Я насмехалась.
— Да, конечно! Она любит маленькую потаскушку из-за которой, чуть не убили ее сына!
Он одарил меня безумным взглядом.
— Никогда больше так не говори. Никогда.
Закатывая глаза, я отвернулась и незаметно улыбнулась.
Каждый день я получала кусочек моего старого Нокса. Больше властности и меньше нерешительности. Я любила каждую секунду восстановления в своем мужчине.
Нам всё еще приходилось справляться со случившимся, но я собиралась быть настолько терпеливой, насколько это возможно, особенно после того, как я стала свидетелем полномасштабного приступа тревоги, которая была настолько сильной, что мне пришлось раздеть его и вытирать его дрожащее тело прохладным полотенцем.
Оказывается, у Нокса ночные кошмары. Он говорит, что они уже не такие интенсивные, и я склонна ему верить, потому что в нашу первую неделю, у него их было три, а на этой неделе у него не было ни одного.
Но видеть своего мужчину решительным и сильным серьезно меня заводит. Я не могу дождаться, когда мы вернемся назад в спальню.
Как только мы вышли из машины, появилась миниатюрная женщина с причесанными волосами, одетая в милый сарафан пастельного цвета, поверх повязан фартук. Вытирая свои руки о кухонное полотенце, она выбежала из дома, крича:
— Вы здесь! Вы наконец-то здесь!
Что шокировало меня еще больше, так это то, что эта маленькая женщина практически оттолкнула с пути своего сына, чтобы заключить меня в теплые объятия, и сказала лучшим южным говором, из всех, которые я когда-либо слышала.
— Лили, дитя мое, а я всё думала, когда же тебя увижу! О, дорогая. То, через что ты прошла, — она щебетала. — Заходите в дом и позвольте маме вас накормить.
Игнорируя своего уже смеющегося сына, она шлепнула его кухонным полотенцем, взяла меня под руку и повела меня в свой роскошный дом, который находится в какой-то глухомани.
Нокс тащился позади нас со своей тростью и выкрикивал.
— Мама, ты испекла свои бисквиты?
Она выпятила грудь.
— Дорогой, конечно, я испекла бисквиты. Подливку тоже сделала, малыш. — Она повернулась ко мне. — Так как ему нравится, — сказала она, похлопывая меня по руке.
Мы прогостили у Клэр, которая настояла, чтобы я звала ее мамой, два дня. К концу нашего пребывания там, мне действительно было грустно уезжать. Мне понравилось иметь кого-то, с кем можно поговорить о Ноксе.
Мы сидели за ланчем в наш последний день, и я подливала немного холодного чая всем нам. Когда я подошла, чтобы добавить сахар в стакан Ноксу, он покачал головой и ухмыльнулся.
— Сладкий чай — для кисок, малышка.
Мы обе наморщили нос от его грубости, Клэр произнесла:
— Я знаю, что ты уже не ребенок, Адам, но ты не настолько взрослый, чтобы твоя мама не могла дать тебе подзатыльник. Постарайся это запомнить. — Затем она посмотрела на своего сына и сказала: — Передай мне сахар, сладенький. Мама любит сладкий чай. И я не киска, спасибо тебе большое.
Немного позже в этот же день, Клэр и я сидели на крыльце пока Нокс отдыхал. Он всё еще был в состоянии, когда уставал очень быстро и наше путешествие действительно его измотало.
Наконец-то, когда у нас появилось немного времени наедине, я спросила ее:
— Каким он был в детстве?
Задумчивая улыбка озарила ее лицо.
— Он был неспокойным ребенком. Даже тогда он был требовательным. — Она хихикнула. — Я всегда знала, что он не будет вести обычный образ жизни. Он всегда защищал или помогал кому-то. Всегда знала, что он был предназначен для великих вещей, мой Адам был… — поворачиваясь ко мне, она сказала с благоговением: — Он был исключительным. Хорош во всем. Схватывал всё на лету. Как губка, просто впитывал в себя информацию. За словом в карман не полезет, — она засмеялась. — Господь свидетель, у него это не от меня. Я простая девчонка, из простого городка с простыми потребностями. Мой Адам... он был намного большим.
Я сидела, слушая с улыбкой на лице, пока она не сказала:
— Вот как я поняла, что ты была особенной.
Мои глаза начало жечь, но она продолжила:
— Адам всегда окружал себя особенными людьми. Рок и Бу — особенные, как и он, и когда он сказал, что встретил девушку...— она посмотрела на меня с понимающей улыбкой. — Я знала, что он встретил ее. Ту, которую ищет каждый. Они ищут и ищут, и некоторые умирают, пытаясь найти. И когда ты, наконец, встречаешь ее, что-то внутри тебя говорит: «О, вот ты где. Я искал тебя. И я даже сам этого не знал».
К этому моменту, я уже тихо всхлипывала.
Она объяснила.
