– В самом деле, – продолжала королева в каком-то исступлении, – такова уж судьба людей любящих – думать только о предмете своей любви. Каким было бы счастьем для несчастных сердец без сожаления принести в жертву любое, да, любое другое чувство, какое их волнует. Боже мой! Как я тревожусь за короля!
– Ваше величество, – осмелился вставить кто-то из присутствующих, – скоро приедут другие гонцы.
– Зачем я не в Париже, зачем я здесь? Почему я не рядом с королем? – причитала Мария-Антуанетта, которая, увидев, как смешался Шарни, старалась пробудить в нем ревность, которая жестоко терзала ее самое.
– Если дело только в этом, ваше величество, – сказал Шарни с поклоном, – я тотчас же еду туда, и если, как полагает ваше величество, король в опасности, если над его головой навис меч, поверьте, я без колебаний заслоню его собой. Я еду.
Он откланялся и сделал шаг к двери.
– Сударь, сударь! – вскричала Андре, бросаясь к Шарни. – Сударь, поберегите себя!
Королеве только этого и не хватало!
Как только Андре, вопреки своей всегдашней безучастности, произнесла эти опрометчивые слова и проявила эту необычную заботу, королева побелела как полотно.
– Сударыня, – осадила она Андре, – вы, кажется, вообразили себя королевой?
– Я, ваше величество, – пролепетала Андре, понимая, что из уст королевы впервые вырвался огонь, который так давно жег ее душу.
– Как! – продолжала Мария-Антуанетта. – Ваш муж на королевской службе, он едет к королю; если он подвергается опасности, то ради короля, а вы советуете господину де Шарни поберечь себя!
При этих грозных словах Андре лишилась чувств, она зашаталась и упала бы, если бы Шарни не бросился к ней и не подхватил ее.
Шарни был разгневан, это было заметно, и это привело Марию-Антуанетту в совершенное отчаяние. Она представала не только побежденной соперницей, но еще и несправедливой государыней.
– Ее величество королева права, – произнес наконец Шарни с усилием, – и вы, графиня, ведете себя безрассудно; когда речь идет об интересах короля, у вас нет мужа, сударыня. Я первый должен был приказать вам не давать воли чувствам, когда заметил, что вы изволите за меня тревожиться.
Потом, повернувшись к Марии-Антуанетте, сухо закончил:
– Я подчиняюсь приказу вашего величества и отправляюсь в путь. Либо я вернусь с вестями, с добрыми вестями от короля, либо не вернусь вовсе.
Не успела королева, охваченная гневом и ужасом, опомниться, как Шарни поклонился до земли и вышел.
Мгновение спустя за окном раздался цокот копыт – Шарни пустил лошадь галопом.
Королева оставалась недвижна, но ее душевное смятение было тем сильнее, чем более она старалась скрыть его.
Видя волнение королевы, все; и те, кто понимал его причины, и те, кто ни о чем не догадывался, удалились, чтобы дать государыне отдохнуть.
Она осталась одна.
Андре вышла вместе с другими, а Мария-Антуанетта велела привести к себе детей.
Глава 39.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Настала ночь, а с ней череда страхов и мрачных видений. Вдруг в глубине дворца раздались крики.
Королева вздрогнула и вскочила. Она распахнула окно.
Почти в то же мгновение на пороге, показались ликующие слуги с криками: «Гонец, ваше величество! Гонец!»
Три минуты спустя в прихожую вбежал офицер в гусарском мундире.
Это был лейтенант, посланный г-ном де Шарни. Он примчался во весь опор из Севра.
– А король? – спросила королева.
– Его величество прибудет через четверть часа, – доложил офицер, с трудом переводя дух.
– Целый и невредимый? – спросила королева.
– Целый, невредимый и в добром расположении духа, ваше величество.
– Вы его видели, не правда ли?
– Нет, но так выразился господин де Шарни, отправляя меня к вашему величеству.
Королева снова вздрогнула, услышав это имя, случайно прозвучавшее рядом с именем короля.
– Благодарю вас, сударь, вы свободны, – сказала она молодому дворянину.
