(За окном – сплошной антрацит. В кабинете – холодно и душно одновременно. Усовершенствованный ад...)
– Но этого быть не может...
– Чего?
– Всего.
– Именно такое только и может. Притом всё.
– Но ведь ее ко мне привели музыканты. Вы говорите, что она меня выбрала... потому что я ей понравилась?
– Ну да.
– Но, повторяю, ее ко мне привели музыканты!! Уличные музыканты!!
(Поскольку я не могу не орать, и она это понимает, жужелица переключает вентилятор на дьявольскую мощность. Рёв сплошной бомбардировки. Ковровой. Ядерной. Хиросима, любовь моя.)
Мне на ухо:
– Дело в том, что их люди, то есть люди ее родителей, по ее команде, выследили всех, кто к тебе ходит. В том числе этих. Ну, и потом...
– Что – «и потом»?..
– Ты достаточно ли хорошо знаешь этих своих приятелей?
– Каких?
– Ну, уличных музыкантов...
– Я?.. Вы на что намекаете?
– Ладно, проехали. Скажу больше: она просто увидела тебя однажды в метро. Да! Таким деткам интересно поездить в метро. Это же для них приключение. Крутая экзотика. Все горы возле Цюриха объездят на своих джипах, а в метро проехаться... Это как потеря девственности... Ну, это, после третьего восстановления плевы. В целом – крутой экстрим...
– Почему у нее зашиты маточные трубы?
– Аборты с тринадцати лет. Так что это радикальное вмешательство было осуществлено по частной – и очень, я бы сказала, приватной – инициативе родителей.
– Аборты с тринадцати лет? А зачатия? Это при охране-то?!
– А что они могли в этом случае? Она же в любом месте, в любое время...
– Ну, ладно! Оставим!..
– Кроме того, деньги-то у нее немереные, она вон – кого хошь подкупит. Меня даже пыталась... Взятку совала мне, сыкуха, вот сюда, – жужелица показывает мохнатой лапой на полуоторванный нагрудный карман, – в эпигастральную область... Устояла я...
– А чего она от вас-то хотела?
– Чего-чего. Ясно чего. Того самого.
– Того самого?!
– Чтобы я ее грязной шваброй отдубасила-обработала. Да ты не сбивай. Вернемся к нашим баранам. Увидела она тебя, значит, в метро... ну и выследила...
– Сама?
– Сама. Для нее это ведь игра. В мисс Марпл или в кого там еще, я не знаю. Это она так о себе сама говорит: я, говорит, мисс Марпл. А, по-моему, это Агата Кристи и, как ее там... Жорж Санд в одном лице. Такое сочинять! Такое сочинять! Да еще это же и сыграть! Сара Бернар, мать твою за ногу!..
– Так. Я насчет аборта. А какие же услуги я по сей день отрабатываю? Точнее – по сию ночь?
– А вот этого, девушка, я не знаю. Я говорю только про то, что знаю наверняка. Слушай дальше. Ты же в Ротах[15] живешь, так? Ведь в Восьмой Роте, так?
– Официально – да. Дом стоит между Восьмой и Заротной. Вхожу чаще всего с Заротной...
– Ну вот. А она, наша дорогая краля, сняла себе квартиру в Девятой.
– Когда?!
– А вот сразу, как тебя встретила. Когда тебя встретила и выяснила, где ты живешь, так и сняла. Причем там коммуналка была. Так всех живенько расселили, а ее – you are very welcome. Хорошее в целом зданьице: Девятая Рота, дом пятнадцать.
– Знаю... Там еще шахматист знаменитый жил... Михаил Чигорин... барельеф висит... Но... Но зачем ей... Нет! Хватит... скоро ли конец вашим сведениям... пожалуйста... у меня сейчас кровь хлынет носом... горлом... кишками... изо всех дыр...
– Водички?
– Нет.
– Зачем ей, говорю?
– Как – зачем? Ну, сначала поближе к тебе быть... А потом, как к тебе вселилась... в тебя, в смысле, вселилась... ну... надо же ей куда-нибудь и уходить...
– Когда – куда-нибудь уходить?
– Ну, она же как бы в институте училась? Как бы где-то работала?
– Я же ее у декана...
– Она ни в каком институте... никогда в жизни... Родители – хо-хо! – могли бы уж... Ну, дома там частные уроки... языки всякие, пианино... Тренер по горным лыжам... верховой езде... Да уж: верховой езде! Скачкам... (Похабная ухмылочка.)
– Я ее у декана... Я ему же фамилию называла...
– Мало ли таких фамилий. Вышла бы неувязка с фамилией, с инициалами ли, она всегда бы вывернулась. С ее-то воображеньицем. Она и ксиву фальшивую могла бы в случае чего... ты не беспокойся...
– Я не беспокоюсь... Значит, от меня, из Восьмой Роты, она переходила улочку – и к себе?.. Нырк! – в параллельную квартирку?.. В Девятой Роте? В институт, на работу – не ходила... натурщицей – не была... Сплошь – не, не, не...
– Ну так уж и «не, не, не»... Фикция – «да, да, да»... Водички?
– Нет.
– Чайку?
– Что она там делала у себя в Девятой Роте?
– Ну, что делала: отдыхала...
– От чего?
– От всего. От тебя, например. Телик смотрела... Ела... спала... пила... Встречалась с половыми партнерами... Да мало ли дел у молодой женщины?
