мне кажется. Да и старик, на удивление, не только свои интересы блюдет. А раз ему так спокойнее, то почему бы и нет?
— усыновить… — не вижу сложностей и в этом пункте, если получится врасти в это общество, то помочь потомкам человека, который ранее сам мне помог, вообще правильное дело.
— Со своей стороны, я, Вильгельм, сын Генриха, известный как Коштев, обязуюсь… — а вот это даже неожиданно, старик скрупулезно перечисляет то, что мне обещал только что. Мог бы попробовать обмануть — я бы все равно ничего не понял. Но видно — ему это важно, что хорошо.
— Я сказал! — совершенно на автомате утверждаю контракт последней фразой из клятвы Легиона. Почему-то кажется, что она будет к месту.
«Кощей» даже привстает от волнения, видно, что изменения он бы не хотел вносить, но внезапно, искрящаяся волна-изнутри словно вскипает, и будто выплескивается через руки, и встречается там с чем-то снаружи, близким, и в то же время далеким. Это я видеть могу, в отличии от старика, иначе он бы не сидел таким отрешенным. И красиво это действо невероятно.
Друг с другом встречаются две волны, насыщенные странными яркими цветами. Мгновенно тянут что-то и из Кощея, другого, более пустого как бы цвета. Перекручиваются. И мгновением спустя, разделяются на два обруча, которые падают на запястья мне и старику.
Магия, значит. Ну-ну.
«Кощей» будто просыпается и с недоверием смотрит на свою руку, на которой постепенно тускнеет вязь обруча из энергии. А вот обруч он уже видит. Ерунда какая-то. Тут вижу, тут не вижу.
— Что-то не так? — хриплю.
— Нет, все так, парень, — показывает мне запястье, с тускнеющей татуировкой, — даже больше, чем так. Я просто немного удивлен, у немага браслет проявляться не должен, потому контракт мага не совсем обычная практика, — почти неслышно шепчет. — Это требует размышления, — потом обращается ко мне. — Но все прошло отлично! Твоя магия контракт приняла. Хорошо. Люда! — внезапно громко зовет «Кощей».
Дверь тут же открывается и забегает медсестричка.
— Люда, будьте добры пригласить Отто Людвиговича сейчас.
Девушка мгновенно выбегает за дверь.
— Почему вас так слушаются? — сиплю, но мне на самом деле интересно.
— Видите ли, юноша, в некотором смысле это моя больница, — старик пожимает плечами. — Мы ее построили, передали в дар городу, а я служу тут же в мертвецкой последние четверть века, но это уже, — Кощей улыбается, — для души. Пусть Рода у меня теперь нет, но влиять на некоторые важные для города, ммм, скажем так, аспекты, я пока могу.
— Звали, герр Коштев? — заходит доктор.
— Да, Отто, мальчика оставь в личной палате с усиленным лечением и зельями. Он мне здоровеньким побыстрее нужен. Сделаешь?
— Конечно, мессир, — чуть кланяется Шмидт.
— И постарайся, чтобы кто-нибудь у двери все время находился, хорошо?
— Безусловно, мессир, я распоряжусь. А что по документам на парня?
— Вот в этой папке, — Кощей отдает одну из двух разных папок доктору. Оборачивается ко мне, — со своим целителем, Отто Людвиговичем, ты уже знаком?
— Да, — шепчу. Целитель, значит, ну, да, Людочка именно так и сказала тогда. Хорошо, посмотрим и на это.
— Слушайся его. Он отличный маг, и на ноги тебя поставит в кратчайшие сроки.
— Ну что Вы, герр Коштев, мы всех наших пациентов не обходим вниманием, — немного смущается целитель, хотя видно, что похвала ему приятна.
— Конечно, конечно, — соглашается Кощей. Снова оборачивается ко мне, — вопросы есть?
— Да, только один, — с паузами хриплю я. — Как меня зовут?
— Да, точно! — сухо щелкает пальцами старик, — Максимка ты. Сын сапожника Рысева Глеба, из переселенцев, пятнадцати, почти шестнадцати полных лет, — Шмидт на эти слова тихо хмыкает. — Мещанин. Как поднимешься на ноги, мы еще встретимся, а пока — оставляю вас.
Старик рваным движением поднимается на ноги и тут же направляется на выход. Шмидт взглядом подзывает Людочку, и очень быстро оказывается у двери, чтобы придержать ее Кощею. Да, уважают тут герра Коштева, ничего не скажешь. Провожаю их взглядом.
— Вам что-нибудь нужно, Максим? — Людочка быстро оказывается рядом с кроватью. — Какое красивое имя у вас, оказывается.
— Сам не знал, — хмыкаю и уточняю. — Я ничего не помню, так получилось.
— Ничего, — Люда даже понимает мои хрипы и тут же меня утешает, — герр Шмидт отличный целитель, второго класса! — Люда делает паузу, чтобы я мог оценить такого человека.
— Как это радует! — хриплю, не обманывая ее ожиданий.
— Он обязательно поможет, вот увидите, — Люда даже руки прижимает к своей прекрасной груди от волнения. Тьфу ты, опять я не о том. — Так может, я что-то могу еще для вас сделать?
— Знаете, да, — тихо проговариваю, — можете достать небольшое зеркало?
— Конечно, но маску с вас снимут только утром, может лучше тогда, Максим?
— Да, конечно, — соглашаюсь.
Девушка на секунду пропадает из поля зрения и возвращается держа в руках небольшую пластинку.
— Вам в палату поставили переговорник, настроенный на меня, если вдруг что понадобится — просто шепчите, я тут же буду рядом. А так, я через час опять загляну.
Коротко киваю. Хоть на какое-то время мне нужно остаться одному. Слишком важные вопросы поднял последний разговор.
Девушка мило улыбается и уходит из палаты.
Отлично. Я закрываю глаза и мгновенно падаю глубоко внутрь себя. Меня ждет мой внутренний мир.
* * *
*Максим выразился чуть по-другому.
**расхожая фраза, в чем-то даже имеющая смысл (пусть далеко и не всегда, но мы помним, что ее подразумевает сейчас в палате представитель проигравших, и который еще заодно себя оправдывает в интервенции, да?): Героизм солдат — это следствие ошибок генералов.
К чертям все! — вываливаюсь из внутреннего мира в испарине. Фиксаторы на теле с глухим щелчком гасят судорогу.
Планируемая работа с внутренним пространством идет по известному месту. А начиналось-то вполне нормально.
* * *
Людочка выходит из палаты. Провожаю ее взглядом. Вот ведь, — качаю про себя головой, — еще с кровати не встал, а мысли все равно в определенную сторону сворачивают. Правильно Хрипёнок мне тогда говорил: «Бабы тебя, сержант, до добра не доведут!». Стоп. Сержант. Даже