По-моему, я выиграла этот раунд.
5 глава
Жить надоело
Лили
Сидя в библиотеке, натянув самую большую, самую идиотскую улыбку, на которую способна, я убеждаюсь, что это рай. Очень жаль, что мне придется покинуть это место. И скоро. Нокс говорит, что он защищает меня, но я не могу ему доверять.
Я не буду ему доверять.
По правде говоря, со мной не обращались плохо за то короткое время, которое я здесь находилась, но я ничего не могу поделать с чувством, что меня одурачили. Если бы он только дал мне поговорить с отцом или с сестрой, мне бы не пришлось делать то, что я сейчас делаю.
Я беру с полки три книги и иду обратно в свою комнату. В течение всего вечера я беру маленькие порции еды и воду в бутылках и прячу это в наволочку, спрятанную на дне моего шкафа.
На часах показывает 11:51 вечера, когда Нокс появляется в дверном проеме, проверяя обстановку, как он делал весь вечер. Я смотрю на него и заставляю себя зевнуть.
— Я думаю, что пойду спать. Сегодня был длинный день.
На секунду он выглядит сочувствующим, прежде чем кивает и мрачно говорит:
— Спокойной ночи. — Он ждет, пока я скольжу под одеяло, и выключает свет, затем закрывает дверь почти полностью. Я слышу, как он идет по коридору, и погружаюсь в темноту, когда он выключает свет там тоже. Сейчас мне просто нужно быть уверенной, что я не усну.
Я жду, и жду, и жду настолько терпеливо, насколько могу. Проходит почти час, прежде чем я слышу звук шагов по коридору. Как только дверь скрипит, я заставляю себя дышать глубже и ровнее, как будто сплю. Дверь остается открытой достаточно долго, и я слышу, как он вздыхает, опять закрывая дверь почти полностью. Мое сердцебиение ускоряется от звуков, удаляющихся от моей комнаты, шагов.
Время пришло.
Я вскакиваю с кровати и тихо как мышка крадусь на цыпочках, и протягиваю руку к задней части шкафа за своей наволочкой для побега. Я крадусь к двери и прислушиваюсь.
Ничего. Ни единого звука. Я могу идти.
Я аккуратно толкаю дверь, настолько близко к дверной раме, насколько это возможно, затем подхожу к окну. Я знаю, что Нокс поселил меня на втором этаже по определенной причине. Бьюсь об заклад, что он никогда бы не подумал, что я из разряда тех, кто лазил по деревьям, когда была помоложе. Так я сломала руку в детстве. Она очень сильно болела. Как можно медленнее открывая окно, я упираюсь рукой в сетку для насекомых и толкаю. Сильно. Внезапно она вываливается с незначительными усилиями, и я усмехаюсь.
Не слишком защищено для конспиративного дома.
Беря свою наволочку с продовольствиями, я ступаю на карниз и осматриваюсь вокруг.
Водосточная труба справа.
У меня ускоряется сердцебиение, пока я волочу ноги и хватаюсь за сталь, окрашенную белой краской. В действительности мне не совсем нравится высота. Я пытаюсь крепко ухватиться за водосточную трубу, но мои руки вспотели настолько сильно, что я не могу хорошо схватиться.
Мне интересно, что произойдет, если я упаду? Я приземлюсь на свои ноги?
Я думаю, что это прекрасный способ сломать себе ноги. Ты не кошка. Ты же знаешь это, правда?
Хммм. Правда. Я закрываю глаза и пытаюсь успокоить себя, делая глубокие вдохи.
«Сейчас или никогда. Не будь трусихой, просто сделай это».
Хорошо. Я вытираю свои руки от пота и сжимаю трубу снова. Поднимая одну ногу в кроссовке, я проверяю хватку — смогу на нее взобраться. Неплохо. Но и не прекрасно тоже. Я начинаю спускаться вниз, тихо бубня:
— Нога. Рука. Нога. Рука.
На полпути вниз, я улыбаюсь, когда осознаю, что почти на месте. Как только я уже мысленно радуюсь, моя хватка слабеет, глаза широко открываются и из уст вылетает:
— Вот дерьмо.
Затем я падаю назад и почти чувствую, как время останавливается. Всё происходит как в замедленной съемке. Такое ощущение, что проходят часы, прежде чем моя спина оказывается на земле. Глухой стук дребезжит у меня в мозгу. Я хриплю и сгибаюсь пополам.
Я еле перевожу дух.
Черт побери!
Слезы застилают мои глаза, а тело пульсирует от боли. Давление нарастает у меня в ушах, и я задыхаюсь, прежде чем наконец-то опять могу сделать вдох. Тряся головой, я встаю на дрожащих ноги, осматриваюсь вокруг и затем бегу. Я бегу быстро, и тяжелая наволочка шлепает меня по спине при каждом шаге, отдаляющем меня от дома. Мое награбленное добро для побега неожиданно ощущается все тяжелее и тяжелее. В панике я отбрасываю его в сторону и бегу быстрее.
Мое сердце падает в желудок, когда вдали я вижу стену.
