Татьяна Линдберг - Мудрецы Поднебесной империи

Ознакомительная версия.

© Кожевников А. Ю., текст, 2010

© ЗАО «ОЛМА Медиа Групп», издание, 2011

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес

Китайская литература, существующая уже более трех тысячелетий, по праву считается одной из древнейших в мире. Характерно, что и афористика Поднебесной имеет столь же давнюю традицию, уходя своими корнями в классическую культуру. Достаточно вспомнить, что философское наследие легендарных, наиболее почитаемых мудрецов древнего Китая – Конфуция (551–479 гг. до н. э.), Лао-цзы (VI–V вв. до н. э.), Чжуан-Цзы (369–286 гг. до н. э.) и многих других – дошло до нас именно в виде отдельных афористических изречений.

Как справедливо отмечал известный отечественный китаевед и переводчик В. В. Малявин, «афоризм – вершина китайской словесности… Литературная и философская традиция Китая нашла в афоризме свое завершение: литература так называемых "малых форм" (сяо пинь) – разнообразные эссе, "заметки на полях", но в первую очередь все-таки отдельные изречения, сентенции и назидательные максимы, приобретшие необыкновенную популярность в Китае XVI–XVIII веков, – стала последним и самым зрелым словом китайской классической словесности». Характерно также, что китайская афористика, как древняя, так и средневековая, достаточно разнообразна по своей тематике и жанрам, отдельные из которых не имеют аналогов в мировой литературе.

Среди специфических жанров, присущих только китайской афористике, выделяется так называемый «цзацзуань» («заметки о разном»). Особенность таких изречений заключается в следующем. Слово, словосочетание или некоторое положение выносится в качестве заголовка, после которого следует ряд разнообразных по содержанию и тематике высказываний, являющихся смысловым продолжением заголовка. Например: «Недолго сердится: муж – на жену, поссорившись из-за пустяка; нахлебник – на знатного хозяина; господин – на любимую наложницу; чиновник-взяточник – на своих подчиненных; блудливый монах – на послушника» (Ли Шанинь); «Типичный болван: повалится – и тут же заснет; поставит вещь – непременно так, что мешает пройти; вечно что-нибудь наденет наизнанку» (Ван Ци) и т. п.

Показательными в данном отношении являются и древнейшие памятники китайской литературы:

«Шицзин» (XI–VI вв. до н. э.) – «Книга песен» («Книга поэзии») – сборник, составление которого приписывается Конфуцию. Он включает в себя 305 песен и стихотворений различных жанров, содержащих ценную информацию о языке, традициях и отражающих многообразные явления духовной и социальной жизни различных регионов древнего Китая;

«Инцзин» (VI в. до н. э.) – «Книга перемен» («Канон перемен») – так называемая «гадательная книга», представляющая собой наиболее ранний из известных китайских философских текстов, отражающих опыт многовекового наблюдения мира;

«Гуань Инь-цзы» – «Учитель Инь с заставы» («Начальник пограничной заставы») – сложившийся к VIII–IX вв. памятник философской и литературной традиции даосизма, авторство которого традиционно приписывается начальнику пограничной заставы Инь Си, с которым Лао-цзы вел философские беседы;

«Юэфу шицзи» – свод древнекитайских народных песен юэфу, созданный на рубеже старой и новой эры и некоторые др.

Хотелось бы отметить, что китайская литературная традиция, а в особенности афористика, оказала ощутимое влияние на литературу народов дальневосточного региона. Достаточно сказать, что вплоть до позднего Средневековья языком, на котором создавались художественные произведения в таких странах, как Япония, Корея, Вьетнам и некоторых других, являлся древнекитайский язык вэньянь. Что же касается последнего времени, то тот неподдельный интерес к восточной мудрости, который наблюдается во всем мире, в значительной степени обусловлен и общечеловеческой ценностью высказываний как древних, так и средневековых мудрецов Поднебесной, а также и современных китайских авторов.

В настоящем сборнике представлены народные и авторские изречения, по праву составляющие золотой фонд китайской афористики.

Полутень спросила у Тени: «Раньше ты двигалась, теперь ты остановилась; раньше ты сидела, теперь ты встала. Откуда такое непостоянство поведения?». Тень ответила: «А может, я поступаю так в зависимости от чего-либо? А может, то, в зависимости от чего я так поступаю, зависит от чего-то еще? А может, я завишу от чешуйки на брюхе змеи или от крыльев цикады? Как знать, почему это так, как знать, почему это не так?»

Нельзя знать то, отчего все есть таким, каким оно есть. Только не зная того, отчего все есть таким, каким оно есть, не идешь навстречу тому, что приходит, и не влечешься за тем, что уходит. Не стремись навстречу приходящему и, не устремляясь вслед за уходящим, можешь жить одной жизнью с изначальным истоком Неба и Земли, в котором нет ни прошлого, ни настоящего.

Рыбацкие сети между шестами видят только обладающие острым зрением. Смысл за пределами образцовых суждений доступен только посвященным.

Слушать многое, выбирать лучшее и следовать ему; наблюдать многое и держать все в памяти – это и есть способ постижения знаний.

Знание – сокровище, которое повсюду следует за тем, кто им обладает.

Слепой может произнести и знать слова «белый мрамор», «черный уголь», но не может выбрать их по цвету, поэтому слепой не знает, что такое белый мрамор и черный уголь, и не потому, что не знает названия этих вещей, а потому, что он не может указать и отличить эти предметы.

Безграничную тайну где искать человеку? Где-то между улыбкой и еще не сказанным словом.

Блеск просветленного ока – как падающая звезда. Светоч мудрости – как вспышка молнии.

Быстрая езда и охота волнуют сердце. Драгоценные вещи заставляют человека совершать преступления. Поэтому совершенномудрый стремится к тому, чтобы сделать жизнь сытой, а не к тому, чтобы иметь красивые вещи. Он отказывается от последнего и ограничивается первым.

В повседневной жизни негоже быть безрассудным, а делая добро, нельзя быть рассудительным.

Видение мельчайшего называется зоркостью.

Возвышенные отшельники не любят говорить о делах государева двора, но в исторических книгах только о том и говорится. Неужто наши мудрецы хотели, чтобы мы не читали исторических книг?

Герой не может быть мудрым, но мудрый не может не быть героем.

Глаз, всматривающийся в себя, ничего не видит. Ухо, вслушивающееся в себя, ничего не слышит. Язык, пробующий себя на вкус, ничего не ощущает. Сознание, внимающее себе, ничего не сознает.

Глупо: иметь деньги и не отдавать долга; знать за собой недостаток и не исправлять его; постоянно перечить другим; винить других, не желая понять своей вины; когда беден, лезть из кожи вон, чтобы выглядеть богатым.

Если в сознание закрались мысли об успехе и неудаче, демоны разума завладеют им. Если в сознание закралась похоть, демоны распутства завладеют им. Если в сознание закралась тревога, демоны отчаяния завладевают им. Если в сознание закралась распущенность, демоны одержимости завладевают им. Если в сознание закрались мечты о возвышенной дружбе, демоны гордыни завладевают им. Если в сознание закрались мечты о вкусной еде, демоны чревоугодия завладевают им. Все эти демоны – призраки, созданные из темноты и мрака, ветра и воздуха, земли и красок, дряхлых тел и бренных предметов. Эти призраки и наше сознание друг друга возбуждают, и дух человека откликается их воздействию.

Если рыбы понимают добродетель и законы, То куда проникнут мысли образованных мужей?

Ознакомительная версия.