Плевать! Слуги‑факельщики, жгущие шатры и палатки, еще далеко, а Казимир – вот он, собственной персоной! Отбросил сломанное копье и, как заведенный, орудует тяжелым рыцарским мечом.
Пробирался Бурцев к князю, нимало не заботясь о том, как будет действовать дальше: пеший, бездоспешный, с щитом и короткой сабелькой – против опытного конного воина при полном вооружении. Главное, добраться до похитителя Аделаиды, а уж там…
Бурцев едва успел подставить щит под наконечник кнехтового копья, целившего в грудь. Отбил меч куявского оруженосца. Отскочил от рухнувшего с коня окровавленного тела. Не то, не то, все не то! Ввязываться в схватку с рыцарской свитой и добивать раненых не входило в его планы. Прикрывшись щитом, Василий упрямо лез вперед – к Казимиру. От запаха человеческого и лошадиного пота, от крови, от поднятой сражающимися пыли и едкой вонючей пороховой смеси его мутило, а сыпавшиеся отовсюду удары едва не сшибали с ног. Порубанный щит, казалось, вот‑вот развалится на куски. Но ненавистные куявские орел и лев были уже совсем близко.
Глава 54
Конь Казимира, по самое брюхо заляпанный кровью и пороховой пылью, топтался по изрубленным трупам. Четверо пеших бойцов – двое русичей и двое стрелков Бурангула – уже пали от меча князя. Еще двое – Дмитрий и Бурангул – пока преграждали путь предводителю куявцев. Однако и их всадник уверенно теснил за пороховые мешки.
– Ка‑зи‑мир! – Бурцев бросился на князя. Крестовина рогатого шлема с узкой смотровой щелью обратилась к нему.
Вязкая смесь крови и пороха липла к ногам, мертвые тела, кожаные мешки и рассыпанные китайские бомбы мешали двигаться, но все же Бурцев успел. Он рубанул первым, рубанул с плеча.
Бурцев атаковал справа, и князь не успел подставить под его саблю орла и льва на своем щите. Изогнутый клинок ударил в бок, в правое подреберье, в печень, прикрытую кольчугой и кожаным панцирем. Располосовать толстую кожу! Порвать кольчужные звенья!
Да, прикрыться щитом князь не успел. Но он оказался прекрасным наездником. Легкое движение шпор, натянутые поводья – и животное поднялось на дыбы, чуть развернулось. Совсем чуть‑чуть. Казимир спас свою печень, в последний момент ускользнув от клинка, укрывшись за высокой передней лукой рыцарского седла… А лука из прочного дерева – это тоже щит, способный погасить даже смертоносный удар.
Сабля разнесла дерево в щепки, скользнула по седлу, по поножам Казимира, по плотной войлочной попоне боевого коня.
Ответный удар был страшен. Под тяжелым мечом князя Куявии щит Бурцева разлетелся на куски. Левая рука, принявшая удар, отсохла от боли. А Казимир поднимал клинок снова. Глухое рычание доносилось из‑под закрытого шлема‑топхельма.
Конец?
Опять звон, опять треск. Снова над ней, над родимой, – прямо над головой. Щит Дмитрия вовремя прикрыл Бурцева. И этот щит выдержал.
– Ноги! – заорал новгородец. – Подсекай ноги коню! Или брюхо вспарывай! Иначе ворога не достать!
Бурцев лошадей любил, но… Но свою жизнь он ценил больше. Потому и поднырнул под меч Казимира, норовя рассечь сухожилия куявского коня.
Маневр не удался. Князь резко подал скакуна в сторону, нанес сокрушительный удар. Дмитрий, прикрывавший атаку Василия, сам был беззащитен, и княжеский клинок опустился на шлем русича. Новгородского десятника отбросило за перепачканные кровью турсуки. А сабля Бурцева разрубила воздух. Совсем некстати под ногами оказался чей‑то труп. Да еще этот лопнувший мешок с порохом. И тяжелая шипастая граната китайского мудреца… Споткнувшись, Бурцев свалился в кроваво‑красную кашу, присыпанную «громовой смесью». Оружие выпало из рук. Теперь точно кранты!
И снова он ошибся.
Второй раз от неминуемой смерти его спасла сабля Бурангула, подставленная под удар Казимирова меча. Меч скользнул в сторону. Куявец же с глухим ревом опять вздернул коня на дыбы. Мелькнули тяжелые копыта, раздался смачный звук удара подковы о человеческое тело. Татарский сотник откатился в сторону.
Бурцев судорожно шарил рукой в поисках потерянной сабли. Нет! Ничего нет, кроме… Правая кисть целиком ушла в прореху лопнувшего мешка. Да, ничего, кроме вонючего порошка. Зато этого добра – навалом!
Он зачерпнул китайской «громовой смеси». Сам подскочил вплотную к коню противника. Левая рука мертвой хваткой вцепилась в поводья. Бурцев повис на них всем телом, не давая всаднику вновь поднять животное на дыбы и укрываясь за лошадиной шеей от меча куявца.