Офицер поклонился и вышел.
Она взяла детей за руки и вывела их на парадное крыльцо, где уже собрались придворные и челядь.
Острый взгляд королевы в первую очередь отметил бледную молодую женщину; облокотившись на каменную балюстраду, она жадно всматривалась во мрак, не обращая ни малейшего внимания на королеву.
То была Андре. Прежде она всегда стремилась быть поближе к государыне, но нынче не заметила либо не соизволила ее заметить.
Обиделась ли она на Марию-Антуанетту за неистовую вспышку гнева, которую та обрушила на нее днем, или же в приливе нежности и тревоги ожидала возвращения Шарни и не думала более ни о чем?
Двойной удар кинжала разбередил незажившую рану королевы.
Она рассеянно слушала поздравления и радостные возгласы других своих подруг и придворных.
На время она забыла даже о сильной боли, мучившей ее весь вечер Тревога за короля, которому угрожало столько опасностей, заглушала боль.
Сильная духом, королева отринула все чувства, кроме священной привязанности сердца. Она сложила к стопам Бога свою ревность, принесла в жертву супружескому долгу все: и вспышки гнева, и тайные услады.
Без сомнения, сам Господь послал ей для отдохновения и поддержки эту спасительную способность ставить любовь к своему царственному супругу превыше всего!
В это мгновение – во всяком случае, так ей казалось – королевская гордость возвышала Марию-Антуанетту над всеми земными страстями себялюбие побуждало ее любить короля Итак она отринула и мелкую жен скую мстительность, и легкомысленное кокетство любовницы.
В конце аллеи показались факелы эскорта Лошади бежали быстро – и огни с каждой минутой разгорались все ярче. Уже было слышно конское ржанье и храп. Земля задрожала в ночной тиши под грузной поступью эскадронов.
Ворота распахнулись, часовые бросились навстречу королю с громкими радостными криками. Карета с грохотом въехала на парадный двор.
Ослепленная, восхищенная, завороженная, упоенная всем происходящим, всем, что она чувствовала раньше и вновь почувствовала теперь, Мария-Антуанетта сбежала по ступенькам навстречу государю.
Людовик XVI вышел из кареты и быстро поднимался по лестнице в окружении офицеров, еще не успокоившихся после рискованного предприятия, которое закончилось столь триумфально; меж тем королевская охрана вместе с конюхами и наездниками дружно срывала с карет и упряжи кокарды, которыми украсили их восторженные парижане.
Супруги встретились на площадке мраморной лестницы. Мария-Антуанетта с радостным криком сжала мужа в объятиях. Она всхлипывала, словно уже не надеялась его увидеть.
Всецело отдавшись сердечному порыву, она не видела, как в темноте Шарни и Андре молча пожали Друг другу руки.
Это было простое рукопожатие, но Андре первой спустилась вниз и была первой, кого увидел и коснулся Шарни.
Королева подвела к королю детей, чтобы он поцеловал их, и дофин, увидев на шляпе отца новую кокарду, на которую факелы бросали кровавый отсвет, с детским удивлением закричал:
– Смотри-ка, отец! Что это с вашей кокардой, на ней кровь?
Это была красная полоса на национальной кокарде Королева посмотрела и тоже вскрикнула.
Король наклонился поцеловать дочь; на самом деле он хотел скрыть стыд, Мария-Антуанетта с глубоким отвращением сорвала эту кокарду, не думая о том, что ранит в самое сердце народ, который может однажды отомстить ей за дворянскою спесь – Бросьте это, сударь, бросьте, – сказала она. И она швырнула кокарду на ступени, и все, кто провожал короля в его покои, прошли по ней Это страшное происшествие заглушило в королеве весь супружеский восторг. Она незаметно поискала глазами г-на де Шарни, который стоял вытянувшись во фрунт.
– Благодарю вас, сударь, – сказала она ему, когда он после секундного колебания поднял на нее глаза и их взгляды встретились, – благодарю вас, вы достойно сдержали слово.
– С кем это вы говорите? – спросил король.
– С господином де Шарни, – храбро ответила она.
