так оно и надо.
- А потом он сказал, что… город в опасности. Что братья его по вере решили ведьму одолеть проклятую… и что она, верно, с тем не пожелает мириться. Что… желает та ведьма меня извести. И дитя мое тоже, потому-то мне так и плохо.
- А тебе было плохо?
- Очень… запахи эти… и все-то. Все, что съем, оно…
Токсикоз. Обыкновенный токсикоз.
Вот же…
- И ты поверила?
Молчание.
Поверила. И позволила увезти себя. Может, уже тогда надеясь, что это не на время, что навсегда. Мало ли девиц в пятнадцать лет мечтают убежать с любимым на край мира, чтобы на этом самом краю жить в любви и согласии до конца дней.
Только вот редко у кого получается.
- Мы… успели отъехать. Он должен был вернуться на рассвете. Но вдруг закричал. Так страшно. И упал… и я думала, что он… что все… а потом гроза случилась, каких свет не видывал. И я молилась. Сперва старым богам, но те не услышали. Потом… потом стала этому, новому… и тогда-то буря стихла.
Молчи, Яна.
Этой женщины больше нет. Душа бессмертна? Пожалуй, порой это проклятие, ибо обречена она бродить по серым пустошам до скончания времен. У мамы моей хотя бы отец есть. А у него – мать. И у них – их любовь. И подозреваю, что видят они вокруг не серую серость, а нечто совсем даже иное.
- Я… я узнавала. В тот день Господь разгневался на язычников и стер город с лица земли… и это ли не знак? – она коснулась шеи, вновь меняясь. Время, отступив, возвращалось, принося с собой морщины и седину. И сама княжна таяла. – Мы… нашли место… жили… он долго не приходил в разум. Был как маленький ребенок. Но я рядом… я рядом…
Спасала.
И спасла.
- Мы стали мужем и женой. Перед Богом… мой муж был мертв!
Жив.
- Мы даже вырастили то дитя, которое… бросило… вернулось… я обещала её монастырю, во искупление грехов матери, а она…
Это княжна про кого? Про дочь ведьмы, которая вернулась и продолжила род? Обещала… разве можно живого человека обещать.
- А твои дети?
- Сын… только сын живым остался… это все она, ведьма! Прокляла чрево мое! Это она…
Визг развеялся ветром.
А запах стал невыносим.
Он точно подгоняет, но я иду. По тропе. Собираю, правда, не лютиков цвет, который сам в руку просится, но чужие истории, нити судеб. Запутались, связались. Интересно, если получится разобрать-расплести, что будет?
…получит ли кто свободу?
Упокоение?
Души, они ведь не только там, в мире яви, плутают. Здесь ничем не лучше.
А этот воин заступил бы дорогу, если бы мог. И я понимаю, кого вижу. Он похож одновременно и на деда, но куда больше – на дядю. Пожалуй, так бы он выглядел, если бы был здоров.
- Доброго… не знаю, дня или ночи, - я кланяюсь.
И принимаю ответный поклон.
А с ним мне о чем говорить-то? О Византии? Коварных планах её подчинить земли руссов? О миссии секретной? Или о любви, которая все планы порушила. Если подумать, неудобная эта штука, любовь. Еще со времен Елены Троянской понятно, чем оно может для мира обернуться.
А вот…
- Моя вина, - на нем доспех. Я в доспехе ничего ровным счетом не понимаю, но этот красивый. Брутальный. И алый плащ, с плеча стекающий, тоже вполне себе гармонично смотрится. – Я виноват…
- В чем?
Чистосердечное признание – штука хорошая. Но хотелось бы подробностей.
- Я подвел всех…
- Когда уехали с возлюбленной?
- С кем? – а теперь он удивился. И посмурнел. Вздохнул. – Все… не так. Я был поставлен деву хранить. Брак этот во многом состоялся стараниями моего господина.
Басилевса?
- Дева происходила из славного рода. И при благоприятных обстоятельствах дети её могли наследовать земли не только за отцом, но и за дедом, и за дядьями.
Ага, особенно если эти дядья уйдут в мир иной, не оставивши иных наследников. Экая интрига… если не на века – на десятилетия. И чую, не император Византийский за нею стоял.
- Кому ты служил? – задаю вопрос, и получаю ответ:
- Господу. И тому, кто хранит престол Петра…
Ясно.
Не кесарю. А ведь… с точки зрения церкви если… земли русские велики, если не сказать, что необъятны. И князей на них множество, и не все-то спешат новую веру принять да поклониться… а вера – это тоже власть.
Власть порой, она куда хуже любви будет.
- Значит, ты был приставлен…
- Приглядывать. Оберегать. Не допустить, чтобы деве был причинен вред. Еще учит. Наставлять.
- Делать так, чтобы проникалась она новой верой?
- Истинной! – вспыхнул призрак. – Ибо…
- Истинной, - я перебила его. – Извини… время здесь бесконечно, но не я. Я устаю. Стало быть, ты за нею приглядывал и наставлял. А потом увез? Почему?
- Понесла она, - поморщившись, признался дух монаха. Или все же воина? Думаю, воин из него был куда как лучше, чем монах. А я помалкиваю, не уточнаяя, кто отец. – Её собирались отослать раньше. Был… было убежище. Верные люди. Но она понесла. И стала слаба.
Токсикоз? Ну да, забеременеть в пятнадцать лет.
- Почему просто не отложили все?
Молчит.
Не знает? Или…
- Испугались, что князь одумается? Он ведь был полон сомнений. Еще бы полез к ведьме выяснять, с чего бы она предавать его вздумала. Выяснил бы… одно или другое. А там, глядишь, еще бы и помирился. Ключницею она бы не пошла, конечно, но вот планы бы попортила. Еще и враги, те, которые воевать шли. Встань ведьма рядом с князем, чтобы нашествие отразить, то и ваша помощь не понадобилась бы.
Опустил голову.
- Подло, - говорю очевидное. – Разве самому-то не тошно было в таком вот участвовать? Ты же воин.
- Господь и покарал нас…
Ага.
Лично. Снизошел, так сказать, до вразумления. Правда, при чем здесь остальные, которые погибли, не понятно.
- Хорошо. Ты взялся отвезти княжну… на встречу с кем-то… с верными людьми, которые бы препроводили её в безопасное место, так? А потом должен был бы вернуться в город?
- Да.
- Но… опоздал?
- Мы не рискнули лодку брать. Озеро было неспокойно. Дождь шел. Целый день. Дороги размокли. Телега застряла. И девчонка эта… её постоянно тошнило.
Интриганы
