Глава 3
Атаман Сальского округа войсковой старшина Шатров, сорокалетний здоровяк, уроженец станицы Мигулинской, сидя за круглым обеденным столом, откушав чаю, жаловался своей жене:
— Сколько я сегодня с утра, Катенька, нервов потратил и не передать!
— Ты всё в заботах, всё в заботах, атаманушка. А нервы надо беречь, отдых тебе нужен, сокол мой ненаглядный, — жалела супруга его верная жена. Сидя рядом за столом и отложив вязание, она гладила его ладонь. Ласка атаману нравилась.
— Катенька, уже неделю бьюсь, а кажется, что ничего к смотру и не готово. А отдыхать я даже и не знаю когда буду. Настроение атамана не улучшалось. — Вот и с утра сердце ворохнулось не хорошо так. Жена всплеснула руками.
— Божеж, ты мой, может доктора, Яков Степаныча, позвать? — напугалась Катенька.
— Да нет, Катя, сердце у меня не болит, просто предчувствие было нехорошее, — пошёл на попятную, атаман. — Может всё и наладится, бог даст. Широко перекрестился. Жена, неплохо знавшая мужа, для виду угомонилась, но в душу забрались сомнения. — Может его кто сглазил? Ведь молодой он для этого поста, всего полгода как назначили. Взялась за вязание, привычная работа успокаивала, и Катя наперёд знала, что она сумеет помочь мужу. — К вечеру придумаю. А ночью ещё добавлю. Месяц назад ей исполнилось тридцать и она, потомственная казачка была чудо как хороша. Атаман сидел и любовался, раскрасневшееся от каких-то своих мыслей, Катенькой. Отдыхал душою атаман. И чего греха таить, тоже настраивался на ночь. За столом ещё сидели: Варя, десятилетняя дочка атамана, спокойная девочка и главная помощница жены и шестилетний, перемазанный зелёнкой, пострелёнок Ромка, любимчик всей семьи. Хозяйка квартиры, Матрёна Меркуловна, уехала в гости в Тихорецкую. Ромка, непривычно тихий, поглядывая то на мать, то на отца и думал, как сказать, что он сломал велосипед. Не сам, друзья помогли. — Вот те крест, вздую этого задаваку — Гришку! Божился он про себя. Шатров-старший, отвлёкшись от рассматривания жены, посмотрел на сына. Учудил сегодня Ромка. Встречая отца, приехавшего на обед, умудрился упасть с брички и рассадил себе подбородок. Ору было много, особенно когда мазали зелёнкой ранку. — А что это он сидит такой тихий? Опять что-то натворил? — подумал Шатров и хотел уже Ромку спросить. Но не успел. По глазам ударила темнота, курень тряхнуло, потом зрение восстановилось. Ромка испугавшись, заревел. Атаман протерев, разом взмокшее лицо оглядел своих домочадцев. Перепуганы были все.
— Так, а ну тихо! Не к месту скомандовал. Но строгий голос помог, бледность у домочадцев стала проходить. Выпели святой воды — от испуга — принесённой Катенькой, Ромка опять затих. Тихо спросил жену, что той привиделось. Катя так же тихо ответила: «Какая- то темнота нашла и дом тряхнуло». Закрестилась. «Может это, землетрясение»?
— Может быть. Главное, дети успокоились! Достал часы. — Через четверть часа надо ехать на службу. Жена стала убирать со стола. Варя пошла, поливать комнатные цветы в залу.
— Ой, папенька, маменька, идите сюда! — через минуту оттуда донеслось. Голос у Вари был удивлённый. — Хм, что она там нашла? Опять Ромкины проделки! Шатров прошёл в залу, жена — за ним.
— Что ты тут нашла, дочка?
— Вон там! — Варя показывала в окно. Атаман шагнул к окну, посмотрел и обмер. Рядом ойкнула Катенька. Через дорогу, на месте пустыря, где купец Собакин собирался построить большой лабаз и конюшню, стоял необычный дом в три окна. Рядом находился флигель. Шатров, прошедший сотником русско-японскую войну, испугался. Отшатнулся от окна. Зажмурился, моля про себя, чтобы морок исчез, но когда снова открыл глаза, дом с флигелем стоял на месте. Непреложно и крепко. Вопреки, так сказать всему. Захотел истово перекреститься, призывая на помощь святого угодника Николая, но на нём повисла, испуганная не меньше его, Катерина. Прижалась к нему роскошной грудью, и, обхватив до боли правую руку атамана, однообразно шептала: — Господи, помоги, господи, помоги! Шатров скосил глаза на жену. У бледной Катеньки были такие широко распахнутые глазища, что атаман, ажно ими залюбовался. — Чудо, как хороша, Катерина Васильевна! Фу, отлегло. Потом перевёл глаза на Варю, стоящую от него слева. — Ты смотри, какая храбрая у меня дочка. Мы до жути перепугались, а ей только любопытно! Варенька, своими синими с длинными ресницами глазами на самом деле, с любопытством, спокойно, разглядывала подворье напротив. — Эка стыдоба так мне пугаться! Да ещё при родных. Защитничек! Разберёмся! А жену сейчас успокоим. Шатров посмотрел на жену, взгляд скользнул в вырез кофточки — дома Катя не носила казачью одежду — упёрся в ложбинку, шумно дышащей Кати, а левая рука, воровато, хапнула её правую грудь.
