монетка.
- Вы убили демона! – восторженно воскликнул Оливер.
Хок поднял монету и бросил ему.
- Очередного демона.
- И часто вы занимаетесь такими делами? – спросил Адам, к которому вернулся Соломон, чтоб перевязать рану.
- Иногда, - неопределённо ответил Хок и пошёл ловить своего коня.
Крышка корзины на крупе его скакуна приподнялась, и оттуда тревожно блестели глаза Кисы.
- Я справился, - успокоил его Хок. – Ложись отдыхать.
- Папа сильный, - удовлетворённо сообщил Киса, и крышка снова опустилась на место.
- Остался один, - проговорил Соломон, закончив перевязку де Брассера. Он снова взял на руки заспанного Ноэля, который так толком и не проснулся на этот раз, и взобрался в седло. – Полагаю, что последний будет ждать нас в Исборне.
- Меня насторожило, что на этого не подействовало ваше заклинание, - заметил Оливер, склонившись над своей павшей лошадью. – И он назвался предком вашего воспитанника.
- Это уже не обычный демон. Это было то, во что превратился рыцарь, породивший это проклятие. Значит, мы близки к цели, которая, увы, будет не так легко достижима. Если нам удалось уничтожить причину проклятия, то остался только тот, кто его наслал, хозяин, достаточно сильный демон, сумевший извести несколько поколений мужчин в роду Августусов.
- Каждый последующий демон сильнее предыдущего, - заметил Хок. – Значит, последний будет очень силён. Вы что-нибудь знаете о нём?
- Ничего, - признался Соломон. – Я был уверен, что моё заклинание может справиться с любым демоном, но на сей раз оно не подействовало.
- Он назвал последнего демона Носителем печати, - напомнил Адам де Брассер. – Что это может значить?
- Пока не знаю, но не исключено, что это важная информация.
- Всё слишком туманно, и нам ничего не остаётся, как действовать по обстоятельствам, - проговорил Хок, садясь в седло.
Оливер помог раненному де Брассеру сесть верхом, а сам вскочил на лошадь Франчески и маленький отряд снова двинулся в путь. Небо постепенно светлело, однако, до утра ещё было довольно далеко. В ранних предрассветных сумерках они, наконец, выехали из леса в небольшую долину, посреди которой на насыпном холме стоял маленький замок с высокой крепостной стеной, увенчанной полуразрушенными зубцами. Над ними поднимались три узкие башни с конусообразными крышами, в которых зияли чёрные провалы дыр, и большой донжон с широкой площадкой на плоской крыше. По мере приближения к замку становилось понятно, что он давно заброшен. Окружавший его вал местами просел и обвалился, серые стены были покрыты трещинами. Вокруг было тихо и пусто, где-то вдалеке темнели развалины небольших домиков. Всё вокруг поросло высокой травой, и только большие чёрные птицы кружились над долиной и сидели на разбитых зубцах стен.
Ворота замка были открыты настежь, мост, частью разрушенный, успел врасти своим концом в землю. Проезжая по нему, можно было видеть пересохший и местами засыпанный ров вокруг крепостных стен. Если бы не свист ветра в щелях и крики чёрных птиц, то можно было бы сказать, что здесь царила мёртвая тишина. Не было никаких признаков того, что здесь живут или хотя бы бывают люди. Эти места были давно покинуты живыми, и вокруг царило унылое запустение.
Четверо всадников въехали в небольшой мощёный двор, где между камнями росла густая трава. Внутренние постройки давно разрушились, покрытые тёсом кровли сараев, конюшен и кузни обвалились. Низкий, сложенный из камней парапет колодца, расположенный возле самой стены, был завален серыми досками и брёвнами, которые раньше, видимо, служили его крышей. Покосившиеся ворота открывали вход вхозяйственные помещения. Эстакада из брёвен, ведущая к дверям нижнего зала донжона, давно сгнила и так покосилась, что пройти по ней не решился бы наверно самый опытный акробат. Окна башни, лишившиеся переплётов и ставен, зияли пустыми глазницами. И от этой удручающей разрухи становилось тревожно и неуютно.
Напротив ворот под стеной донжона размещалось странное изваяние из серого камня, что-то среднее между облачённым в доспехи воином со страшным лицом и средневековой гаргульей, похожей на те, что когда-то украшали собой готические соборы. С подозрением посмотрев на неё, Хок спешился и подвёл коня к полуразрушенной коновязи. Он слышал, как тревожно завывает в своей корзине Киса, и сам чувствовал, что Зло где-то рядом, и оно как-то связано с этой каменной фигурой, присевшей у стены. Его спутники, не наделённые столь острым чутьём и изрядно уставшие от перенесённых испытаний, были рады, наконец, покинуть сёдла в предвкушении долгожданного отдыха. Разве что Соломон, спустившийся с коня с Ноэлем на руках, тоже остановился, глядя на статую.
- Вам не кажется, что это довольно странное украшение для столь скромного замка? – спросил у него Хок, доставая из корзины Кису вместе с его тёплым гнездом.
Кот тут же загудел ещё громче, глядя на статую. Он словно забыл о своих ранах и теперь дрожал от возбуждения, готовый броситься в бой. Это не укрылось от Адама де Брассера, переводившего настороженный взгляд с кота на статую и обратно. А потом раздался треск, и статуя зашевелилась. Гаргулья в латах подняла руку, вырывая сковывающие её со стеной камни, а потом поднялась на ноги и, чуть нагнувшись вперёд, направилась к путникам. Киса издал воинственный вопль и спрыгнув с рук Хока, замер, превратившись в взлохмаченный воющий шар с изогнутым дугой хвостом. Разбуженный этим воплем Ноэль увидел направляющегося к ним каменного великана и закричал от ужаса. Соломон тут же опустил его на землю и, велев спрятаться, сунул руку в котомку. Оливер и Адам вытащили мечи и встали в боевую стойку, хотя на их лицах явно читалась смущение, потому что было ясно, что против каменного изваяния их мечи бессильны.
И всё же Оливер, вспомнив о несчастной судьбе Франчески, с воинственным криком бросился на демона. Он не успел даже толком замахнуться, как тяжёлый каменный кулак отшвырнул его в сторону. Отлетев на несколько метров, он ударился о каменную стену и упал на брусчатку. Из глубокой раны на его голове обильно сочилась кровь. Адам испуганно попятился, но вперёд отважно выступил Соломон и, бросив в лицо горгулье остаток порошка, выкрикнул своё заклинание. Оно снова не подействовало, и он с трудом успел увернуться от каменного кулака.
Хок быстро соображал, что можно сделать. Он понимал, что геройствовать подобно Оливеру не имеет смысла. Перед ним была статуя,
