Данное решение Бога реализовалось во времени, реализовалось раз и навсегда в деянии и слове Иисуса Христа, о котором второе положение сим¬вола веры конкретно свидетельствует как о «…пострадавшем при Понтии Пилате, распятом, умершем и погребенном…».
Вера есть соответствие человека этим историческим бытию и сущности и деянию Бога. Вера обращена к Богу, который историчен в себе самом и который принял решение, имеющее в виду историю, и эту историю воплотил в жизнь и завершил. Христианская вера, которая сама не была бы историей, была бы не христианской верой, не «верой в…». Там, где веруют по-христиански, там возникает и произрастает историческое образование, там из людей, современников и несовременников, складывается община, совместное бытие, братство. И эта община, верующая по-христиански, необходимо становится человеческим проводником возвещения и вести миру за пределами этой общины и братства. Возжигается светильник, светящий всем, кто в доме сем. Там, где есть христианская вера, там возникает и живет в мире для мира сообщество причастных Богу, там собирается Израиль в стороне от народов мира и там собирает себя церковь, сообщество святых, но не ради самой себя, а как слуга Божий, предназначаемый Богом для служения всем, как Тело Христово. И развертывается эта история — человеческое деяние в соответствии с деянием Бога и бытие в выборе его милости — в ответном послушании. Вера — это послушание, то есть не только пассивное приспособление. Там, где он повинуется, человек осуществляет выбор — выбор в пользу веры, а не ее противоположности — безверия, в пользу доверия, а не недоверия, в пользу знания, а не невежества.
Веровать означает выбирать между верой и безверием, ошибочной верой, а также предрассудком. Вера — это такое деяние, когда человек занимает по отношению к Богу такую позицию, чтобы соответствовать Богу. Ведь это деяние означает, что человек перестал быть нейтральным по отношению к Богу, перестал быть необязательным в своем бытии и поведении по отношению к Нему, сделал шаг из приватной сферы, явил свою веру решительно, ответственно и гласно. Без такой публичной гласности вера, стремящаяся избежать связанных с таким шагом трудностей, есть уже безверие, заблуждение, предрассудок. Ведь вера в Бога-Отца, Сына и Святого Духа не может не стремиться стать гласной.
«Христианская вера — это решение, дающее людям свободу…» — сказано во вводном тезисе. И при публичной ответственности речь идет о данном человеку дозволении, об открытых вратах, а это означает — о свободе. В свободе доверия и в свободе знания необходимо явлена свобода ответственности. Одна свобода неотделима от другой. Тот, кто захотел бы быть свободным лишь для того, чтобы доверять Богу, полагая при этом возможным отказаться от познания, тот не стал бы доверять и истине. А тому, кто испытывал бы в полной мере доверие и владел бы всем знанием, но был бы при этом лишен свободы публично заявить о своем доверии и о своем знании, тому следовало бы сразу заявить, что это не согласуется с его доверием и с его знанием. Сам Бог, согласно тому, что исповедует о Нем церковь, не захотел остаться сокрытым, не желал и не желает быть Богом для самого себя. В своем царственном величии выходит Он из своей тайны, спускается с высоты своего божественного существования в низину сотворенного Им космоса. Бог есть тот, кто как Бог открывает себя.
Тот, кто верует в такого Бога, тот не может скрывать этого ради Бога, эту любовь Бога, это утешение и свет, тот не может скрывать свое доверие к слову Бога и свое знание о Нем. Слово и дело верующего человека не могут остаться нейтральными, необязательными словом и делом. Там, где веруют, нисходит на землю слово, слава, честь, лучезарный свет Бога. Там же, где не восславляется честь Бога — пусть и со всеми слабостями и недостатками, присущими нашему роду, — там нет веры, там нет движения навстречу утешению и свету, излучаемому для нас Богом.
Честь Бога явлена в космосе, имя священного освящается на земле — там, где люди дерзают верить, где собирается и приступает к действию на¬род Божий, община Божья. Там, где есть вера, там человек — при всей его ограниченности и слабости, во всей его греховности и глупости — обладает свободой, царственной при всей ее заземленности, свободой дать воссиять этому свету знания, славы и чести Бога. Большего от нас не требуется, но это требуется. Такая публичная ответственность, сопряженная с нашим доверием к Слову Божьему и познанием истины Иисуса Христа, и выражает то, что следует называть признанием и исповеданием в христианском смысле.
