– Мне жарко! – Заявила эта красавица и принялась стаскивать с себя свитер. Я не пытался её останавливать и совершенно об этом не жалею. Через мгновение передо мной стояла ослепительная в своей белоснежной наготе Афродита. Я не заставил богиню долго ожидать моих ответных военных действий.
- Ты хоть и немец, но немец правильный! – Заявила Анна, лёжа под двумя одеялами в моих объятьях. – Не всякому мужику, даже из наших, хватило бы духу играть в русскую рулетку с отъявленным психом. К тому же совершенно из-за чужих баб. Мне конечно стыдно, что, едва овдовев, я кинулась в объятья к другому мужику, да ещё немцу. Но ты сам всё подстроил – напичкал меня какой-то сладкой дрянью – вот у меня мозги то и съехали. Хитрый вы народ – тискерне. Хитрый и опасный.
Нашу складскую идиллию прервал металлический грохот. Кто-то дубасил в дверь. Мы быстро оделись и я, прихватив автомат из мёртвых рук одного из убитых соотечественников, подошёл к двери.
- Это я, Верманд Вард, ты меня слышишь?! Верманд, всё в порядке! Здесь свои. Я привёл с собой английских моряков. – С изумлением узнал я голос мичмана Урхо.
Глава 31
“Остаюсь моряком…”
Урхо мало того, что говорил по-норвежски, а не по-немецки, как повелось у нас с ним после гибели всех бойцов нашего отряда, так он ещё нёс какую-то чушь, называя меня именем покойного мужа Анны. В свете того, что произошло только что между мной и молодой вдовой Варда на ложе из казённых одеял, брошенных на каменный пол военного склада, это было особенно оригинально. Тем не менее, Анна, как оказалось, соображала гораздо быстрее моего. Я польстил себе надеждой, что виной тому, гораздо больший кусок чем мой, съеденного ею “бронебойного шоколада”.
- Урхо хочет сказать, – тихо объяснила мне Анна по-немецки - что при англичанах будет называть тебя именем моего убитого мужа. Значит так надо. Ты главное не перечь и молчи побольше, вроде как, ты нелюдимый суровый рыбак, а то твой норвежский, пока что, “курам на смех”.
Как и велела Анна, я постарался произвести соответствующее впечатление на англичан. Моя изрядно отросшая светлая, рыжеватая щетина вполне тому способствовала. К счастью британцы не слишком владели норвежским и расспросами меня не мучили. Я же, разумеется, не показывал виду, что прекрасно понимаю о чём “томми” между собой беседуют. Диспозиция, между тем, вырисовывалась малоутешительная. Прежде всего, “бессмертный” Прус успел с остатками экипажа улизнуть на своём гружёном дейтерием у-боте. Урхо и англичане в бессильной ярости только и успели обстрелять из автоматов, едва отошедшую от причала, и уже погружающуюся субмарину. Немного утешало, что стараниями “покойного болвана Людвига” лодка имела значительный крен на левый борт. В таком виде Прус далеко уйти не мог, а выгрузка бочек с дейтерием в открытом море, кишевшем вражескими кораблями и самолётами, представлялась мне более, чем проблематичной. Между тем координаты возможного местонахождения у-бота уже были переданы англо-американской эскадре. За Драконом Апокалипсиса началась беспощадная и, как я небезосновательно надеялся, последняя охота.
Мичман Урхо-Юрий рассказал мне о том, как после моего пленения людьми Пруса, он, петляя зайцем, убегал от возможных преследователей. Беглец случайно влез в какую-то узкую расщелину в стенке туннеля. Как заявил мне мой друг:
- Эту каменную головоломку вы немцы совершенно справедливо назвали “Лабиринтом”. Здесь сюрпризов и неожиданностей не меньше, чем в сказках о Синдбаде-мореходе. Что ты думаешь, Отто? Эта щель в скале оказалась приоткрытой, хорошо замаскированной, выдвижной клинкетной дверью. Наподобие той, что была на том чёртовом складе, где я вас нашёл. Я оказался в каком-то помещении, погружённом в кромешный мрак. Лишь где-то углу светился жутковатый, призрачный огонёк. Я чиркнул зажигалкой и обнаружил перед самым своим носом, на стене обычный электрический, тумблерный выключатель. Повернул чёрный рычажок и… “О, Чудо!” – зажёгся свет. Я быстренько закрыл дверь, задвинув её до упора, и принялся осматриваться. Небольшая комната была заставлена странной аппаратурой. В углу, рядом с работающей, судя по освещённым шкалам, радиостанцией, на стуле сидел мертвец в форме немецкого морского офицера. Парень, судя по восковой физиономии, дырке в виске, и струйке засохшей крови, застрелился уже несколько дней назад. Скорее всего, ещё до прибытия сюда разбойников Пруса. Больше всего я обрадовался люгеру самоубийцы. Ведь мой трофейный автомат безнадёжно заклинило от удара о скалу во время последней стычки. Рядом с пистолетом валялись эбонитовые наушники. Из