Очень высокая стена. Возможно, высотой в двенадцать футов (прим. ред. примерно 3,66 м).
Вот дерьмо!
Я бегу вдоль стены, смотря, есть ли здесь что-то вроде выхода. Мое сердце быстро стучит, лицо вспыхивает от раздражения.
Нет. Нет. Нет!
Это не должно было случиться! Мне нужно выбраться отсюда.
Я приближаюсь к месту, которое судя по всему должно быть единственным выходом из этого дома и, черт побери, там люди. Двое мужчин внутри маленькой комнатки сидят и разговаривают во время просмотра чего-то вроде системы скрытого видеонаблюдения. Вот черт. Я и не думала, что здесь могут быть камеры. Я не учла это. Я выпрямляюсь и бегу вперед в противоположном направлении к задней части дома. Это занимает примерно четыре минуты напряженного бега. Дом чертовски большой.
Я потею. Я расстроена и почти готова сдаться, когда ангелы напевают мне на ушко. Ворота. Вот эти долбанные ворота! Спасибо, Господи!
Широко улыбаясь, я кладу руку на рукоятку рычага и опускаю его вниз.
Глухой звук.
Черт! Нет! Нет!
Долбанные ворота закрыты! Мое горло сжимается, и я с трудом всхлипываю, в то время как снова и снова быстро и сильно давлю на рукоятку рычага, будто бы это каким-то образом заставит ворота отпереться. Слезы катятся по моему лицу, и я решительно киваю. Остался только один выход.
Вскарабкаться на стену.
Высоко закидывая ногу на рукоятку рычага ворот, я взвизгиваю, когда что-то хватается за мой конский хвост так же сильно, как и за пояс моих штанов, и тянет меня назад. Вытягивая руку, я хватаюсь за сильную руку, которая до сих пор жестко держит мой хвост. Меня волочат как чертову собаку. Мой рот раскрывается и оттуда извергается брань:
— Отцепись от меня, ублюдок! Я знала, что ты полон дерьма! Защищая меня и мою задницу!
Неожиданно за волосы меня бросают к веранде. Кожа головы пульсирует. Я смотрю наверх и почти мечтаю, чтобы я этого не делала. Разъяренный Нокс стоит передо мной. Сквозь стиснутые зубы он шипит:
— Заходи в чертов дом, Лили.
Стоя на неустойчивых ногах, я выпрямляюсь настолько высоко, насколько могу и шепчу дрожащим голосом:
— Нет.
— Заходи в дом. — Его щека дергается.
Немного жестче, я повторяю, мой голос напряжен:
— Нет.
Вены на его шее вздуваются, когда он рычит:
— Заходи в чертов дом!
Все мое тело дрожит от шока, и я крепко зажмуриваю глаза. Поднимая свои сжатые кулаки к вискам, я визжу:
— Нет! Ты не сможешь меня заставить!
Мой нос пощипывает, и я ненавижу себя за желание ощутить сладкое освобождения от слез, что готовы вот-вот политься.
Мягкая рука нежно сжимает мое плечо. Я слышу, как Бу говорит Ноксу:
— Иди. Я приведу ее в дом.
Руки Бу нежно убирают кулаки от моей головы. Она воркует:
— Давай, Диди. Пойдем в твою комнату и немного поговорим.
Я опустошена и просто хочу домой. Я давлюсь от рыданий.
— Я просто хочу поговорить со своим отцом.
Бу кивает.
— Хорошо. Дай мне поговорить с Ноксом. Я сделаю все что смогу, но, — она осторожно осматривается по сторонам, — ты видела его. Если он скажет «нет», значит это нет.
Обнимая меня за талию, она ведет меня вверх по лестнице в мою комнату. Я слишком истощена, чтобы спорить и поэтому позволяю ей вести меня осторожно, но решительно. Как только мы добираемся до моей комнаты, я резко бросаюсь на кровать, и она хихикает.
— Итак, ты перещеголяла Макгайвера, да?
Моя верхняя губа дергается, и я испытываю безумное желание прыснуть со смеху. Я объясняю:
— Ну, нет. Если бы я была Макгайвером, я бы точно сбежала. Макгайвер — сорвиголова.
Бу обходит кровать и ложится на нее рядом со мной.
— Ты знаешь, я была безумно влюблена в Мкгайвера, когда была моложе. Я не знаю было ли это из-за его остроумия или его шелковистой блондинистой стрижки из 80-х, но, — она вздыхает, — я действительно сходила по нему с ума.
Мои губы растягиваются в улыбке.
— Хоть его шелковистая стрижка весьма соблазнительная, я думаю, дело было в его оторванности, которая мне нравилась больше всего.
Бу моргает.
— Оторванность? Что это еще такое?
Я пялюсь на нее.
— О, да ладно тебе! Он мог использовать что-то обычное и сделать из этого нечто выдающееся. Он был задиристый!
Ее брови поднимаются, и она кивает.
— Задиристый. Мне нравится.
Мы погружаемся в неловкую тишину. Я пялюсь на нее, пока она пялится на меня. Не в силах больше выдерживать тишину, я выпаливаю:
