Виктор Дандре - Моя жена – Анна Павлова

Ознакомительная версия.

Анна Павлова по приезде в Голландию. 1920-е гг.

Анна Павловна с детства любила всех животных. Ее мать рассказывала мне, что в их доме развелось очень много мышей. Как всегда в таких случаях, были поставлены мышеловки, но мыши не ловились: были сыты. Через несколько времени секрет открылся: маленькую Нюру поймали, когда тайком она кормила мышей.

По окончании школы ей подарили великолепного, громадного Леонберга, которому трудно было помещаться в крохотной квартире. Его пребывание там было связано с несколькими неприятными инцидентами. Однажды, придя в спальню Анны Павловны и ласкаясь к ней, он своим громадным хвостом смел все, что стояло на туалетном столике. Зеркало, флаконы – все разбилось вдребезги. Другой раз Анна Павловна пригласила своих подруг после спектакля на ужин, но когда они собрались сесть за стол, то увидели, что до их прихода поужинал этот самый Леонберг. Более серьезная неприятность случилась, когда Анна Павловна захотела его мыть. Он всячески старался уклониться от этого и наконец, когда Анна Павловна взяла его за шиворот, чтобы втолкнуть в большое корыто, укусил ее за ногу и так и остался, не разжимая зубов. Спасло Анну Павловну ее присутствие духа: несмотря на сильную боль, она не вырывала ноги и не била его, а ласково уговаривала, и в конце концов он отпустил свою жертву. Следы его зубов еще долго оставались на подъеме ноги.

Затем Анне Павловне подарили прекрасную лайку, привезенную известным полярным исследователем Седовым с Новой Земли. Лайка была удивительной красоты, но совершенно дика, не приспособлена к жизни в доме. Больше всего она любила, когда Анна Павловна брала ее с собой кататься, и раз, когда наступила зима и Нева замерзла и покрылась толстым слоем льда, лайка, увидев родное ей зрелище, выскочила из саней, начала носиться как сумасшедшая по снежным полям и навсегда исчезла.

Следующей собакой Анны Павловны был чудный белый английский бульдог по имени Буль. Я не встречал более доброй, умной и своеобразной собаки. Все его знали, и он пользовался в Петербурге большой популярностью. Жил он у Анны Павловны много лет до самой старости. В Лос-Анджелесе в Калифорнии Анна Павловна увидала у знакомых чудного бостон-терьера, который ей настолько понравился, что она поехала в питомник, где он был куплен, и приобрела себе молодого щенка, названного ею Поппи. Эта собака ездила с нами в течение пяти лет во время войны по Северной Америке, сделала два больших турне по Южной Америке и так приспособилась к условиям постоянных передвижений, что безропотно и как бы с сознанием необходимости подчинялась всему. Для переездов через Анды существует лишь узкоколейная железная дорога с маленькими вагончиками, где запрещено держать собак. В багажных же вагонах на этой высоте такой нестерпимый холод, что всякое живое существо может там замерзнуть. Пришлось купить корзинку для провизии, посадить туда Поппи и переносить его, чтобы не вышло каких-нибудь недоразумений с носильщиками. Переезд продолжался четырнадцать часов, и в течение всего этого времени Поппи не подавал абсолютно никаких признаков жизни. После такого путешествия, вылезая из корзины, он должен был долго вытягиваться и расправлять ноги, чтоб приобрести опять способность передвигаться. Мы так нежно его любили, что не хотели расставаться с ним, и, вернувшись в Европу после войны, привезли его с собой в Англию. Шестимесячный карантин кончился за три дня до нашего отъезда опять в турне, так что бедный Поппи мог любоваться Англией только в течение этих трех дней. Вернувшись после турне, мы решили не повторять этого опыта и оставляли его каждый раз в Париже у своих друзей.

Последней собакой Анны Павловны был французский бульдог Дюк, которого я купил в Лондоне. Он был удивительно красив и комичен со своей розовой мордой и одним ухом – белым, а другим черным. Анна Павловна очень привязалась к Дюку, и он сам был очень преданной собакой, умной и забавной, хотя и упрямой. Но несчастьем был его храп, такой ужасный, что не было никакой возможности спать с ним в одной комнате. Вскоре после того, как я подарил Дюка Анне Павловне, она поехала в английское турне и взяла его с собой. В тех городах, где есть большие отели, где можно иметь две смежные комнаты, или хотя бы одну комнату с ванной, его можно было устраивать там. Но в большинстве отелей второстепенных городов можно получить лишь простые комнаты, и это делало положение невозможным: Дюк постоянно мешал Анне Павловне спать. Анна Павловна говорила, что на другое утро ее соседи смотрели на нее с удивлением: неужели же это она так храпит? Положение спас один из наших артистов, который спал так крепко, что ему ничего не могло помешать. Он только всегда уговаривал Дюка начинать храпеть после того, как заснет сам.