– Зинаидочка Васильна... Зинаидочка Васильна... А можно я посплю? чуточку... Мозг просто вырубается...
Раунд одиннадцатый
Спи, дитятко, ты ведь уже спишь...
– Где ходим, тут и спим... Где встала, там и спала... Давай я во сне тебе подытожу наши делишки-то, чтобы время жизни сэкономить? Вот смотри, значит, так, баю-бай, баю-бай: родителей она выдумала, любовь с Гербертом, мать Герберта, учебу Герберта, службу Герберта, ребенка от Герберта – вообще всё, что касается Герберта, включая самого Герберта как физическое тело, – выдумала... Баю-бай... Морочила моро́ка, а пророчила сорока... Баю-бай... Ох, да: не всяку кручину-то заспать можно... Письма она, стерва, тоже сама за него писала – ну просто Вера Панова, скажи? Вера Панова и Вера Инбер в одном лице! Про институт, художников – тоже выдумала, то есть, культурно говоря, сочинила... Баю-бай...
– А кто были ее подруги? Ведь не приснились же они мне? (Хотя – кто может это знать?) Ну, те,из института?
– А! Ну это-то просто. Девки – из тех же людей.
– Каких?
– Ну, которые за вами по пятам ходили. Охраняли ее то есть. Ты думаешь, почему тебе на черной лестнице весь этот богемный бардак развести разрешили, а? Все ведь всё видели, все – всё видели, но они... они, те самые, тебе разрешили, понимаешь? Баю-бай, баю-бай, баю-бай, лалэ-бай... Так что всем остальным – то есть, по сути, всем – пришлось заткнуть языки в свои же задницы...
A wandering minstrel I...
A thing of shreds and patches...
Of ballads, songs and snatches...
And dreamy lullaby...[16]
Ну, как спалось?
Натурщицей твоя красотка сроду не была... Блядью – да: блядью была. Ядреной! И таковой остается... Я бляден, а не бляден кто ж?.. Это, часом, не Байрон? Кстати: Камержицкого в природе тоже не существует... И не существовало... Игорь Викентьевич, вас здесь не стояло...
Но блохи-то были...
Блохи были, а Камержицкий – нет. Вот в чем онтологический-то парадокс. Блоха – ха-ха! Блоха – ха-ха! – не без греха! Друг Джека – ну, ты понимаешь... Один из ее бесчисленных кабальеро... кобельеро, я бы сказала... причем ну о-о-очень давний. А все эти Александры... кто как бы капусту ей одалживал за определенные услуги... имя этим кобелям – легион. А ты как себе думаешь? Разве эта мудоблядь, прости господи (оссссп’ди), может просто так кончать?
Снова спать? Ну, спи.
Какая разница. И вот, кстати, что тебе снится. Тебе снится, милая барышня, что ты меня спрашиваешь – ну, например, да? – ты меня спрашиваешь: за каким чертом она сбавила себе возраст? Вот тут-то и кроется, так сказать, зерно... курочка все зернышки – кудах-тах-тах...
Сама-то не догадываешься? Не догадываешься совсем?
Да ты спи, касаточка, спи... Беспечальному сердечку-то сон сладок...
А печальному-то – вдвойне... Грозен сон, да милостив Бог...
Хотела она ребеночком при тебе побыть... Ребеночком, да... Чегой-то у ней с ейными родаками-кесарями не сложилось... не сложилось совсем... Так что насчет ребеночка – это, в своем роде, правда – а также и то правда, что он внутри нее словно всегда был... гнездышко там себе свил...
Ну нынче-то получше будет: они ее в Швейцарию к замужней сестре задумали сбагрить-отправить. Матушка, матушка, что во поле пыльно... Та-то краля хоть младше, да зато интересы у ней более трезвого порядка, да... Ну, подложит она ее там, сеструху старшую-то, дуру непутевую, под денежный-то под швейцарский мешок... С умо-о-ом подложит... Сударыня-матушка, что во поле пыльно... А топиться там одно приволье: Женевское озеро – это уж всяко поглубже, чем Крюков канал... Тятя, тятя, наши сети притащили женский труп...
Просыпайся, просыпайся, хватит, хватит, хватит спать...
Детки, в школу собирайтесь, молочка давно уж нет... Кушай тюрю, Яша, интеллигентный человек должен есть всё, что ему дают. Хорошо поспала? Во-о-от так... потягу-у-ушечки-растушечки... Ну, пойдем дальше...
Последнее, самое распоследнее. У нее сегодня день рождения, да. Тридцатничек, так сказать. Та-та́ какой-то жизни цвет, ужель мне скоро тридцать лет. Мне-то еще не скоро (если с конца считать, хе-хе), а ей, вишь, – уже. В жизни ра-а-аз быва-а-е-ет три деся-а-а-тка ле-е-е-ет! Да просыпайся же ты! Ох, вода моя, водица, до-о-обрая моя сестрица, ты омой меня до дна, отгони остатки сна... Отогнала? Иль еще одно ведро ледяной водицы выхлестнуть тебе на темечко-то? У нас тут это уме-е-еют... Есть такие заправские мастера, что куды там с добром... Да: так вот, значит, день рождения... Стулья расставлены, свечи заправлены в празд-нич-ный пи-рог! Она ведь – знаешь, чего попросила у заведующего-то? Она и говорит... Она и говорит... Она и говорит... Она и говорит...