чёрных кругляшей доносились звуки немецкой речи. Я поднял их и поднёс к уху. Вещало радио Берлина. Какой-то немецкий диктор траурным голосом восхвалял доблестных солдат союзных армий, освободивших немецкий народ от кровавой власти преступника Гитлера. Похоже, что этот мужественный баритон не верил ни одному своему слову. Всё ясно – решил я. Как раз три дня назад Германия подписала акт о безоговорочной капитуляции. Патриот-германец услышал об этом известии по радио и, не перенеся национального позора, застрелился. Со всем уважением – Гитлер капут! Я подошёл к большому прибору по форме напоминающее пианино с кучей переключателей и индикаторной подсветкой. Здесь тоже были наушники – две пары. Большие, с мягкой, немецкой, поролоновой насадкой. Я щёлкнул ближайшим переключателем. Загорелась индикаторная лампочка, а из наушников зазвучала ясная и чёткая речь. Разговаривали двое немцев, похоже, из рядового состава. Парни мечтали о каких-то деньгах, шоколадных мулатках и море виски. Так это секретная прослушка жилых помещений базы, служба контрразведки Кригсмарине. – Догадался я. Впрочем, всё это никак не помогало найти то место, куда люди Дракона упрятали тебя и обеих женщин. Я ещё раз осмотрел эту комнату, полную наушников. У стены маячил небольшой сейф, дверца его была настежь открыта. Внутри было пусто, как в монастырском баре. Стоящее рядом цинковое ведро для мытья полов было наполовину заполнено золой от жжёной бумаги. Случайно мой взгляд упал на столик с радиостанцией, возле которой восседал на стуле несвежий патриот-наци. У столика был один единственный выдвижной ящик, и я поспешил открыть его. Удача, наконец-то улыбнулась и мне. В столе я нашёл сложенную вчетверо план-схему базы “Лабиринт” c имперским орлом и синей печатью “Совершенно секретно” в правом верхнем углу. Судя по всему, об этом сверхважном документе, спешно удирающие коллеги самоубийцы, просто забыли. Я принялся подробно изучать карту. Поскольку место твоего пленения находилось совсем недалеко от центра прослушки, в котором я находился, то я обратил основное внимание именно на эту часть плана. Что же, поблизости находилось только одно помещение, обозначенное, как интендантское складское. Туда-то я со своим люгером и направился. Везение продолжилось и меня, лишь на минуту, опередил посыльный от внешнего наблюдателя. Остальное ты знаешь. Кстати, наша Йора – настоящая героиня. Она молчала до последнего, пока изверг Прус медленно резал ей пальцы монтажными ножницами. Только угоза сделать тоже с сестрой заставила её заговорить. Впрочем, это было уже не важно. Наблюдатель Пруса засёк наш отряд при первом его появлении на острове. Нас просто ждали в засаде и успешно перебили всех наших ребят. Всех, кроме тебя и меня - их грёбанного олуха-командира. Гюнт Дракон мучил женщин без всякого смысла. Подлец просто развлекался. Отто, самое неприятное для тебя я оттягивал до последнего момента, но деваться некуда, так что слушай…
Вторая, более чем неприятная новость, касалась непосредственно меня. У всех офицеров и даже старшего боцмана английского корабля на руках фото моей персоны, где я значусь капитан-лейтенантом Гюнтером Прусом. Хорошо ещё, что на фотографии в досье, откуда и были сняты копии, я был заснят в двадцать два года. На сегодняшний день, когда я выгляжу старше своих тридцати, и лицо маскирует светлая борода с проседью и усами, узнать меня по тому давнишнему портрету мудрено. Тем не менее, миляге Гюнту, вместе с благополучно укокошенным им шефом, удалось в итоге уничтожить всё моё возможное будущее. Англичане с американцами теперь охотятся на меня, как на Гюнтера Пруса - одного из самых гнусных военных преступников на всех морях и океанах планеты. В личном досье Гюнта теперь красуется моё фото, вписаны мои особые приметы, да и его отпечатки пальцев заменены на мои. Найденные союзниками фальшивки изготовлены в настоящей канцелярии штаба Кригсмарине, настоящими штабистами, на настоящих бланках и припечатаны настоящими лиловыми имперскими орлами со свастикой. По ним выходит, что это я, а не беглый Дракон расстреливал экипажи, торпедированных мной английских и американских кораблей и судов. Дескать, даже сам Дёниц пытался урезонить меня, чтобы я не слишком увлекался живодёрством. В бедламе послевоенного времени я, вряд ли, могу рассчитывать на справедливое и беспристрастное разбирательство своего дела в гуманном суде присяжных, а тем более, на вызов в качестве свидетеля Дёница, который знал меня лично. Вряд ли гросс-адмирал в этом хаосе национальной катастрофы хотя бы раз вспомнил о моей персоне.
