– Мы же договорились с Белым домом, что повременим с заявлением несколько дней, – сказал Хауден. – А затем сообщим легенду, что переговоры будут посвящены торговой и фискальной политике.
– Господи, шеф, так ничего ведь не меняется, – возразил Ричардсон. – Просто заявление последует немного раньше, вот и все. Скажем, завтра утром.
– А если нет?
– А если нет, то ждите кучу сплетен, слухов и домыслов, в том числе и на ту тему, которой нам хотелось бы избежать, – продолжал партийный босс. – Что сегодня разнюхал один, завтра будут знать все. В настоящий момент лишь один репортер имеет информацию о планируемой вами поездке. Ньютон из “Торонто экспресс”. Он настоящий хитрец – позвонил сначала своему издателю, а уж издатель связался со мной.
Джеймс Хауден кивнул. “Торонто экспресс” была могучим сторонником правительства, временами чуть ли не партийным органом. Они и раньше оказывали услуги друг другу.
– Я могу придержать эту новость часов на двенадцать – четырнадцать, – предложил Ричардсон. – Дальше тянуть рискованно. Не могло бы министерство иностранных дел подготовить заявление за это время?
Свободной рукой премьер-министр потер свой длинный орлиный нос. Затем решительно заявил:
– Я распоряжусь.
Его слова означали тяжелую ночь для Артура Лексингтона и его старших сотрудников. Им придется подключить к своей работе посольство США и Вашингтон, конечно, но у Белого дома не будет возражений, как только там узнают, что пресса напала на след; они привыкли к ситуациям такого рода. Кроме того, правдоподобная легенда была так же жизненно необходима президенту, как и ему самому. Подлинные вопросы в повестке дня предстоящей через десять дней встречи были слишком щекотливы, чтобы общественность в настоящий момент могла их переварить.
– Кстати, есть ли новости относительно визита королевы? – спросил Ричардсон.
– Пока нет, но я несколько минут назад переговорил с Шелдоном Гриффитсом. Он обещал сделать в Лондоне все возможное.
– Надеюсь, ему удастся, – в голосе партийного функционера звучало сомнение. – Наш старик так невыносимо корректен. Вы действительно велели ему по-настоящему нажать на леди?
– Ну, не в таких точно выражениях, – улыбнулся Хауден. – но суть моей просьбы заключалась именно в этом. На другом конце провода послышался смешок.
– Ладно, главное, чтобы она приехала. Нам это может здорово помочь в будущем году, учитывая все обстоятельства.
Когда Хауден уже почти собрался положить трубку, у него мелькнула одна мысль.
– Брайан!
– Да?
– Постарайтесь заглянуть к нам на праздники.
– Спасибо. Обязательно.
– А как насчет вашей жены?
– Думаю, вам придется довольствоваться только моей персоной, – бодро ответил Ричардсон.
– Я вовсе не хочу вмешиваться. – Джеймс Хауден заколебался, зная, что Милли слышит часть их беседы. – У вас что-нибудь изменилось?
– Элоиза и я живем в состоянии вооруженного нейтралитета, – деловито ответил Ричардсон. – Однако в этом есть свои преимущества.
Хауден догадывался, какого рода преимущества имел в виду Ричардсон, и вновь его охватила иррациональная ревность при мысли, что этот парень и Милли остались сейчас наедине. Вслух же он сказал:
– Весьма сожалею.
– Вы не поверите, к чему только человек не привыкает, – ответил Ричардсон. – По крайней мере мы с Элоизой определились, в каких отношениях находимся. Каждый сам по себе. Что-нибудь еще, шеф?
– Нет, – сказал Хауден, – все. Пойду поговорю с Артуром.
Он вернулся из библиотеки в Продолговатую гостиную, где его встретил гул голосов. Атмосфера стала куда более свободной; напитки и ужин, близившийся уже к концу, сделали свое дело, и все чувствовали себя довольно раскованно.
Премьер-министру удалось ускользнуть от нескольких групп, откуда к нему устремлялись выжидательные, вопрошающие взгляды; не останавливаясь, он отвечал на них вежливой улыбкой.
Артур Лексингтон стоял в кольце смеющихся гостей, окруживших министра финансов Стюарта Коустона, демонстрировавшего им нехитрые фокусы – его увлечение, к помощи которого он время от времени прибегал, чтобы снять напряжение в перерывах между заседаниями кабинета.
– Следите за этим долларом! – с пафосом произнес он. – Сейчас я заставлю его исчезнуть.
– Какой же это к черту фокус! – вмешался чей-то знающий голос. – У вас же доллары исчезают каждый день.
