Принялась полиция разбойников искать: и становые, и исправник, и из соседних уездов исправники — никого не могут найти. Словно пропал Беляцкий, и шайка его пропала. А ведь ездили по двенадцать человек разбойники.
Решили совет держать. И тут наш старик становой Лебедев встал и говорит исправнику:
— Мы хоть целый год будем искать, да ничего не сделаем. Есть у меня человек, он один нам может помочь.
— Кто этот человек? — спрашивают.
— Да цыган Ивка.
Приехал ко мне исправник по совету станового и взмолился:
— Что хочешь, то и делай, только помоги. Жизни нет никакой. С каких пор уже дома не был. Бери, что хочешь, только окажи услугу.
— Что ж, помогу я, если помещик позволит.
А дело тут вот в чем. Как–то раз приезжал Беляцкий к помещику нашему. Переоделся купцом разбойник. Привез он ему две шубы продать: одна американских медведей, а другая барашковая. Не сразу, но помещик догадался, что перед ним Беляцкий, а шубы — краденые, и потому не стал он покупать — побоялся. Уходя, разбойник сказал:
— Все у вас будет цело в имении да и соседей ваших я трогать не буду, если ваши цыгане от меня отстанут.
И тогда помещик велел, чтобы мы не трогали Беляцкого.
Поехал исправник к помещику и рассказал, что творит разбойник по губернии. Рассердился помещик:
— Уж если он так безобразничает, то пусть Ивка ловит его. Только ты, господин исправник, не обижай цыгана, а за труды заплати хорошенько. Ты учти, что в этом деле можно и головы лишиться. Видал я этого разбойника — подлец отменный: глаза, как у волка.
— Я, — пообещал исправник, — сто рублей Ивке дам.
— А я на том свидетель. Только смотрите, может быть, вы его поймать не поймаете, а раздразните только. После этого он мне жить не даст.
Отправились мы с исправником в Смоленск, а из Смоленска я пешком пошел, как бродяга непомнящий, по дороге в Красненский уезд. Я заранее знал, что Беляцкий со своей шайкой прячется в трех верстах от села Уварово, где держал постоялый двор Пярекста. Беляцкий снюхался с его дочкой, и, что ни украдет, что ни награбит, все к нему, Пярексте, несет.
Пришел я на постоялый двор.
— Здравствуйте вам!
— Здравствуй!
— А не поставите ли, хозяин, самовар?
— Можно. А откуда ты пришел?
— Да, считай, целый свет обошел, бродяга я непомнящий. Что ты у меня спрашиваешь, у бедного странствующего человека?
— Ну, выпьем чайку и познакомимся.
Поставили самовар, чай пить стали, а я все в окошко поглядываю, делаю вид, мол, боюсь, как бы не схватили меня.
— Так вот что скажу я тебе, — говорю я хозяину постоялого двора, — три года уже я странствую, от самой Сибири иду. Есть у меня вещи кое–какие. Не купил бы ты их?
— А какие у тебя вещи?
— Есть у меня посуда серебряная, холст есть, господские шубы, есть дорогая господская одежда...
— И где же она, эта одежда?
— Спрятана.
— А когда ж ты мне ее привезешь?
— Скоро.
— А как мы все это сделаем?
— Сделать надо так, чтобы никто не знал об этом. Назови время, я одежду и привезу.
— Ну это дело надо водкой обмыть.
Подал хозяин водку, себе стакан налил, мне тоже.
— Ну–ка выпьем за знакомство.
Выпили. А тут и дочь Пярексты подошла, та самая, которая с Беляцким путалась. Красавица. Села она за стол и начала:
— Какой славный парень. Что, если он с Беляцким познакомится?
— Парень–то я хороший! Кабы мне еще дело нашлось, а то надоело бродяжить.
— Будет мне от тебя польза — пристрою... Хочешь к господину Беляцкому пристать? Слыхал про него?
— Слыхать–то слыхал, да только видеть не приходилось. Знаю я, что ухватка у него молодецкая. Пристрой меня к нему. А за это подарок получишь.
— Пристрою, пристрою, благодарен будешь.
— А как же я с ним познакомлюсь?
— Приезжай тогда–то и тогда–то да вещи приноси.
— Хорошо, приеду, пускай Беляцкий сам уверится, что я в деле ловок, а ты своей рекомендацией нас соедини... А в котором часу приехать?