— Фу, охальник! Яркий румянец, мигом скрыл бледность жены, руку Шатрова она отодвинула от своей груди, но не отодвинулась от атамана, ослабила только хватку: — Ой, извини! Посмотрела снизу в глаза Шатрова, глаза уловили его фривольную насмешливость, и стала успокаиваться. Шатров, показав свободной рукой на Варю, сказал жене:
— Смотри, какая смелая и учись! Чуть отодвинулся от жены, — А где Ромка? Ромка! Пойду искать пострела, да не переживай Екатерина Васильевна, ты же — казачка. Погладил по спине, рука собралась спуститься ниже, потом подумала-подумала и не решилась. С сожалением.
— Разберёмся! Голос атамана приобрёл властность. Оставил на попечение дочери жену, он вышел из куреня. Ромку он нашёл во дворе, сидящего на заборе. Тот, обернувшись к отцу, засыпал вопросами:
— Папа, а это джинн перенёс на собакинский пустырь этот дом? А зачем? А почему? А как? Папа, ты ничего не знаешь! А это джинн сделал!
— Это — суслик. Мы его не видим, а он есть! Дальше Шатров-старший, односложно отнекивался, он с осмотрительным интересом рассматривал подворье напротив. Дом имел четырёхскатную крышу, крытую какой-то странной красно-коричневой черепицей. Штукатуреные стены были окрашены в бежевый цвет, так же выглядел флигель в два окна. Только флигель имел фронтон из особливых досок, и перед флигелем росли две пирамидальные вроде как пихты. Окна дома были закрыты диковинными ставнями наполовину. Над домом и флигелем торчали радиовышки, на доме была какая то «тарелка» и белый ящик. Ещё был деревянный забор с бетонными столбиками, крашеный в зелёный цвет. — Домина с секретом. А я созерцаю, — подумалось.
— Папа, а это что? А что, это гудит? Оу! Атаман приподнялся на носочки и увидел — дорогу из асфальтобетона — как в Москве — и по ней со стороны центра станицы ехавший большой автомотор. Он сдёрнул Ромку с забора. — От греха подальше! Ромка ажник зашипел от обиды, но папа сказал: «Цыц, малой!», и Рома послушался, только прилип к забору, со жгучим интересом, наблюдая за действиями машины и необычным поведением отца. — А папаня, будто, испугался! Пойду мамке скажу! Но Шатров не был напуган, как он говорил станичникам, служившим с ним в 19-м донском казачьем полку: — Меня вид неприятеля успокаивает. Прищурившись, атаман рассматривал машину, которая затормозив, свернула к, неведомо откуда появившемуся, дому. На дверце машины Шатров увидел надпись — «Почта ЕК». Из остановившегося автомобиля вылез шофёр, бритый, в не казачьей одежде, с разноцветными татуировками рук, другой — пассажир — быстро открыв калитку, атаман видел только голову и верхнюю часть тела, в оранжевом, прошёл к дому. Отсутствовал «гость» минут пять. Много чего передумал атаман за это время, ещё отвлекала жена и Ромка, который завалил отца вопросами.
— Папа, а в доме люди есть? А в машине? А почему? А как? А зачем? И только когда машина уехала, а бритый шофёр, Шатровым, ручкой помахал, атаману пришла мысль: — А может это «иваны» с Ростова пожаловали провернуть свои делишки? Так не похожи на ростовских… Смотра не будет, возьму отгулы… После всего этого, удивленный атаман отбыл на службу, твёрдо решив быстречко разобраться со всей этой «чертовщиной», появившейся на вверенной ему территории. Правда, внутренний голос твердил, что всё будет нормально, эти соседи — союзники. А своей интуиции Шатров доверял.
Когда машина остановилась, в весьма смешанных чувствах решил пойти переодеться. — Жарко судари и сударыни. Ну и интересно было посмотреть, как тут Рома жил.
— Борн, ты воды захвати, холодненькой, — попросила Эльза.
— Слушаюсь, мэм. А вы пока посидите, и не отсвечивайте. Вылез и пошёл по подворью. — Так, наверное, во флигеле никого нет — отец у меня там уехал в гости на хутор, жена и дочь, ещё не пришли — открываем дом. Ностальгировать будем потом. Но руки задрожали. Тоска и боль, до черноты в глазах, навалились: «Утраты, сплошные утраты». Еле-еле справился с замком и со своими чувствами. Куртку — на вешалку, ремень с пистолетом — на обувницу. — О, а это кто дизайном занимался — Роман или Матильда? Дизайн комнат был миленьким. Пробежался по комнатам, и эта пробежка отодвинула переживания о потерях близких. Спальня Лолиты — в розовых тонах, в зале — ЖК-телевизор «Sony» и немецкий электрокамин. В прихожей — музыкальный центр «Sony», везде дорогая мебель, в кабинете — Михалыч — молодец! — компьютерный стол, шкафы — книжный и для одежды. Из одежды выбрал летние светло-зелёные брюки и рубашку — гавайку, светлые носки. Переоделся. На кухне из холодильника «Indesit» достал полтарашку минеральной воды. Закрыл его. Потом снова открыл и уставился внутрь. — Ты, Михалыч, тормоз, ха-ха, два раза, свет в холодильнике присутствует. Это раз, теперь ищи газ — это два-с. На чём ты чайник греть будешь, чайник? Чайник бы грел на индукционной панели фирмы «Bosch», как чуток попозже выяснилось. Электричество для чайников тут водилось. В общем, всё понравилось. — Постарался Роман набить дом дорогостоящей мебелью и техникой. Очень постарался, где только денег столько взял? Ладно, будем считать себя легализированным Корейко. А теперь, в машину, миллионщик! Ляльки небось пить хотят! На ноги надел коричневые мокасины из обувницы. Кобура с пистолетом заняла своё место. Закрыл дом и пошёл к машине по двору, выложенному тротуарной плиткой. В машине отдал воду Эльзе.