Речь идет о публичной ответственности, выражаемой на языке церкви, а также проявляемой в определенных мирских высказываниях и прежде всего в надлежащих деяниях и способах поведения. Эти три стороны понятия публичной ответственности представляют собой, насколько я могу судить, три формы христианского исповедания, которые нельзя разрывать, нельзя противопоставлять друг другу, а необходимо увязывать друг с другом. К тому же христианское исповедание есть необходимая сущностная форма христианской веры. Дальнейшие рассуждения следует поэтому воспринимать в синтезе.
1. Вера дает нам свободу публично и ответственно представлять наше доверие и наше познание на языке церкви. Что это означает? Сообщество преданных Богу во все времена имело свой собственный язык. Это так, и ничего здесь не изменишь. У него своя история в истории, свой особый путь. Исповедуя, оно говорит, соотносясь с этой своей особой историей. Сообщество существует в совершенно особых конкретных исторических обстоятельствах, которые всегда формировали и будут формировать его язык.
Язык веры, язык публичной ответственности, на котором мы как христиане говорим, этот язык совершенно неизбежно будет и языком Библии, еврейской и греческой Библии, а также языком ее переводов и языком христианской традиции. Этот язык предстает в формах мыслей, понятий и идей, с помощью которых христианская церковь на протяжении веков приобретала, отстаивала и разъясняла свое знание. Существует специфический церковный язык. Все это в порядке вещей. Назовем его известным именем — «языком Ханаана». И когда христианин исповедует свою веру, когда мы желаем, чтобы сиял озаривший нас изнутри свет, никто из нас не сможет и не посмеет обойтись без этого своего языка.
Когда дела христианской веры, когда наше доверие к Богу находят четкое выражение, предстают, можно так сказать, в своей подлинности — а всегда крайне необходимо, чтобы в целях ясности все об¬стояло именно таким образом, — тогда неизбежно зазвучит язык Ханаана во всей своей неустрашимой мужественности. Ведь только этот язык позволяет непосредственно и сразу внести ясность в случае необходимости, указать путь и высказать утешительное предупреждение.
Можно представить человека, который, желая быть чрезвычайно деликатным и чрезвычайно обходительным со своей душой, считая свою веру настолько глубокой и внутренней, считал бы, что не следует произносить устами слова Библии, произносить имя Бога, не говоря уже об имени Христа или о крови Иисуса Христа, а также об имени Святого Духа. Такому человеку я бы сказал: «Дорогой друг, вполне возможно, что ты очень углубленный в свое сокровенное человек, однако постарайся с честью, ответственно и публично представлять свою веру. Ведь не должна же твоя мнимая робость быть боязнью выйти за пределы сферы приватности, ни к чему тебя не обязывающей? Спроси себя самого об этом?»
Совершенно очевидно, что там, где христианская церковь не отваживается исповедовать на своем языке, там она вообще не исповедует. Она становится сообществом молчаливых. Там, где веруют, там возникает настоятельный вопрос о том, говорят ли здесь радостно и спокойно, именно так, как говорит Библия и как в древние и в новые времена говорила и должна говорить церковь. Там, где вера будет стремиться предстать в своей свободе и радости, там хвала Богу будет запеваться и петься на этом языке.
2. Однако все это еще не есть свидетельство во всей его полноте. Понятие исповедания во всем своем объеме включает и другие моменты. Следует остерегаться представления о том, что исповедание — это такое дело веры, которое может и должно заявлять о себе лишь в пространстве церкви. Не следует также думать, что самое большее, чего можно достигнуть исповеданием, — это сделать данное пространство видимым и, возможно, немного расширить его в мире. Пространство церкви располагается в мире подобно тому, как внешне церковь в деревне или в городе располагается рядом со зданием школы или рядом с кинотеатром и вокзалом.
Язык церкви не может быть самоцелью. Должно считать очевидным, что церковь обязана существовать для мира, с тем чтобы сиял свет во мраке. Как Христос пришел не для того, чтобы служить лишь самому себе, так и христианам негоже пребывать в своей вере, как если бы они существовали только для себя.
