внутри себя она ощущала присутствие тьмы. Те заклинания, должно быть, изменили что-то в ней. — Вы уверены, что это не обязательно должно быть сердце девушки? — спросила она, готовая сорваться на бег.
— Нет, — раздался спокойный голос из темноты. Фейбл замерла. То был не голос Бабы Яги. — Сердце молодого человека подойдет идеально, — продолжил голос.
Фейбл услышала, как что-то тащат по грязной земле, словно у говорящего был тяжеленный мешок. Это была женщина. Не будь Фейбл такой измученной, растерянной и подавленной из-за провала своей миссии, она бы узнала ее немедленно.
Фейбл обернулась, увидев, что Баба Яга упала на колени, прося милости, когда человек в черном плаще приблизился к ней. Баба Яга будто бы умоляла его. Погодите. Это не Баба Яга отрубила ноги лошадям. Это был мужчина в черном плаще. И это был даже не мужчина. Это была женщина.
Женщина остановилась над телом Шу, ее походка была даже слишком уверенной. Она подождала нужного момента, чтобы стянуть капюшон. Фейбл в изумлении уставилась на Королеву Скорби.
Глава 51
Дневник Королевы
Судьба посиживал на плетеном стуле. Легкие волны раскачивали его корабль. Не отрывая от меня глаз, он хлебнул эля. Он был счастлив, горд, словно свершилась мечта всей его жизни. Я одиноко стояла, стиснув в руке мешок, думая, чем же все это закончится. Я снова будто оказалась дома, в Штирии и со мной снова обращались как с принцессой. Люди стекались со всей Европы, чтобы благословить меня и поцеловать мою руку. Впрочем, я не ощущаю себя благословленной.
— Я видел с тобой русалок, — сказал он, поглаживая свою заплетенную в косу бороду.
— Я солгала им, — отвечаю я. — Они думают, что я продала тебе свою душу и теперь пришла, чтобы вернуть ее обратно. Они полагают, что я могу вернуть душу в течение семи дней.
— И ты знаешь, что это не так, верно?
— Наверное, — ответила я. — Почему никому не дозволено вернуть свою душу в течении семи дней? Да, ты злой человек, зависимый от печали. Мне с трудом верится, что ты бы так легко ее отдал.
— Печаль для меня что наркотик. — Глаза были сонными, но внимательными. — Даже выразить не могу, как сильно я люблю ее! — Он топнул ножищей по палубе корабля. — Все эти катастрофы, смерть, голод, крики, боль. Как сладко. Порой, мне хочется, чтобы какой-нибудь волшебник изобрел волшебный шар, в котором бы показывали человеческие страдания. Снова и снова. Тогда, мне незачем было бы покупать все эти души, — весело проревел он.
Я ничего не сказала. Я была овцой, ожидающей своей очереди за дверью скотобойни.
— Значит, ты их одурачила? — Казалось, на мгновение он задумался о чем-то. — Мне всегда нравились умные женщины. Стало быть, сейчас ты все же согласишься продать мне свою душу?
— У меня нет выбора, — объяснила я. — Или же я позволю любимому укусить себя и тогда конец пророчеству, или же меня через семь дней погубит кит. Или же вообще сдаться безымянной ведьме, о которой я даже ничего не ведаю.
— Ах, — вздохнул он. — Безымянная ведьма. Кто знает, кто она такая на самом деле? Прошу, продолжай.
— Русалки сводят нас с моим возлюбленным с ума, оказывая на нас постоянное давление. По иронии судьбы, ты моя последняя надежда. Знаю, я проживу жизнь в горестях, после того, как продам тебе свою душу, но это мой единственный способ уйти от кита и русалок.
— Хмм… — он остановился, играя своей бородой, — Скажи мне, Кармилла. Что заставляет тебя оставаться такой сильной?
— Ты думаешь, я стала сильной? — я нервно хихикнула.
— Так и есть. Просто ты не знаешь этого, — сказал он, почесывая голову крюком. — Когда тебя окружает горе, ты даже порой не сознаешь того, насколько ты сильна на самом деле. Потому что ты в шоке под воздействием всех тех событий, что происходят с тобой. Фактически, ты идешь вперед, не оглядываясь на всех тех, кто корчится от боли, в то время как ты — нет.
— Разве?
— Разве ты этого не видишь? — сказал он. — Разве ты не видишь, что большинство людей на «Пекоде» умерли, а ты — нет? Не думала о том, что многие погибали внутри Моби Дика, а ты — нет? Ведь это не твои сейчас обглоданные кости в руках русалок. Вот она ты, живая и здоровая, готова к следующей схватке. — Он замолчал, чтобы подумать. — Неужели ты не видишь, что ты нашла свою Истинную Любовь, пока большинство людей ищет и не находит?
— Если ты так сильно мною восхищаешься, почему просто не отпустишь? — взмолилась я. — То есть, мы могли бы притвориться, что я продала тебе свою душу, и ты ни за что мне ее не вернешь. Сирены оставят меня в покое, а я смогу спасти возлюбленного.
Крюк надулся.
— Мне очень жаль, Кармилла, — произнес он. — Быть может, я разумный человек. Порой весьма красноречивый. — Он хлебнул эля и отрыгнул. — Но я злой. — Он снова отрыгнул, и у него изо рта выпала мертвая рыбина.
— И мне это нравится! — Он поднял бутылку и посмотрел на меня. — Кроме того, ты слишком хороша, чтобы тебе отказывать. Я имею в виду, твоя душа стоит тысячи душ. Для меня ты жемчужина печали.
Я украдкой глянула на сирен, потом снова посмотрела на него. Я вымоталась настолько, что по иронии судьбы была рада оказаться здесь. Была ни была, подумала я.
— Что я должна сделать, чтобы продать свою душу тебе?
— Всего ничего. — Он разбил бутылку о голову моряка и поднялся, поправляя сюртук. Он вытер рот, словно собирался целоваться. — Я спрошу, согласна ли ты, Кармилла Филип Карнштейн, продать мне свою душу, — сказал он, — И все, что тебе нужно сделать, это сказать: я согласна.
— Только и всего?
— Только и всего. — Он распростер руки, словно шут, приоткрыв рот.
— И русалки с безымянной ведьмой оставят меня в покое?
— Как только ты станешь моей, они не посмеют навредить тебе, — сказал он, затем повторил свое предложение.
Я кивнула и сказала:
— Я согласна.
Он чуть не подпрыгнул, затем сказал:
— Пока скорбь не разлучит нас.
В ту ночь я не могла унять слез. Не то чтобы меня обманули на продаже души. Я сделала это добровольно. Да и церемония оказалась куда проще, чем я думала. Я позаботилась о том, чтобы вернуться обратно к Ангелу. Конечно, мы будем жить в печали и горестях, но зато вместе. И я выношу его дитя, во что бы то ни стало, чтобы оно смогло спасти этот мир.