Когда мы должны были ехать в Южную Африку, Анне Павловне очень хотелось взять с собою Дюка, и мы начали хлопотать, чтобы получить разрешение. Соответствующие власти очень хотели оказать Павловой любезность, но объяснили, что в Южную Африку собака будет допущена лишь в том случае, если она, сама будучи «артистом», примет участие в спектаклях. Мне предложили, чтобы Анна Павловна подписала соответствующее заявление, в каковом случае собаку впустят; потом же, когда она будет уже в Южной Африке, едва ли кто-либо будет интересоваться, участвует ли наш Дюк в балетах. Анна Павловна, ненавидевшая всякие обходы законов, должна была с сожалением отказаться от этой комбинации.

Во все страны, за исключением Англии и ее колоний, собаки допускались беспрепятственно, и потому для нас было неприятным сюрпризом, когда, приехав утром из Берлина в Копенгаген, мы узнали, что по новому закону собак в Данию не впускают. После разных переговоров и телефонных сообщений с министерством Анне Павловне было разрешено поместить Дюка в частной ветеринарной лечебнице за городом. Уезжая из Копенгагена, мы хотели взять его в Швецию, но оказалось, что и там существуют какие-то ограничения, так что мы должны были оставить Дюка в лечебнице в Копенгагене. Приехав из Норвегии прямо в Гамбург, мы поручили нашим друзьям в Копенгагене отправить Дюка на аэроплане. Копенгагенские газеты использовали этот инцидент, поместив карикатуры на отъезд Дюка в аэроплане и изобразив его торжественные проводы местными властями.

От наших американских друзей мы много раз слышали об удивительных красотах американских национальных парков, особенно одного, названного по имени реки, вытекающей из него, – Йеллостоун. Слово «парк», собственно, не дает понятия о громадности пространств, заключающих в себе около девяти тысяч квадратных миль и вмещающих непередаваемо разнообразные красоты природы. Они здесь как бы собрались в одно место: водопады, горы, леса, каньоны и гейзеры. Объявив это пространство заповедным, американское правительство выстроило в четырех местах этого парка – наиболее интересных для публики – громадные отели со всем комфортом и, помимо того, предоставило каждому желающему приезжать туда, разбивать в любом месте свою палатку и жить там сколько угодно. Вам разрешается при этом пользоваться валежником, накопившимся здесь в громадном количестве, рвать цветы, собирать ягоды и ловить рыбу, которой тут несметное количество. Но вы не имеете права рубить деревья и кусты, ловить животных и птиц, иметь при себе огнестрельное оружие и производить какие бы то ни было изменения ландшафта.

Со времени устройства этих парков прошло уже более пятидесяти лет, и этого было достаточно, чтобы все животные парка поняли свою безопасность и привыкли не бояться человека и друг друга. В лесах и на горах этого парка водится огромное число медведей всех трех пород, лоси, все виды оленей и дикой птицы.

Летом 1919 года мы провели в нем две недели. И действительно, с момента въезда в этот парк мы оказались в зачарованном царстве. С нами были еще три артиста нашей труппы. Для своих передвижений мы выбрали нечто вроде шарабана, запряженного лошадьми. Прекрасны были эти медленные переезды по бесконечным девственным местам, которых никогда не касался топор, вдоль быстрых горных рек (парк расположен на высоте свыше 7000 футов, а находящиеся на нем возвышенности достигают 11000 футов), среди гор и долин, покрытых необъятным, невиданным количеством цветов. Может быть, это особенность тех мест, но цветы там растут по породам: целые версты синих, или белых, или красных. В первый раз мы были удивлены при виде невысоких гор, сплошь покрытых снегом, тогда как была жаркая солнечная погода, и только подъехав ближе, поняли, что это был не снег, а сплошные белые цветы. Другой раз, приближаясь к долине, мы увидели чудное голубое озеро, и опять пришлось убедиться, что это – долина, покрытая сплошным морем голубых цветов. Анна Павловна, никогда не видавшая такого множества полевых цветов, была в счастливом восторге. Прелесть подобных переездов в том, что вы совершенно независимы и, взяв с собой провизию, можете останавливаться где хотите и на любой срок. Мы стали собирать цветы и сделали громадные букеты. Но количество цветов было так огромно, что наши букеты должны были казаться совсем жалкими и маленькими. Прелесть этого цветочного царства усиливалась еще и тем, что по дороге нам попадалась масса разных мелких зверьков – белок, барсуков, куниц, никого не боявшихся, не обращавших внимания и на нас. Все жило своей жизнью.

Ознакомительная версия.