- Игнатовская Надежда Николаевна, областной фтизиатр, - представилась женщина приятным голосом.
Молодой человек промолчал, но все поняли, что это был лётчик - на его поясе висел шлемофон с очками. Феклуша отправилась кормить пилота, а врач прошла к больному.
Игнатовская после осмотра ничего нового не сказала:
- Нужно срочно везти на обследование!
- Доктор, а вроде бы уже и ничего! Крови нет больше, может, обойдётся? - Иван вовсю улыбался, как будто для него и не было этой страшной ночи. Игна- товская глянула на Марчукова так, как смотрят на нашаливших детей, и с нажимом повторила:
- Обследоваться, и как можно быстрее!
Паша пошла провожать неожиданных визитёров, в буквальном смысле свалившихся с неба.
- От хлористого кальция у него временное улучшение, поэтому ваш муж геройствует, - сказала Игнатовская на улице.
- Я знаю. - отозвалась Паша. Хотела добавить «я тоже медик», но передумала. - Скажите, а кто Вас прислал, да ещё на самолёте?
- Давид Ильич организовал, мы с мужем давние друзья его семьи. Он просил спросить, если нужно срочно, он пришлёт ещё самолёт, но забрать он может только больного. Вам придётся на поезде.
- Спасибо большое! Я сегодня же возьму билеты, поедем вместе на поезде, если Мильману не трудно, пусть встретит нас на вокзале.
Зачем было спрашивать? Паша вспомнила о собственном глупом вопросе. Кто ещё мог прислать самолёт с врачом?
Начинал накрапывать дождь, и пилот спешил улетать, пока ещё было светло. Иван Андреевич на своей полуторке отвёз гостей на поле, которое Иван держал под будущий ипподром для скачек, и явился снова, чтобы ехать в Таловую. Борька помчался провожать самолёт.
Зина тоже решила ехать в Воронеж, поэтому нужно брать три билета. Мария Фёдоровна с Феклушей справятся с ребятами. Может быть, на помощь им вызвать Аню? Верная душа! Примчится по первому зову, сильно скучает по Борьке.
Паша побежала в контору, дозвонилась до Ани, затем на станцию в Таловой, начальнику Должикову, он хорошо знал Ивана Петровича, сразу ответил: «Приезжайте, билеты подготовим на завтрашний поезд».
Когда полуторка отъехала, стало смеркаться, всё небо обложило низкими облаками, пошёл мелкий дождь. Ехать нужно было пятнадцать километров, по плохой дороге быстро не поедешь, а надо было вернуться и подготовить к утру Ваню и все вещи в дорогу. Как назло сломался дворник, и Андрей Иванович высовывал из кабины руку с тряпкой, протирая стекло перед собой, а Паша не видела ничего за мутными каплями дождя и только держалась обеими руками за металлический поручень на дверке.
Уже стемнело, когда они подъезжали к железнодорожному полотну. Паша еле различала за мокрым стеклом какие-то огоньки на переезде, в свете фар она увидела поднятый шлагбаум.
Это было последнее, что она видела из окна полуторки. Удар страшной силы сотряс машину, Пашу подбросило куда-то вверх, она почувствовала боль в ноге, потеряла сознание...
. Товарный поезд, с двумя сцепленными впереди паровозами, шёл без света, через полустанок с открытым шлагбаумом. После удара состав остановился через сотню метров. От деревянной кабины «полуторки» остались только щепки: кузов с двигателем и осями отбросило за дорогу. Водитель, отброшенный на десяток метров, поднялся с земли, с минуту стоял, словно в трансе, с трясущимися ногами, потом стал ощупывать руками своё тело. Кроме ушиба колена, на нём не было даже царапины!
Паше повезло меньше: она висела вниз головой на буфере паровоза, её держало длинное пальто, зацепившееся за металлические части. Правая нога была неестественно вывернута.
Вокруг паровоза уже ходили люди, кто-то подбежал к ней, её принялись снимать, и она закричала от страшной боли в бедре.
Дождь шёл не переставая, и Паша почувствовала запах угольного шлака, залитого водой. Нестерпимая боль заставила её вновь потерять сознание.
Очнулась она в железнодорожной больнице, на топчане, над которым висела лампа. По лежащим на каталках инструментам она догадалась, что находится в хирургической. Стены с отвалившейся штукатуркой. Рядом стояла медсестра в не очень свежем халате. Она уже сделала Паше обезболивающий укол и сказала: «Ищут врача, подождите немного».
Наконец явился фельдшер. Пошатываясь, подошёл к раковине, стал мыть руки. Когда он взялся за инструмент, Паша поняла, что он пьян. Но фельдшер бодро принялся за дело, размотал кем-то наложенные в спешке бинты и стал накладывать швы на рану.
Что же он делает? Не обработав антисептиком рану, зашивает кожу с этими вкраплениями угольного шлака? Паша силилась что-то сказать, но от укола язык у неё не поворачивался.
