Щёлканье увеличивается, когда я набираю скорость, проходя мимо стены жвачки и останавливаясь
перед лестницей. Длинная очередь бездомных ждёт, чтобы их накормили. Я делаю глубокий вздох и
иду через толпу.
– Эй, не подрезать! В конец очереди, сука, – сказал мне беззубый парень с бородой, покрытой
следами от сигарет, когда я проходила перед ним.
Я не обратила внимания на его замечания и поспешила вниз по лестнице, а потом через дверь.
Барни бегает из одной стороны комнаты в другую, лихорадочно пытаясь привести всё в
порядок. Я сбрасываю пальто на кухне, меняя его на белый фартук. Я машу рукой Стэну, который
вынимает еду из духовки, и до того как он успевает махнуть мне в ответ, я стою возле Барни.
– Прости, я опоздала. Где ты хочешь, чтобы я была?
– Анна, слава Богу. Вон там, возле тарелок, раздавай их, а потом подавай индейку, картошку и
хлеб. Я займу эту сторону стойки. Стэн разогревает остатки еды.
– Где другие добровольцы?
– Они не начнут до следующей недели. Я не ожидал такого поворота сегодня вечером.
Новость о том, что мы открылись, стала уже известна. Если бы Барни поступал по–своему, мы
были бы открыты целый год. К сожалению, церковь использует это пространство остальное время,
но ему все–таки удаётся сохранить три дня в неделю с октября по декабрь.
– Готовы? – спрашивает Барни, одной рукой на дверной ручке, а в другой сжимая щипцы.
– Готовы.
– Входите, хватайте тарелки, пожалуйста, не прикасайтесь руками к еде, и когда вы закончите,
уберите за собой.
Комната заполняется быстро, и я систематично кладу индейку, картошку и хлеб на тарелки и
передаю их.
– Привет, Анна. Как поживаешь? – Я смотрю вверх, и это занимает у меня минуту, но когда я
замечаю родинку справа над её верхней губой, я понимаю, я уже видела её раньше. Бедняжка
выглядит так, будто она не принимала душ несколько дней. Её длинные седые волосы спутаны и
всклокочены сзади. Её зубы желтые, а её ногти покрыты грязью. Я напрягаю свои мозги, но, хоть
убей, не могу вспомнить её имя. А разве я когда–либо знала его?
– У меня все хорошо, спасибо. А как у Вас? – Я выдаю это, не желая ранить её чувства.
– О, у меня всё хорошо, как это возможно. Так ты получила 4.0 в прошлом году?
– Вы это помните?
– Конечно, помню, дорогая. Это было всё, о чём ты говорила. Это и твоя подруга Кати. Ты
много о ней беспокоилась.
Немногое изменилось. Я всё ещё переживаю за Кати, и хотя я получила 4.0, мне нужно
сделать тоже самое в этом году.
– У неё дела идут хорошо.
– Вот и всё, что имеет значение. Было здорово увидеть тебя снова.
– Тоже приятно увидеть Вас.
ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ
HTTP://VK.COM/LOVELIT
Она продвигается по очереди, а я засовываю свою совесть подальше. Эта женщина помнит все
детали моей жизни, а я даже не могу вспомнить её имени. Но я должна сделать это. Я не могу
позволить этим людям стать реальными для меня, потому что как только они это сделают, всё
кончено. Однажды я сделала это, и это чуть не сломало меня.
– А как насчет лишнего печенья? – сказал низкий хриплый голос.
Я поднимаю глаза от тарелки и вижу того сквернослова с улицы. Даже по ту сторону стола я
могу чувствовать запах виски в его дыхании. Он мог бы потратить те деньги на еду.
– Ты назвал меня сукой, – говорю я, а он пожимает плечами.
Мой взгляд падает на лацкан его пиджака, Американский флаг приколот сверху и ниже его
нашивка ветерана США.
Дрянное замечание теряется среди вопросов, заполняющих мой разум. Я не обращаю на них
внимания и кладу ещё одно печенье на его тарелку. Он бросает мне беззубую улыбку и движется
дальше по стойке. Наполняя каждую тарелку и передавая её, я пытаюсь повторить то, что как я
думаю, будет завтра у Мистера Уилсона на тесте. Я передаю другую тарелку.
– Спасибо, – вкрадчивый голос отвлекает моё внимание от физики. Мои глаза движутся по
чистой белой коже его кисти, вверх по толстовке, закрывающей предплечье, пока я не посмотрела в
знакомые глаза цвета меди. Капюшон закрывает его волосы, но я знаю эти глаза. Красивые и
грустные, едва скрывающие одиночество за золотисто–серыми точками.
