— Нет такого места, которое было бы в безопасности, Саламандр, — возразил Грамматикус. — Даже мирам на самом краю галактики не уберечься.
Леодракк зарычал, но зол он был скорее на обстоятельства, а не на Грамматикуса.
— Этот мир мы бы уберегли. Хотя бы от них, — он успокоился; порыв ярости затих. — Но о нас знают и на нас охотятся. Шену и Пергеллену следовало оставить тебя на том складе.
Грамматикус кивнул.
— Да, следовало. Но они этого не сделали, и теперь я в вашем распоряжении, и известная мне информация тоже в вашем распоряжении. Что вы со всем этим будете делать?
— Ничего, — раздался голос из глубин тоннеля. Было темно, но даже Грамматикус узнал воина, шедшего им навстречу. И он явился не один.
— Нумеон. — Леодракк приблизился к нему для приветствия. Они пожали друг другу запястья. Хриак поздоровался с капитаном кивком. Но вся радость Леодракка пропала, когда он увидел, кто вернулся с Нумеоном.
— Так мало? — спросил он.
— Их жертва не станет напрасной, брат.
Из двадцати трех легионеров, спустившихся на поверхность Траориса с «Огненного ковчега», осталось всего тринадцать. Вместе с Нумеоном прибыли Шен'ра и К'госи. Пергеллен стоял позади всех: он задержался на пару минут, чтобы убедиться в отсутствии слежки. Хриак, последний оставшийся Ворон, тихо прочел для павшего Авуса киаварскую клятву. Остальные были Саламандрами.
Глазам Грамматикуса предстало разбитое воинство. Судьба, эта капризная хозяйка, отвернулась от них. Она отдала его Саламандрам, а фульгуритовое копье — Несущим Слово. Даже фраза «по уши в гроксовом дерьме» не могла передать всей тяжести его положения.
Он также заметил отсутствие ключевой фигуры. Как и Леодракк.
— Где Домад? — спросил Саламандр.
Нумеон устало вздохнул и снял шлем.
— Мы потеряли его во время боя. Он и еще некоторые двинулись навстречу Семнадцатому, чтобы затормозить их наступление. Я не видел, как он погиб, но… — он покачал головой.
— И что теперь? — спросил Шен'ра, подковыляв к братьям.
Ему ответил Грамматикус:
— Отпустите меня. Помогите вернуть копье и выбраться с Траориса. Что вам теперь терять?
Нумеон проигнорировал его и подошел к Шен'ре. Тот был сильно ранен и едва держался на ногах.
— Сразу отвечу, что бывало и лучше, — едко сказал технодесантник. Он прислонился к стене тоннеля, и зловонные капли из трещины в потолке уже прорисовали на его броне грязную дорожку. Нумеон опустился на колено, прежде чем обратиться к нему.
— Ты всех нас спас, гад ты сварливый.
— Правда, полугусеничник потерял. Но ведь… — он остановился, закашлявшись, — кто-то же должен был.
Нумеон засмеялся, но его веселье быстро пропало при виде ран Шен'ры.
Бионический глаз технодесантника почти не функционировал, одна нога потеряла подвижность, но на самые серьезные травмы указывала трещина в нагруднике. Повреждения внутренних органов, частичная остановка биологических функций.
Еще два Саламандра из вернувшихся уже впали в кому, в которой их искалеченные тела пытались восстановиться. Прогноз утешительным не выглядел. Трое уже погибли: от болтерных снарядов, от клинков. Не от одной смертельной раны, но от нескольких, приведших к тому же итогу. Таковы были последствия войны на истощение. Как и прежде, братья несли погибших — тех, кого смыло в тоннели вместе с остальными.
Эта человечность по отношению к мертвым удивила Грамматикуса и заставила задуматься, была ли она характерной чертой ноктюрнцев.
— Что теперь? — поинтересовался он. — Будем прятаться в этих тоннелях, пока нас не найдут?
Нумеон договорил технодесантнику что-то ободряющее и поднялся.
— Будем идти вперед. Найдем другой способ выполнить миссию.
К Нумеону приблизился Леодракк, заметивший, что тот трогает символ Вулкана, который носил с собой с тех пор, как они сбежали с Исствана.
— Как ты думаешь, для чего он нужен? — спросил он.
Нумеон взглянул на значок. Он был сделан в форме простого кузнечного молота и выглядел совсем непримечательно.
— Я думаю, это символ, — ответил он. — Когда я смотрю на него, я начинаю верить в нашего примарха, в то, что он еще жив. Большего не знаю.
— Надеюсь, что ты прав, брат.
Их разговор прервал Пергеллен, вернувшийся с разведки следующего тоннеля.