Её отвезли на каталке на кровать, она уснула, а проснувшись под утро, увидела Лёню. Его вызвала Зина, и он ехал ночью из Алешков по раскисшей дороге, на машине с колёсами, обмотанными цепью.
- Лёня, давай срочную телеграмму Давиду Ильичу. - прошептала Паша посиневшими губами. - Здесь, на станции, есть почта.
- Держись, Пашуня. Зиночка уже позвонила ему.
- Как Ваня? Ему не надо говорить!
- Мы сказали ему, что сломалась машина, а ты вывихнула ногу - утром тебе наложат шину, а потом ты приедешь .
Паша смотрела на Лёню, его мощные плечи, курносый, как у Зины, нос, такие же, как у неё, карие глаза, и ей казалось, что брат Вани явился из воздуха - в голове была одна мысль: как он здесь оказался?
В этот же день Давид Ильич прилетел сам, сел на своём У-2 в поле под Таловой. Не прекращаясь шёл дождь, висела низкая рваная облачность. Одному богу известно, как лётчик смог посадить свою машину.
К больнице подали ходок, запряжённый лошадью. Обычно на нём возили уголь, мокрая угольная пыль издавала тот же запах, что врезался в её память вместе с болью, и Паше стало опять плохо. Её накрыли брезентом, рядом сел Лёня, лошадь тронулась.
Участок дороги, засыпанный щебёнкой, состоял, казалось, из одних ям - каждая неровность отдавала болью в ноге. Паша закусила губу, стараясь не кричать. Ехать было недалеко, но дорога показалась вечностью.
Давид Ильич стоял возле самолёта в кожаной фуражке, кожаном полупальто, по его щекам стекала вода.
- Пашуня, родная, ну и везучая ты! Что там коня - ты паровоз остановила! Не горюй, ногу подлечим! - пробовал шутить обычно неразговорчивый Мильман, но увидев, что нога её развёрнута под девяносто градусов, а из покусанных губ течёт кровь, осёкся.
Пашу подняли в кабину трое мужчин, но из-за её ноги не закрывался «фонарь», пришлось запихивать ногу, и тут она не выдержала, закричала.
- Почему не вправили вывих? - спросил Мильман у Лёни Марчукова.
- Да тут один костолом на всю округу, и тот пьяный! - с досадой ответил тот.
* * *
Пашу привезли в переполненную областную больницу на улице Донбасской. Здесь рядом находилась городская тюрьма, а через дорогу - ЗАГС и военкомат, поэтому это место воронежцы называли перекрёстком четырёх несчастий.
Положили Пашу в коридоре, вместе с пленными немцами. Полдня, до вечера, к ней никто не подходил. Потом приехал Давид Ильич с Ниночкой, увидели всё, ужаснулись, пошли к главврачу. Палату для участника войны всё-таки отыскали.
- Паша, не волнуйся, выздоравливай, если что - попроси позвонить любую сестричку. Завтра-послезавтра лечу за Ваней, погода вроде улучшилась. Держись!
- Храни вас бог! - прошептала Паша вслед уходящим Мильманам.
Пришла сестричка Анечка - лицо доброе, сочувствует, и уже как-то легче -
стала осматривать ногу: «Не волнуйтесь, врач на операции, но скоро будет!» Увидела, что полоски металлической шины Крамара врезались в распухшую ногу, распорола подушку, достала из неё вату: «Я подложу, чтобы не так давило. Бинтов и ваты не хватает, поэтому дают только в операционную».
Но и на второй день к Паше никто из врачей не подошёл. Появился Володя, сбежав с занятий в институте, всё в той же гимнастёрочке, обнял, расцеловал: «Тебе повезло, Пашуня! Если бы кабина была металлическая. страшно подумать! А эта - разлетелась на щепки и вам дала улететь!»
От него попахивало спиртным, брови на высоком ясном лбу сдвинулись, плотно сжались губы: «Как это никто не подходит? Сейчас они все сюда явятся!»
- Володя, Володя! - пробовала Паша остановить брата.
Володя бодрыми шагами направился прямо в ординаторскую. Там он обнаружил нескольких мужчин в белых халатах.
- Кто из вас хирург? - громко спросил он без прелюдий.
- В чём дело, молодой человек?
- Дело в том, что я - разведчик, брал «языков» в немецком тылу. А уж хирурга возьму - не пикнет! Пойдёт туда, куда скажу! Показать, как это делается?
- Да объясните, наконец, в чём дело? - повысил голос немолодой мужчина с бородкой.
- Я должен объяснять вам? Вы объясните мне, почему вторые сутки к бывшему фронтовику с вывернутой ногой никто из вашего брата не подходит?
- Да у нас.
- Что у вас? Я видел, как вы возле немцев крутитесь, а на мою сестру, фронтовичку, вам плевать! На эту комнату мне одной гранаты хватит!