Потом все было просто. И быстро.
Он пихнул в конскую морду жмень пороха. И отпрянул назад.
Грязно‑серое облачко окутало голову животного. Тяжелая пыль забилась под стальную маску‑налобник, попала в глаза, в ноздри, в пасть. Едкая смесь, сдобренная кровью, залепила морду рыцарского коня. И конь взбесился.
Нет, князь, не упал. Мастерство опытного наездника позволило ему удержаться в разбитом седле. Но и остановить полуослепшего, обезумевшего от боли скакуна Казимир не смог.
Конь не реагировал ни на шпоры, ни на повод, раздиравший пасть, ни на злые окрики хозяина. Он несся прочь, отфыркиваясь и отплевываясь «громовой смесью».
Примеру князя тотчас же последовала его свита. Рыцари, оруженосцы и кнехты торопливо разворачивали лошадей. Неожиданный маневр Казимира в сторону леса был воспринят ими как сигнал к отступлению. Новгородцы и лучники Барангула навалились на противника. Но опасность‑то сейчас была в другом!
– Факельщики! – надсадно заорал Бурцев. – Отсекайте факельщиков! Не подпускайте их сюда.
Кричать пришлось дважды – по‑русски и по‑татарски.
Слава богу, дошло! Русичи и бурангуловцы обратили наконец взоры туда, куда он указывал, – на всадников с факелами. Те тоже намеревались проскочить вслед за своими панами мимо потрепанной баррикады из кожаных мешков. Поляки размахивали факелами, отгоняя противников. Огненные брызги летели во все стороны. Одна такая искра в пороховую кучу – и победа над куявцами станет пирровой.
– Вперед!!! – Бурцев подхватил с земли монгольское копье с бунчуком и первым бросился навстречу поджигателям.
Его услышали. И его послушались. Наверное, потому, что больше в этой суматохе слушать было просто некого, а развевающийся над головой Василия бунчук доходчивее всяких слов указывал направление атаки.
Стычка произошла буквально в нескольких шагах от пороховых россыпей. Противостоять пешему, но превосходившему по численности врагу конные факельщики не смогли. Трое несчастных – один новгородец и двое стрелков Бурангула, одежды которых особенно сильно пропитались кровью и порохом, сами превратились в мечущиеся живые факелы и были затоптаны польскими лошадьми. Но уже через пару минут все закончилось: куявцы перебиты, а победители спешно тушили догорающие среди трупов огни. Дмитрий уцелел. Чуть пошатываясь, держа в руках шлем, выдержавший удар Казимирова меча, новгородец подошел к Бурцеву. Из уголка рта унбаши сочилась струйка крови. Правый ус и добрая половина пропыленной порохом бороды уже окрасило красным.
– Ну, как ты, Дмитрий?
Десятник хлопнул его латной рукавицей по плечу – той самой рукавицей, которой при первом знакомстве так славно заехал Бурцеву в зубы.
– Наш новгородский шелом куявскому мечу ни в жизнь не пробить, – оскалился Дмитрий. – А уж клинок, который проломит голову мне, – тот и подавно не выкован.
Бурангул тоже оказался живучим. И везучим: доспехи смягчили чудовищный удар конских копыт.
– Бывало и похуже, – заверил кочевник Бурцева.
– Ну, спасибо, что выручили. Если б не твой щит, Дмитрий и не твоя сабля, Бурангул…
– Да ладно тебе, – отмахнулся новгородец. – У нас в бою завсегда так, правда ведь, Бурангулка?
Сотник серьезно кивнул.
Глава 55
– Духи огня сегодня милостивы к нам! Они не тронули громовую смесь!
О, сам Кхайду соизволил явиться! Милостивые духи огня, значит? Вот как запросто все объясняется у могущественных ханов.
– Но без воинской доблести милость духов оказались бы не столь очевидной. – Кхайду словно угадал мысли Бурцева. – И доблесть будет вознаграждена! Твоя доблесть – в особенности, русич Вацалав. Я видел твой подвиг. Я доволен им.
Хан в боевом облачении величественно восседал на крепком коньке. Позади сгрудились нукеры личной гвардии, все в седлах, все при полном вооружении. Когда они только успели влезть в свои чешуйчатые панцири? Был, впрочем, в свите хана и один бездоспешный человечек – желтолицый Сыма Цзян. Его узкие глаза заметно расширились, когда китаец измерил взглядом расстояние от затоптанных огней до рассыпанных дорожек пороха. Знаток «громовой смеси» и мастер гильотинирования зацокал языком.
– Надо бы погоню снарядить, – устало произнес Бурцев. – Поляки ушли в лес.
– Знаю, – ответил Кхайду. – Две сотни уже прочесывают окрестности. Скоро к ним присоединится еще две.
