – они слишком уверились в своей победе. Рассеянные омоновцы либо занимали круговую оборону, встав спинами друг к другу, либо пятились прочь из парка.
Несколько неоскинхедов бросились наперерез Бурцеву, но поздно… Он отбил щитом дубинку одного боевика, вырвался из цепких рук другого, уклонился от схватки с остальными. У него сейчас другая цель. Гораздо более важная. Магистр, мать его так!
Запущенные заросли боярышника, окаймлявшие центральную аллею, он даже не перепрыгнул – просто перекатился по ним, смяв кусты бронированной спиной. Сзади – в темноте – дико взвыли, но вой этот потонул в общем гуле паркового сражения. Бурцев мельком оглянулся. Странно – его больше не преследовали. Тевтоны стояли в нескольких шагах и не предпринимали никаких попыток остановить одинокого омоновца.
Непосвященным рядовым членам странной группировки запрещено приближаться к ритуальному пространству, на котором творит свой дурацкий обряд гуру‑магистр? Пресловутое табу в действии?! Что ж, мракобесие скиновской секты весьма кстати.
За боярышником вдоль центральной аллеи выстроились декоративные ели. Декором от них, правда, давно не пахло, но обломанные ветки были еще достаточно пышными, чтобы укрыть в своей тени человека, так что Бурцев незамеченным добрался туда, где происходило главное действо этой ночи.
Их было пятеро – четверо в мешковатых черных балахонах и один – в мундире офицера Вермахта с папкой, распухшей от бумаг. Их светловолосых голов, в отличие от гладких черепов рядовых скинов, не касалась бритва. Глаза закрыты, лица сосредоточенны.
Между четырьмя в черном и одним в мундире горел огонь.
Вблизи костер, разложенный на асфальте, выглядел весьма странно. Лунную ночь жгла не беспорядочная куча дров, а некая надпись, аккуратно выложенная из палочек‑факелов, пропитанных горючим расгвором. Буквы… Нет, скорее, цифры. Точно – цифры! Квадратные, угловатые, словно на электронном табло: 1941, потом багровела точка и снова цифры: 03. Опять точка. И еще две цифры, выведенные пламенем: 15. Что бы это значило? 15 марта 1941 года?
Четыре балахонистые фигуры, выстроившись в линию, невнятно бормотали заунывный речитатив. Покачивались в такт словам. Зомбированные, загипнотизиро‑ванные или просто вконец обкурившиеся, они не намечали ничего и никого вокруг.
«Четыре медиума, магистр, заклинания…» – Бурцев вспомнил рассказ зарезанной тевтонами девчонки. Еще она говорила о выкраденной из музея «башне перехода»…
Башенка – тут. На асфальте у ног униформиста в немецком мундире. Она то ли отражала свет огня, то ли сама светилась изнутри… Может ли склеенное каменное крошево что‑либо отражать? И тем более, может ли камень светиться?
– Мы готовы, магистр… – слаженно и глухо, будто команда чревовещателей, проговорили четверо в черных одеяниях. Медиумы не вышли из транса, не подняли век, не перестали покачиваться.
– Открыть глаза! – приказал тот, кого они назвали магистром. – Смотреть в огонь!
Голос тихий, но повелительный. Действительно, чувствуется легкий немецкий акцент. Кстати, и внешне бросается в глаза явное подражание Гитлеру: маленькие усики, вылизанный пробор, аккуратная метелка недостриженных волос на лбу. Да, сходство было, но какое‑то гротескное, карикатурное, что ли. Типаж у магистра не тот. Впрочем, команда новоявленного фюрера этой комичности, похоже, не замечала.
– … в огонь!
Глаза медиумов послушно распахнулись. Бурцеву было хорошо видно, как в расширенных зрачках бьются языки пламени‑цифры. Глаза застывшие, оцепеневшие, невидящие. Никто даже ни разу не сморгнул.
– Смотреть в огонь! – повторил тевтонский магистр. – Отстраниться от всего, что происходит за вашими спинами, выбросить из головы суетные мысли и образы, отринуть желания, сосредоточиться на дате обратного перехода. От вашей ментальной силы в момент моего прикосновения к башням зависит и прошлое, и настоящее, и будущее. Только цифра, которую вы видите сейчас, должна гореть перед вашим взором. Только она и ничего более. Мы слишком долго шли по следу малой башни, мы слишком долго ждали, чтобы сейчас упустить свой шанс. Магия огня, чисел, полной луны и древние знания племени ариев, строивших на своем пути башни перехода, да помогут нам. Хайль!