К приглушенному смеху немноголюдной аудитории присоединился и генерал-губернатор.
Премьер-министр дотронулся до руки Лексингтона и второй раз за вечер отвел министра иностранных дел в сторону. Он вкратце изложил ему содержание беседы с лидером партии и заявил, что к утру ему нужно заявление для печати. Лексингтон в типичной для него манере не стал задавать лишних вопросов. Кивнув в знак согласия, он сказал:
– Позвоню в посольство и потолкую с Энгри. Потом задам работенки своим людям, – министр коротко хохотнул. – Когда я не даю другим спать, это прибавляет мне ощущения собственной значительности.
– Эй, парочка! Сегодня вечером никаких государственных дел! – подошедшая Натали Гриффитс легко приобняла их за плечи.
Артур Лексингтон обернулся к ней, расплываясь в улыбке:
– Даже в случае мирового кризиса?
– Даже в этом случае. К тому же у меня кризис на кухне. Что гораздо серьезнее.
Супруга генерал-губернатора направилась к своему мужу.
– Только представь себе, Шелдон, у нас нет коньяка, – сообщила она отчаянным шепотом, не подозревая, что не предназначенные для посторонних ушей слова отчетливо слышны всем рядом стоящим.
– Не может быть!
– Тихо, тихо. Не знаю, как это могло случиться, но коньяка у нас нет.
– Но надо же что-то срочно предпринимать!
– Чарльз позвонил в клуб ВВС. Они обещали сейчас же прислать.
– Господи, Боже мой! – в голосе его превосходительства звучала неподдельная тоска. – Неужели мы даже гостей не можем принять как полагается?
– Боюсь, придется пить кофе в чистом виде, – пробормотал Артур Лексингтон. Он взглянул на новый стакан виноградного сока, который несколько минут назад принесли Джеймсу Хаудену. – Вам-то нечего беспокоиться. Этого добра у них, наверно, галлоны <Британский галлон – около 4,5 литра.>.
Генерал-губернатор зло буркнул:
– Ну, кто-то поплатится за это головой!
– Перестань, Шелдон, – хозяин и хозяйка по-прежнему переговаривались шепотом, оставаясь в неведении, что их слушает забавляющаяся происходящим аудитория. – С кем не бывает… Не забывай, какая осторожность нужна сейчас с прислугой…
– Разрази гром всю эту прислугу!
– Мне подумалось, ты должен знать, что случилось, – терпеливо уговаривала мужа Натали. – Я все улажу, дорогой.
– Ну хорошо, ладно. – Его превосходительство улыбнулся со смешанным чувством смирения и любви, и супруги вместе направились к своему пятачку у камина.
– Sic transit gloria <Так проходит слава (лат.).>. Тот, кто поднимал в воздух тысячи аэропланов, теперь не смеет упрекнуть судомойку, – произнесено это было весьма язвительно и слишком громко.
Тирада принадлежала Харви Уоррендеру, министру по делам гражданства и иммиграции. Он стоял совсем рядом, высокий и располневший, с редеющими волосами и басовитым раскатистым голосом. Обычные для него менторские манеры остались, видимо, в память о тех временах, когда он преподавал в колледже, еще до того, как занялся политической деятельностью.
– Легче, Харви, – предостерег его Артур Лексингтон, – вы все же имеете дело с королевской властью.
– Иногда я просто не в силах переносить напоминания о том, что лишь одни “шишки” неизбежно выживают, – ответил ему Уоррендер, несколько понизив голос.
Наступило неловкое молчание. Намек был предельно понятен. Единственный сын Уоррендера, юный офицер ВВС, во время второй мировой войны пал в бою смертью героя. Отцовская гордость за сына была столь же неизбывной, сколь и его скорбь.
На его замечание можно было легко найти не один ответ. Генерал-губернатор храбро сражался в двух войнах, да и “Крест Виктории” просто так не дают… Потери и смерть на войне не признают ни возрастов, ни званий…
Однако в данный момент, похоже, лучше было вообще не отвечать.
– Ну, пошутили и хватит, – бодро произнес Артур Лексингтон. – Прошу извинить, премьер-министр, Харви…
Он кивнул им и пошел через всю гостиную к своей жене.
– Почему, интересно, кое для кого некоторые темы бывают столь неудобны? – спросил Уоррендер. – Или для памяти установлен какой-то срок?
– Здесь, по-моему, в основном вопрос выбора времени и места. – Джеймсу Хаудену не хотелось развивать эту тему. Иногда у него появлялось желание избавиться от Харви Уоррендера в качестве члена правительства, но по ряду серьезных причин он не мог этого сделать.
Стремясь сменить предмет разговора, премьер-министр сказал:
