Лицо Эспады неожиданно озарилось лиловым светом. Грязевик растерянно заморгал, отступил на шаг, а затем еще на шаг. От экскаватора и от стрелы буровой через карьер протянулись иссиня-черные тени.
Фрррр-мряяяу! — услышал Птицелов за спиной. Он обернулся и успел увидеть, как уплотняется световой конус, обретая материальность и превращаясь в похожую на термитник башню.
Еще один массаракш-корабль?!
Птицелов сплюнул: что-то зачастили они сегодня… Видимо, действительно грядут большие перемены.
В боку «термитника» возникло круглое отверстие — словно глаз светящийся открылся. Несколько секунд ничего не происходило, только холодно стало до такой степени, что на обшивке экскаватора засеребрился иней.
Потом из люка выбрался, отвесив низкий поклон меловым скалам, Темный Лесоруб. Он был как две капли воды похож на своего предшественника, оставшегося в виде оплавленных обломков в руках у грязевиков. Только черная броня его на вид казалась влажной и какой-то… клейкой, будто только что раскрывшаяся почка.
Автомат иномирян обвел слепым взором срезы стен, ржавую карьерную технику. Затем развернул секиру так, что световой блик лег Птицелову на лицо.
А следом из массаракш-корабля выпрыгнул второй Лесоруб — еще один брат-близнец.
Подкрепление подоспело… — пробормотал Эспада, потемнев лицом. Затем решительно выдернул из «герцога» обойму, а пистолет бросил в пыль. — Там в стволе остался один патрон. На руках мне тебя не унести… Так что… не поминайте лихом, ваше высочество! Добро пожаловать в массаракш, если конечно уцелеешь!
Эспада повернулся к Птицелову спиной. И в следующий миг — метнулся прочь. Побежал, как автомат с программным управлением. Быстро, даже быстрее, чем прежде. Взлетел по почти отвесной стене — тонконогий и тонкорукий паук, — выбрался на дорогу. И сразу исчез из поля зрения Птицелова. Только дробный топот и шелест срывающихся по склону камней указывали на то, что он рвет себе жилы, силясь покинуть Норушкин карьер как можно скорее.
Птицелов, шатаясь, подбрел к пистолету, нехотя наклонился и поднял его.
Два Лесоруба приближались. Они шли, как почетный караул — нога в ногу, в точности повторяя движения друг друга. И отсветы Мирового Света играли на лезвиях их чудовищных топоров.
Птицелов повертел пистолет в руках.
Тут Васка-Эспада дал маху. Сколько ни кичился грязевик собственной важностью и всезнанием, но не разобрался он в тонкостях человеческой души.
Имеет ли право Птицелов пустить себе в висок пулю, когда Лия вернулась и нуждается в его помощи и защите? Когда принц-герцог и друг Бошку дожидаются его возвращения в новый поселок? Когда он выяснил всю правду об иномирянах и ни с кем не поделился знаниями? Профессор Поррумоварруи ждет в своем кабинете, задумчиво вращая золотую змейку вокруг сферы Мира, а на полке возле пучеглазого идола горят ароматные свечи…
Птицелов сунул «герцог» за пояс.
Лесорубы были уже рядом. Они прошли мимо покрытого инеем экскаватора. Под ногами, похожими на ходули, хрустело битое стекло. Безглазые головы глядели на Птицелова и видели его насквозь.
Птицелов наклонился. Крякнул, подхватил секцию карданного вала от экскаватора — она валялась в пыли рядом с другими извлеченными из машины узлами. Секция была тяжелой — как штанга, с которой упражнялся Оллу Фешт. В другое время Птицелов пожалел бы спину, но сейчас он рванул трубу с шарниром на одном конце, словно та ничего не весила. Замахнулся, ощущая прилив азарта. Зазвенела сталь…
…по сути, грязевик Эспада заблуждался, когда утверждал, будто ему, Птицелову, оказывают честь. Быть «извлеченным» из Мира сейчас — означает стать дезертиром. Ничтожным трусом, который поддался на увещевания почти всемогущих грязевиков и променял друзей на мнимую безопасность и мудрость миров мас- саракша. Много ли чести в том, чтобы жить иумереть дезертиром, которого однажды кто- нибудь ухайдакает на старой заброшенной дороге?.. В конце концов придет время и жители его Мира сами проложат путь за светящуюся завесу, скрывающую небеса, — в тот самый массаракш. Сами! Без помощи грязевиков и несмотря на козни этих с секирами наперевес…
Лесорубы одновременно подняли топоры.
Я — Птицелов, сын Сома! — выкрикнул младший агент Отдела «М», размахивая стальной трубой. — Знайте, отродья массаракша! Я живу здесь! Я — человек. Герцог! Я — Птицелов, сын Сома!..
И ему почудилось, что слова его подхватила бесчисленная рать. Заревела, разразилась боевым кличем Империи. Что солдаты в касках, шинелях, с карабинами в руках — те, которыми командовал его настоящий отец, — спешат на призыв и что бок о бок с солдатами шагают одетые в рванье мутанты, вооруженные ржавыми ружьями, копьями, луками… Они тоже полны решимости драться за своего герцога и за свой Мир. Рать встала за спиной Птицелова стеной, и он почувствовал прилив сил.
…Выбил топор из лап первого Лесоруба. Свалил с ног другого…
Он по-прежнему был один.
Стихотворение Эдуарда Багрицкого