— Видишь ли, для меня это был отец Адама. Он был моим недолгое время, прежде чем я потеряла его, но он был именно ЭТИМ человеком. Я знала, что больше никогда так не полюблю. И мне и не нужно было, потому что эта любовь... она всё еще внутри меня. И она делает каждый трудный день немного легче.
Я сказала, судорожно дыша:
— Вы очень мудрая женщина, Клэр.
И она рассмеялась.
— Господи, Лили! Никто никогда не обвинял меня в том, что я мудрая. И прекрати называть меня Клэр. Я люблю, когда ты зовешь меня мамой.
Широко улыбаясь, я закрыла глаза и тихо ответила:
— Хорошо, мама.
Что приводит нас к настоящему.
Глядя на лобовое стекло, я бормочу.
— О, господи, это будет неловко.
Нокс фыркает.
— Нет, не будет. Перестань драматизировать.
Я сердито смотрю на него, склоняюсь над сиденьем и бью его по руке. Он шутливо блокирует удар и смеется.
— Эй, не бей калеку!
Мои глаза вспыхивают. Я снова склоняюсь и бью его еще два раза, пока он смеется. Я ненавижу, когда он себя так называет. Я никогда не смотрю на него как на инвалида или калеку.
Он просто... Нокс.
Мы выходим из машины, достигаем входной двери, и я рада, что попросила Теру подготовить маму и папу к встрече с Ноксом. Я не хотела, чтобы они были шокированы или задавали глупые вопросы, на которые он не сможет ответить. Мой отец беспокоит меня больше всего.
Мне было интересно, как бы он отреагировал на знакомство с человеком, который украл его дочь.
Держа Нокса за руку, я тянусь, чтобы нажать на дверной звонок, когда дверь открывается. Тера бежит ко мне, крепко меня обнимает и визжит.
— О боже! Я не могу в это поверить! Я так чертовски счастлива за тебя!
Неожиданно она отпускает меня, подбегает к ошеломленному Ноксу и оборачивает свои руки вокруг него, крича:
— Я так рада, что ты больше не мертв! — Нокс тихо смеется, и Тера смотрит на него серьезно. — Нет, я серьезно. Это был полный отстой!
Он смеется еще сильнее, обнимая ее одной рукой.
— Я тоже. Хорошо быть живым.
Тера прыгает вверх-вниз и говорит нараспев:
— И жениться!
Качая ей головой, я говорю.
— Успокойся, дуреха. Мы пока еще никому не рассказывали.
Неожиданно, высокий, красивый мужчина появляется в дверях. У него светло-каштановые волосы, веселые карие глаза и непринужденная улыбка. Взглянув на Нокса, он идет вперед и крепко его обнимает. Нокс обнимает его в ответ, и они какое-то время говорят с глазу на глаз.
Наверное, это Джонатан.
Отпуская Нокса, он идет вперед, улыбаясь с распростертыми объятиями. Стесняясь, я иду навстречу и позволяю ему крепко меня обнять.
Он целует меня в макушку, и у меня сердце разрывается. Такой милый жест, а я даже его не знаю.
Джон немного отстраняется и говорит:
— Боже правый, вот это гены. Думаю, твоему отцу повезло, что у него больше нет маленьких дочек. Ему бы пришлось отбиваться от ухажеров палкой. — Он делает паузу, затем добавляет на полном серьезе: — Или же совершить убийство.
Краснея, я громко и глупо хихикаю, и они оба смеются.
Тера игриво шлепает его по руке.
— Оставь ее в покое, Джон. Ты ее смущаешь.
Она берет меня под руку и ведет по холлу. Я знаю, что она делает. Она пытается показать мне, что открыто поддерживает меня, независимо от моих решений. И я благодарна.
Приближаясь к кухне, я слышу, как мама болтает сама с собой. Когда я заглядываю внутрь, она вопит:
— О, моя малышка!
Мягко посмеиваясь, я обнимаю ее и крепко держу. Она вздыхает.
— Здесь так тихо без тебя, сладенькая.
Сжимая ее, я говорю:
— Я думала, ты любишь тишину.
Сжимая меня в ответ, она произносит:
— Здесь тихо. И там тоже тихо. А я не люблю тишину.
Отпускаю ее, а она смотрит на Нокса за моей спиной. Используя свою трость для поддержки, он выходит вперед, и мамино лицо становится опустошенным. И секунды не проходит, как она заключает его в материнские объятия и бормочет снова и снова:
— Огромное спасибо тебе.
Он же спас мою жизнь, в конце концов.
Нокс обнимает ее.
— Я бы не задумываясь сделал это снова, мэм.
Отклоняясь, она бьет его в грудь.
— Не мэмкай мне. Ты будешь звать меня мамой. — Он шокировано смотрит на нее, а она поворачивается ко мне, подмигивает и добавляет: — Красивое колечко.
Я мысленно бью себя по лбу.
Я забыла снять свое кольцо. Какой сюрприз.
Мама восклицает.
