Клара. Адольф!
Санг. Если ты будешь возражать, я закрою тебе рот рукой! Теперь моя очередь говорить. О, то, что ты сделала, — великий подвиг! Такие, как я, отдают свою веру, а ты отдала жизнь. Как же велико твое доверие ко мне! Как я люблю тебя! Когда моя пламенная вера пугала тебя, когда ты трепетала за меня или за судьбу своих детей, ты, конечно, порой не сознавала, что делаешь... А я знал: ты не могла поступать иначе! А на большее у тебя уже не хватало сил!
Клара. Да, у меня не хватало сил...
Санг. Это моя вина. Я не умел щадить тебя.
Клара. Адольф!
Санг. Да, я знаю. Это именно так. Ты приносила себя в жертву день за днем. И не потому, что ты верила, не потому, что ты надеялась получить награду на том или на этом свете — нет, только из одной любви! О, как я люблю тебя! Сегодня я хотел сказать тебе это. Если бы Ханна не вышла из комнаты, я попросил бы ее оставить нас вдвоем. Благодарю тебя! Сегодня твой день! Знаменательный день! Сейчас придут дети. О позволь мне поцеловать тебя, как в первый день!
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Ханна возвращается.
Санг. Ну, что же?
Ханна. Восьмой час...
Клара. Я знала это.
Санг. Восьмой час? А дети?
Ханна. Они спали.
Санг. Спали?
Клара. Я знала это.
Xанна. Элиас лежал на кровати одетым, как будто только прилег отдохнуть, да так и заснул. А Ракел спала, укрывшись одеялом. Она ничего не слышала.
Санг. Я требовал от них слишком многого. Они все-таки еще дети. Я никогда не умею соразмерить силы.
Ханна. Они почти не спали эти два дня, с того момента, как мы встретились.
Санг. Но почему же бог внушил мне именно сегодня такую веру в свои силы? Я хочу понять, почему?
(Идет к двери.)
Простите меня, друзья, я сейчас вернусь... Почему же именно сегодня?
(Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Клара. Ты разбудила их?
Ханна. Конечно. Знаешь, я, кажется, начинаю понимать, в чем дело.
Клара. Боже мой! У меня начинается ужасная дрожь!
Ханна. Что же делать?
Клара. Ничего... Я сама должна справиться с этим... О, вчера у них в глазах было какое-то особенное выражение. Теперь я понимаю.
Ханна. Они больше не верят тому, чему верит их отец.
Клара. Да, они больше не верят тому, чему верит их отец. Как они страдали, как много они пережили, бедные! Они ведь любят и уважают его! Он им дороже всего на свете!
Ханна. Вот почему вчера они были такие притихшие.
Клара. Да. И потому они так переживали каждую мелочь. И потому Ракел написала тебе и просила тебя приехать. Она понимала, что кто-то должен быть здесь, с нами. Ей одной это было не под силу.
Ханна. Да, ты права! Каково им было вынести все это!
Клара. Ах, бедные, бедные!
Ханна. Смотри, сюда идет Элиас!
Клара. Элиас? Он здесь?
Элиас (бросается на колени у постели матери, закрыв лицо руками). О, мама!
Клара. Да, да! Я знаю! Я все знаю!
Элиас. Ты знаешь? Ничего ужаснее не могло случиться!
Клара. Нет, ничего...
Элиас. Когда вчера он сказал нам, что сегодня в семь часов...
Клара. Молчи! Я не в силах! Я не перенесу этого!
Ханна. Слышишь? Твоя мать не в силах перенести...
Элиас. Нет, нет! Я знал ведь, что так случится! Все равно так должно было случиться! Рано или поздно этим должно было кончиться.
Ханна. Ты в состоянии выслушать его?
Клара. Я должна его выслушать... Говори же...
Ханна. Что с тобой, Клара?
Клара. Элиас? Ты здесь?
Элиас. Я здесь, мама.
Клара. А Ракел?
Элиас. Она сейчас встает. Вчера мы с нею не спали до полуночи. Но больше она не выдержала.
Клара. Почему, дитя мое, ах, почему же так случилось?
Элиас. Почему мы перестали верить, как отец?
Клара. А вы перестали верить, как отец, дитя мое?
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Входит Санг.
Санг. Вы утратили веру? Сын мой! Ты утратил веру?
Xанна. Посмотри на Клару! Пощади ее!
Санг (спешит к Кларе и кладет руку ей на голову). Все прошло! Все обошлось! Хвала господу!
