купались в гостинице. Финал фильма даже несколько оптимистичен: хотя мы видим неизбежную сексуальную сцену пыток с демонами, Мико, в конечном счете, уничтожает демонов с помощью приятеля-мальчика, своего рода младшего ниндзя по имени Нин Нин, и местных деревенских мальчиков, которые спешат на помощь на модернизированных спортивных автомобилях.
Здесь довольно подробно представлено содержание этих фильмов отчасти для того, чтобы продемонстрировать некоторые из их наиболее очевидных сходств, а также для того, чтобы подчеркнуть, что порнографические анимации в Японии – это нечто большее, чем просто сексуальные сцены. Тела вплетены в нарративный и визуальный контекст, который представляет интерес для подробного изучения.
Одним из ярких аспектов всех этих фильмов является обращение к оккультизму. Интересно рассмотреть силу истинно готического контекста места действия и темы.
Хотя действие «Города чудищ» происходит во времени, близком к настоящему, с обычными для фильмов в стиле нуар унылыми лабиринтами улиц и современной архитектурой, все три картины передают ощущение оккультного/готического Иного мира, параллельного нашему собственному. Традиционный европейский «готический роман» – это произведение, в котором «сексуальность, стихийные страсти и страх переместились в центр внимания романиста», и он начинает подразумевать «символику злых сил и призрачных явлений» [108]. Обычно действие произведения происходит в живописных местах, таких как замки, церкви или руины.
Очевидно, что японская готика имеет несколько иное место действия, но удивительно, как много основных элементов, таких как сексуальная атмосфера, демонические силы и живописные площадки, используются как в готической/оккультной порнографии, так и в более общем готическом аниме, например в OVA-сериале «Принцесса-вампир Мию» (Kyuuketsuhime Miyu, 1988). Готика – это очевидно ностальгический стиль, и неудивительно, что в последних двух фильмах он явно отождествляется с традиционной Японией [109]. Ад, изображенный в «Куколках-близняшках», очень похож на ад средневековых буддийских картин с озерами крови и зубчатыми горами (хотя огромные сталагмиты фаллической формы, возможно, являются современной интерполяцией). «Куколки-близняшки» также опираются на японскую историю и культуру, вводя Сугавару Митидзанэ и костюмы хагоромо из средневековой постановки. Еще интересно, что большая часть действий «реального мира» в обоих фильмах происходит в деревенских гостиницах, где останавливаются два ниндзя из «Синей девочки», или додзё (залах боевых искусств), где тренируются главные герои. Даже когда вводятся более современные условия, например средняя школа, где учатся Куколки, они рассматриваются в основном как своего рода охотничьи угодья, из которых демоны выманивают учеников, и являются второстепенными по отношению к основной среде.
Готика и оккультизм также считаются женскими типами, особенно потому, что они предпочитают темные ограниченные пространства и текучие, поглощающие сущности [110]. Традиционно Японию в литературе и искусстве неизменно соотносят с женским началом.
Отсюда мы понимаем символический смысл того, что Куколки-близняшки танцуют священные танцы в храме, а Яку и Мико – ниндзя, и даже агент из замкнутого готического Черного мира в «Городе чудищ» тоже является женщиной. Именно женские тела несут в себе сильный культурный резонанс. Например, одна из первых обнаженных сцен в «Синей девочке» происходит в старинной деревянной бане традиционной японской гостиницы, где две девушки обсуждают свои сексуальные ниндзя-способности. Позади них в фигурном окне восходит полная луна, и они трогают друг друга пальцами – подобную сцену, за исключением полной наготы, вполне можно было бы увидеть на японской гравюре XVIII века. Также традиционно и возникновение вуайериста, престарелого хозяина гостиницы, который смотрит на них через окно. Вуайерист – важный эротический образ в японской культуре, по крайней мере, с X века, хотя выразительная нагота, которую владелец видит в «Синей девочке», – очень современный штрих.
Еще сильнее насыщены традициями несколько танцевальных сцен в «Куколках-близняшках», где Куколки парят в воздухе, меняя свою обычную одежду на костюмы святых дев, и мы мельком замечаем их наготу. Традиционный танец сам по себе выглядит прелестно и создает изящную, пикантную сцену. Девушки оплетают себя лентами, сотканными из костюма хагоромо своей небесной прародительницы, летают по воздуху в зале для тренировок. Свободные от силы притяжения и явно не обращающие внимания на взгляд мужчины, танцовщицы кажутся одновременно сексуальными и властными в своем уникальном женском царстве.
Другой важный аспект женского тела – это его оккультная способность изменяться, имеющая как традиционные, так и современные характеристики. «Город чудищ», пожалуй, один из самых ярких примеров этого свойства. Фильм содержит четыре основных женских метаморфозы, три из которых можно считать отрицательными, поскольку они иллюстрируют женщину в ее самом крайнем сексуальном проявлении и, следовательно, угрожающем. Известная вступительная часть фильма показывает сцену соблазнения человека-агента Таки женщиной из Черного мира, которая обладает паучьими свойствами и «усеянным зубами влагалищем». В середине полового акта ноги женщины в черных чулках и подвязках внезапно удлиняются, как у насекомого, и смыкаются вокруг несчастного Таки, привязывая его к себе. Несмотря на то что мужчина убегает, он и зритель могут мельком увидеть ее зубастое влагалище, удивительно похожее на капкан или замок-молнию.
Пока женщина ползет за ним по стене здания, она выглядит одновременно неистово сексуально и нечеловечески страшно.
Почти увенчавшаяся успехом попытка убийства Джузеппе проституткой из Черного мира похожа на ситуацию Таки, но включает в себя еще более зловещие образы. Половые органы проститутки сначала растворяются в слизи телесного цвета, а затем раскрываются и увеличиваются, буквально поглощая маленькое тело Джузеппе. В отличие от зубастого влагалища, здесь подчеркивается текучесть женщины, ее влажная, сочащаяся, поглощающая плоть. Она пугает сильнее, чем похожее на оружие влагалище женщины-паука, угрожающее перспективой кастрации. Женское тело здесь явно стремится к слиянию, полному нарушению границ.
Третья негативная метаморфоза происходит ближе к концу «Города чудищ» и сочетает в себе как сексуальные, так и материнские признаки. Таки противостоит женщине-демону Черного мира, весь торс которой превращается в огромное красное влагалище, извергающее некую жидкость. Она соблазнительно приближается к нему, спрашивая, достаточно ли в нем «мужской силы» для нее. Однако образ огромного влагалища скорее гротескно устрашающий, чем сексуально возбуждающий, и неудивительно, что Таки легко сопротивляется искушению и продолжает ее уничтожать.
Яку в «Синей девочке» тоже претерпевает трансформации, хотя в данном случае они выглядят более привычно, как аниме-метаморфозы. Если Яку занимается сексом и не получает оргазм при полной луне, она превращается в оборотня. В фильме эта способность приходит ей на выручку, когда ее насилует демонический враг Кугуцумэн, пытаясь заставить ее умереть от удовольствия. Но вместо этого она превращается в жуткого (но женственного) оборотня и на время прогоняет его. Сцену, где Куколки-близняшки танцуют в воздухе, тоже можно рассматривать как трансформацию, хотя она и не является в полном смысле сексуальной. Однако легкие, плавные движения танца наполняют пространство женской силой.
Трансформационная способность женского тела – это важный традиционный ритуал в высокой и народной культуре Японии [111]. В Японии не только призраки традиционно появляются в облике женщин. Существуют весьма популярные сюжеты, где женщины изначально были животными, которые в неволе снова превращаются в зверей. Внутренняя сексуальная природа этих историй