— Путь свободен, — заявил он. — Труба ведет к месту слива. Оно у самого края города — выгодная позиция, там можно будет определиться с планом действий.
Нумеон кивнул:
— Убедись, что нас не ждут никакие сюрпризы.
Скаут опять удалился в темноту, захватив с собой К'госи.
— Не хочется повторять за человеком, — сказал Леодракк, когда Пергеллен ушел, — но все же, что теперь?
Нумеон посмотрел на Грамматикуса.
— Он оказался им нужен. Атака на мануфакторум это доказывает. Возможно, у нас получится это использовать. Использовать его.
И таким образом судьба вновь отказалась повернуться к Грамматикусу лицом, оставив горько жалеть о том, что Саламандры его «спасли».
Тоннель выходил к широкому колодцу в несколько метров глубиной. На поверхности шел сильный дождь, отчего грязные сточные воды переливались через камнебетонное кольцо рукотворной котловины и стремительным катарактом обрушивались в наполняющийся резервуар внизу.
Вдоль одной из стен вокруг колодца шел деревянный помост. На нем лицом вниз лежали три трупа — канализационные подбиральщики, судя по одежде. Их закололи насмерть, а символ, намалеванный кровью на помосте, указывал на религиозную природу убийства. Над ними крепилась сеть из рыболовной лески, к которой были подвешены за лапки трупы крыс. Также на помосте лежало несколько длинных пик, а из пустой металлической бочки виднелся скомканный невод. Две трети помоста прикрывал брезент, растянутый между палками в неком подобии навеса, не способного, впрочем, защитить от стихии.
— Смотри не поскользнись, — бросил Леодракк, проводя Грамматикуса по деревянному мостику, скрипевшему при каждом шаге легионера.
Грамматикус посмотрел вниз на густую жижу, медленно вращавшуюся в колодце.
Зловонность уродливо-желтоватой воды казалась осязаемой. Потоки экскрементов, льющиеся из трубы за край котловины, периодически поднимали к поверхности скелеты крыс.
Она напомнила ему дренажный бассейн на окраинах Анатолийского улья, где он жил ребенком. Глядя в мутные глубины колодца, он пытался не пускать в мысли мертвенно-белое лицо мальчика, но обнаружил, что это возможно, только если отвернуться. Вместо этого он подумал об эльдар из отражения в лазарете. Тот предложил ему выход, выбор, правду. Только еще не открытую ему целиком. Все это вступало в конфликт с его миссией — и могло быть очередной ложью, проверкой его благонадежности, устроенной Кабалом. Его состояние нельзя даже было определить словом «устал». Он был измочален, совсем как сопровождавшие его воины. Более того, он предал свою расу. Всю свою чертову расу! Немногие могли этим похвастаться — не то чтобы он считал это поводом для гордости. Он чувствовал себя грязным, и не только из-за канализации. Грамматикус хотел, чтобы услышанное в лазарете оказалось правдой, нуждался в этом. А если нет? Если Слау Дха, Гахет и прочие ублюдки до сих пор им манипулировали? Единственным ориентиром была миссия, и даже она лишь вызывала отвращение.
Как будто Грамматикус был недостаточно несчастен, сверху прямо в глаз упала капля, заставив поморщиться.
Нумеон поднял мокрую латнуюю перчатку и провел ретинальный анализ.
— Высококислотный состав, — сказал он. — Ему стоит дать что-нибудь для защиты.
— Или можно пойти куда-нибудь, где нет потоков дерьма, — предложил Грамматикус. — Например, в нормальное помещение вместо фраговой канализации.
— Держи, — К'госи передал ему свой плащ. Он был изготовлен из драконьей шкуры, практически неуязвим к огню и был прекрасно способен защитить от капель кислоты.
Грамматикус с недовольным видом принял его.
— А не лучше ли отдать мне один из их? — спросил он, указав на мертвых Саламандр, которых переносили на помост.
— Они не мои, — ответил К'госи.
— Но им плащи уже не понадобятся.
— Неважно, — ответил пирокласт и отошел, чтобы помочь остальным с охраной внешнего периметра.
Пергеллен стоял у края колодца, в нескольких метрах от бурного катаракта.
— Он огромен, больше восьмидесяти метров в высоту, — сообщил он Нумеону, только что к нему присоединившемуся. — Хотя из-за воды кажется меньше.
Грязный поток из канализационной трубы обрушивался с такой силой, что внизу пенился и дымился, создавая небольшой, но яростный водоворот. Брызги долетали до самого верха, но взгляд Пергеллена был направлен в небо, к высокой колонне, бывшей частью акведука сбоку от катаракта.
