105
того, чтобы обернуть вокруг туловища руки, вплотную сомкнутые на ремне, требовалась
такая растяжка плечевого пояса, которой не было ни у других казахских пастухов, ни у
мастера каратэ с видеокассеты, ни у Петра Николаевича.
История про две страшные болезни и чудесное исцеление получила ход у Петра
Николаевича только в самом конце девяностых, и он демонстрирует все признаки
глубокой веры в ее правдивость. Это дает основания полагать, что пришло время
радикальной психотерапии для самого патентованного психолога».
Дочитав письмо, Петр Николаевич был в панике. Впервые ему пришло в голову,
что лучше попытаться замириться с сектой. Другим вариантом была жалоба в милицию,
но пока с ним ничего не сделали, чтобы было основание для жалобы. Петр Николаевич
решил сначала добраться до дома. Если там будут следы взлома или кражи, он пожалуется
в милицию, что секта систематически запугивает его.
Он еле дождался полудня следующего дня, когда его выписывали. Ночью он не мог
спать, и каждый шорох в коридоре заставлял его думать, что это наемный убийца секты
подкрадывается с бритвой в руке. Утром он снова и снова перечитывал письмо,
недоумевая, откуда секта могла достать такую подробную биографию. Ведь он не вел
дневников!
Когда, он, наконец, был свободен и спустился в камеру хранения получить ключи,
теплую одежду и пачку денег в желтой обертке, у него почти не было сил радоваться
сохранности сбережений.
По пути домой он постоянно оглядывался. То здесь, то там, среди толпы, ему
мерещились два лица. Впрочем, если они и существовали, то были неуловимы. У подъезда
Петр Николаевич задумался над тем, насколько хорошей будет идея возвращаться домой.
Не ждут ли его там? С другой стороны, подумал он, если бы их задачей было поймать его,
они бы не приносили ему письмо и не устраивали спектакли с Сергеем, Еленой и
Дмитрием.
Он поднялся, вставил ключ в замочную скважину, попробовал повернуть, но у него
не получилось. Он подергал ручку двери, дверь открылась. Она не была заперта.
Следы взлома бросались в глаза. Их не просто не пытались скрыть, их выставили
напоказ. Вешалка была опрокинута, и от панели управления видеозаписью в большую
комнату тянулись провода. Поверх разбросанной по полу верхней одежды было
взгромождено кресло из большой комнаты, заваленное обрывками картона. Напротив
него, прислоненный к стене, стоял на двух ножках стул. На полу прихожей было
разбросано битое стекло. Пол покрывали кровяные разводы. На кухне битого стекла были
груды, горы. Ножки стола были полностью утоплены в бое. Там и здесь из кучи торчали
уцелевшие бутылки. Внешний вид их был знаком — из-под текилы, как те, которые
приносил Дмитрий, агент секты. Телефон на стене был разбит вдребезги.
Повинуясь порыву страха, Петр Николаевич скользнул внутрь и запер дверь. Он
испугался, что на него нападут со спины, с лестничной площадки, пока он разглядывает
квартиру, наполовину просунувшись внутрь. Запершись, он испугался, что его могут
поджидать в квартире. Логика отключилась, он уже не думал о том, что, устраивай его
враги засаду, они бы не стали громить квартиру. Он схватил с пола горлышко от бутылки
и молча обошел все комнаты, заглянув за двери, за шторы, на балкон. Он бы еще заглянул
под кровать и в шкаф, если бы те не были разгромлены, кажется, колуном, и не лежали бы
грудой щепы и ярких лоскутьев ткани посередине спальни, увенчанные разбитым
монитором.
В большой комнате Петр Николаевич снова обратил внимание на провода,
тянущиеся из прихожей. Один шел в разъем видеовхода телевизора, другой в разъем
видеомагнитофона. На панели в нижней части телевизора мигала красная лампочка.
Телевизор не был выключен, находился в режиме ожидания. Пульт лежал сверху. Петр
Николаевич взял пульт и нажал включение. На мгновение пронеслась мысль, что это
106
хитроумная бомба. Впрочем, страх оказался напрасным. Экран загорелся знакомой
надписью: «Ожидание. Нажмите кнопку «плэй» на вашем видеомагнитофоне». Он нажал
«плэй», и на экране появилась черно-белая картинка.