Подумал, подумал Пярекста и говорит:
— К полночи приезжай. Будет тебе Беляцкий.
Поблагодарил я хозяина, за харчи заплатил да за выпивку, а он мне опять:
— Такого–то числа приходи. Увидишь Беляцкого.
Как узнал исправник про мои похождения, так возрадовался — аж расцеловал. Устроили мы совет, чтобы решить, как разбойника брать. Доложили обо всем губернатору. Он приказал дать нам в помощь солдат. Сели мы на почтовых, за солдатами поехали. С нами следователь увязался. Взяли мы человек пятьдесят солдат вооруженных и за день до встречи приехали в Уварово, к дому Пярексты. Расставили солдат: около хлева, около дома. Да так расставили, чтобы не заметил никто. Приказали солдатам: как услышат «ура», так цепью вокруг дома пускай выстраиваются. Пярексту с женой и дочкой связали, чтобы из дому не выходили, и стражу к ним приставили. Одного солдата поставили в сенях, в скрытном месте: как только кто войдет в комнату, то должен был он дверь на клямку прихватить. А еще одному солдату наказали, что если разбойники верхом приедут, то, как только в избу войдут, брать лошадей и угонять их подальше от дома. Это чтобы разбойников пешими оставить, если по несчастью кто–нибудь из них вырвется.
Вот сидим мы. Уже и двенадцать часов пробило — нет никого. Вдруг в первом часу ночи являются на шести лошадях двенадцать человек — на каждой лошади по два седока. Беляцкий ехал впереди со своим кучером Егором Михайловым. Едва подъехали разбойники к постоялому двору, Беляцкий (хитер он был, однако) распорядился:
— Проезжайте все мимо, только мы вдвоем с кучером заедем, а вы остановитесь неподалеку: мало ли что? Вдруг кто наедет и узнает, что здесь наша шайка.
Ускакали разбойники и остановились в версте от постоялого двора. А Беляцкий с кучером как соскочили с коня, так к дому пошли. Едва закрылась дверь комнаты, как вышел солдат из потайного места в сенях и дверь на клямку прихватил, а второй солдат на лошадь сел и в деревню умчался. Вдруг послышался крик «ура». Тотчас же солдаты цепью окружили дом.
— Огня! — закричал Беляцкий. А кому огонь подавать? Все связаны. Видит разбойник, что за окном люди снуют, тронулся к двери — не пускают, рванулся к окошкам, а там солдаты стоят. Схватил он стул и бряк в окно, а солдаты из ружей палить начали. Принялись разбойники из револьверов отстреливаться. Пальба пошла на всю округу. Услышали разбойники из шайки, что Беляцкий в засаду попал, развернули коней и пустились отбивать его. Едва не отбили. Настоящий бой был. Следователь, что приехал вместе с нами, с испуга на колени встал, взмолился:
— И что за черт меня сюда принес?! Ведь не мое же это дело! А теперь останутся дети мои сиротами.
Исправник поначалу тоже оробел, да только должность его была такая, что на себя пенять не приходилось. Поворотил исправник солдат и приказал:
— Глядите, разбойники кучей идут. Стреляйте в эту кучу — в кого–нибудь попадете.
И вправду, по счастью солдаты сразу же прикончили нескольких человек, и разбойники воротились восвояси.
— Слава богу, оборонились! — облегченно вздохнул исправник. А тут и у Беляцкого порох и заряды кончились, и он крикнул через дверь:
— Теперь берите меня!
Только никто не отважился идти к нему. Назначили двоих солдат. Пошли они с ружьями наперевес, а третий со свечой сзади. Так в комнату и вошли. Видят: сидит Беляцкий на стуле и руки на груди скрестил:
— Берите меня!
— А пистолет где твой?
— Какой пистолет? Я не стрелял. Это вы стреляли. Может, вам со страху показалось, что я стрелял?
Егора Михайлова нашли на печи за трубой. Связали их обоих, стали избу обыскивать. Нашли оружие — под печью спрятано было, деньги тоже нашли и драгоценности: ложки, бокалы дорогие...
Посадили разбойника в тюрьму. Тот прокурора потребовал.
— Желаю я кандалы снять, — сказал Беляцкий, — потому что вам от них никакой пользы нет.
— Как так нет пользы? — усмехнулся прокурор. — А коль желаете — сами скиньте, попробуйте!