– С Вами всё в порядке? – спрашивает он, собирая тёмные брови вместе.
Вот дерьмо, я уставилась на него. Я моргаю несколько раз и прячу выбившиеся волосы назад.
– Д–да, конечно. Вы хотите хлеба?
Он кивает, и тёмный локон выглядывает из–под его капюшона.
– Это было бы здорово.
Я отвожу пристальный взгляд, беру щипцами хлеб и кладу его ему на тарелку. Он, должно
быть, почти моего возраста. Ему никак не больше восемнадцати. Он не похож на других молодых
людей, которые проходят через эти двери. Его ногти пострижены и чистые, его глаза ясные и яркие.
Сейчас при более внимательном взгляде он не производит на меня впечатления того, кто затевает
драки, хотя его лицо и отмечено синяками, и его губа рассечена. В том, как он говорит, чувствуется
доброта, и есть решимость в том, как он ходит, как будто весь мир у него на плечах, и он сделает всё
от него зависящее, чтобы не дать ему упасть.
Мой рот дёргается с необъяснимым желанием поговорить с ним, но мой мозг закрывает засов,
до того как хоть единое слово будет произнесено.
Не вмешивайся, Анна.
Я повторяю это снова и снова в голове, пытаясь, помешать себе, пересечь черту.
Эмоциональное вмешательство имело бы только катастрофические последствия. Я решаюсь
напомнить себе ещё раз, но мне не приходится делать это. Он ушёл.
По мере того, как очередь сокращается, я двигаюсь ближе к Барни. Возможно, он знает что–
нибудь о юноше в куртке с капюшоном. В отличие от меня, он всё же строит отношения с этими
людьми. Я не имею ни малейшего понятия, как он это делает, потому что однажды они могут
оказаться здесь, а потом мы больше их никогда не увидим. Если бы я открыла моё сердце снова, не
думаю, что я смогла бы справиться с этим.
– Эй! – говорю я Барни, когда он кладёт порцию брокколи на тарелку последнего человека.
– Я видел, ты разговаривала с Люсиль, – говорит он, а потом разглаживает перед своего
белого фартука. – Она любит твои разговоры. Говорит, что ты заставляешь её чувствовать себя
молодой.
Люсиль. Я стараюсь вспомнить это.
ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ
HTTP://VK.COM/LOVELIT
– О, да, Люсиль классная. – Я беру тряпку, висящую сбоку на ремне Барни, и вытираю соус со
стойки, потом протягиваю её обратно ему. – На самом деле меня интересует, знаешь ли ты что–
нибудь о нём? – Я киваю назад, стараясь не задерживать взгляд на чёрном локоне, лежащем на его
лбу.
– Тот, что сидит вон там? – Я хватаю Барни за указательный палец так же быстро, как он
поднимает его.
– Не указывай на него.
Барни хихикает, опуская свою руку.
– Я знаю не много. Он был здесь несколько раз. Всегда убирает за собой.
Конечно, Барни бы помнил это.
– Это всё? Ты не знаешь его имя? Или почему он приходит сюда?
– Я полагаю, он бездомный и голодный.
– Он не похож на бездомного. – Я бросаю взгляд, а потом отворачиваюсь до того, как он
увидит меня.
– Внешность может быть обманчива, Анна. Если ты такая любопытная, почему ты не
спросишь его самого?
– Я не могу сделать это.
Он немного посмеялся.
– Конечно, можешь. – Он кладет руку мне на плечо, мягко сжимая его. – Только будь
осторожна.
Больше он ничего не сказал. А он и не должен. Его глаза сами всё говорят.
Последний раз, когда я кое с кем подружилась, это сломало меня. Я почти навсегда поставила
крест на столовой, полагая, что моей другой общественной работы будет достаточно для моих
дополнений к колледжу, но я не смогла уйти. Столовая всегда была больше, чем предназначение для
колледжа. Барни и Стэн практически семья, и когда отец умер, а мама тронулась умом, они оказали
мне поддержку, в которой я нуждалась. Потом Сет получил диплом, а Барни и Стэн стали
единственной семьей, которая у меня осталась. Я не могу представить себе, как это не быть здесь с
ними.
– Хорошо, – говорю я, но я точно не уверена, то ли я убеждаю Барни, то ли себя.
Я бросаю взгляд на таинственного юношу, хотя его голова опущена, он пристально
осматривает помещение. Синяк под его глазом освещается лампой над его головой. Он подносит
чашку ко рту и морщится, когда пластик прижимается к его губам. Есть нечто, что удерживает моё
внимание в его углу, призывая меня подойти к нему. Поговорить с ним.