Петр Николаевич не сразу понял, что перед ним. Потом он узнал собственную
прихожую. В таком ракурсе прихожую снимала видеокамера над входной дверью. Агенты
секты умело повозились с аппаратурой в его отсутствие. Телевизор показывал сделанную
на пленку запись.
Вешалка уже была опрокинута, и провода от панели тянулись в большую комнату.
Но кресла и стула в прихожей не было, битого стекла тоже, и телефон был цел. Открылась
входная дверь, и появились двое в шапках-ушанках, у одного в руках был топор, у другого
лом. Первым делом они уничтожили телефон. Следом они втащили в прихожую мешки,
раскатали по полу пустые бутылки и стали бить. Один из них подошел к панели
управления, нагнулся над ней. Скорость просмотра ускорилась. Двое, комично дергая
руками и ногами, втащили еще несколько мешков. Они скрывались с ними на кухне и
возвращаясь с пустыми руками. Потом они бросили инструмент, сняли обувь, закатали
штаны и стали ходить по прихожей и коридору из стороны в сторону, ни разу не
скрывшись за границей обзора. Их голые белые ступни быстро почернели, следом стал
чернеть пол. Петр Николаевич понял природу крови в прихожей. Челноченье
продолжалось. Двое следовали один за другим, гуськом, двигались на цыпочках, вытянув
шеи, пригнув головы и выставив перед собой по-кенгуриному согнутые руки.
Впечатление создавалось ненормальное, жуткое. Пошли помехи, потом картинка
появилась снова. Те же двое были одеты теперь в костюмы, у одного костюм разошелся
по шву на спине. Они корячились, пытаясь протиснуть кресло из большой комнаты в
прихожую. Когда у них получилось, они взгромоздили его на кучу одежды. Один
плюхнулся в кресло, другой исчез из поля зрения, вернулся со стулом и сел напротив.
Сидевший в кресле зажмурил глаза и, натянув на лицо улыбку-оскал, повернулся к
камере. Сидевший на стуле стал щелкать пальцами. Через несколько минут он встал,
подошел к панели управления камерой. По экрану пошли полосы, вновь включился
ускоренный режим. Долго двое сидели в прихожей, временами меняясь местами, и один
из них постоянно щелкал пальцами, а другой, зажмурившись, улыбался-скалился, манерно
позируя перед камерой. Пошел белый шум, потом снова появилась картинка прихожей, на
этот раз очень близкая текущему ее состоянию. Двое вышли из большой комнаты с
картонными коробками «Комус». Поставив их на кресло, они разорвали картон и стали
доставать, один за другим, прямоугольные брикеты. Петр Николаевич узнал
архитектурный пластилин. Двое стали комкать пластилин с удивительной легкостью, как
будто он был нагрет. Один из них подошел к панели управления, и съемка опять
ускорилась. Двое убегали и прибегали с новыми коробками пластилина, потрошили их,
мяли брикеты и слепляли в единый ком. Наконец, ком стал в высоту по шею одному из
них, тому, что пониже ростом. Тот специально подошел и померил, приложив пальцы к
горлу. После этого двое очистили небольшой кусочек пола от стекла и одежды, погрузили
пальцы по самые костяшки в ком и вырвали по куску. Куски эти они разместили на
расчищенном полу, в полуметре друг от друга. Один снова подошел к панели управления,
и промотка стала такой быстрой, что тела двоих превратились в неясные, полупрозрачные
силуэты, размазанные по всей прихожей. Сквозь эти неясные тени было видно, как
вырастает фигура человека в натуральную величину, ее черты становятся все четче,
появляется сходство с ним, Петром Николаевичем, сходство нарастает и достигает
абсолюта. Пластилиновая фигура осталась стоять посреди прихожей, а двое
переместились в большую комнату, предварительно замедлив видеосъемку. Они встали в
глубине комнаты, на границе обзора камеры, упали на колени и принялись отбивать
поклоны, обратившись лицом в направлении пластилиновой статуи. Картинка исчезла на
несколько секунд, а когда появилась снова, Петр Николаевич хотел закричать и броситься
бежать, но голосовые связки и ноги больше не слушались его, как и шея, как и все
107
остальное тело. Он вынужден был стоять, смотреть на экран и видеть самого себя, робко