Клара. Да, мне лучше! Но не отходи от меня, прошу тебя!
Санг. Да, да, я буду с тобой.
Клара. И не позволяй мне плакать! О!
Санг. Нет, нет! Зачем же плакать!
(Наклоняется к ней и целует ее.)
Мужайся, крепись, Клара! Не огорчайся! Ты не должна огорчаться. Подумай только, как горько было им. Они хотели пощадить нас, хотели скрыть от нас свою боль и смятение. Разве мы не должны теперь пощадить их?
Клара. Да, да!
Санг. Видишь! Вот почему у тебя снова был припадок. Нужно все обдумать. Иначе мы будем несправедливы к ним. Особенно я с моей горячностью. Где же Ракел?
Ханна. Она сейчас придет. Они с Элиасом не спали вчера до полуночи.
Санг. Ах, дети, дети! Ну, как вы могли? Нет, нет! Я не хочу слышать об этом. Ты всегда был честен. Если ты так поступил, значит, ты не мог поступить иначе.
Элиас. Не мог. Но это было ужасно.
Санг. Ты слишком легко воспринял свою веру от меня. Я ведь только человек чувства. Может быть, здесь открывается путь к вере, которую нельзя утратить?
Элиас. Я чувствую себя преступником, но я не преступник.
Санг. И ты думаешь, что я хоть одно мгновение сомневался в этом, сын мой? Не обращай внимания, что я еще не могу прийти в себя... Это потому, что я слишком многого ожидал именно от вашей веры... Со временем все пройдет... Нет, нет, нет! Прости меня, Элиас, ты ни в чем не виноват.
(Ракел входит. Она робко отступает в глубину сцены. Санг замечает ее.)
Ракел! О моя Ракел!
(Она подходит к нему и опускается перед ним на колени.)
Когда ты была еще совсем маленькой, ты больше научила меня истинной вере, чем все книги... Как же это могло случиться? Если это чье-то влияние, я имею право знать, как случилось, что тебя отняли у меня.
Ракел. Не у тебя, отец.
Санг. Прости, я не хотел обидеть тебя... Дай, я обниму тебя...
(Ракел бросается на шею отцу и обнимает его.)
Я обещаю вам, дети мои, что я больше никогда не упомяну о том, что произошло... Но я все-таки должен знать... Ведь вас не удивляет, что я хочу понять? Я хочу понять, как это случилось?
Элиас. Даже если ты будешь говорить со мной об этом весь день, отец, я все-таки не смогу ответить тебе как следует.
Санг. Нет. Много разговаривать я не способен. Я ведь не могу рассуждать о вере. Просто не умею.
Элиас. Но выслушать меня ты ведь сможешь?
Санг. Если разговор со мной успокоит тебя, тогда, конечно... охотно. Но постарайся говорить кратко, совсем кратко. Что же толкнуло вас... что утвердило вас в этой мысли, дети мои?
Элиас. Об этом я скажу очень кратко. Ракел и я убедились в том, что христиане не таковы, какими ты учил нас быть.
Санг. Ну и что же?
Элиас. Ты послал нас к самым лучшим людям из всех, кого ты знал, и они, действительно, лучше других. Но и Ракел, и я убедились, — она даже первая поняла, что мы знаем только одного настоящего христианина — и это ты, отец.
Санг. Что ты, дитя мое!
Элиас. Если бы в остальных была хоть какая-то частица от тебя — немного побольше, немного поменьше, — тогда мы не почувствовали бы себя обманутыми. Но они совершенно другие. Они вовсе не похожи на тебя.
Санг. Что ты разумеешь под этим?
Элиас. Их христианство условно. В жизни и в религии они склоняются перед существующим — перед тем, что существует в данном месте, в данное время: учреждениями, обычаями, предрассудками, экономическими условиями. Они нашли окольные пути и умеют приспособить религию к данным обстоятельствам.
Санг. Не слишком ли ты строг?
Элиас. А ты ищешь самого идеального в религии и следуешь ему. Вот в чем основное различие...
Санг. Но почему вас беспокоит это различие, дети мои?
Элиас. Оно ведь и заставило нас задуматься. Тебя это удивляет?
Санг. Нет, почему же... Размышляйте, сколько хотите, только не осуждайте.
Ракел. Мы и не осуждаем. И знаешь почему? Потому что мы поняли, их христианство столь же естественно для них, как твое — для тебя.
Санг. И что же?
Элиас. Но в чем же тогда состоит христианство? Ведь их вера — не христианство!
