Звезда на излом - Мария Кимури

«У этих феанорингов хуже, чем у китайцев!» (читатель)

У толкиновских эльфов-нолдор было довольно много имен. Во-первых, при рождении каждому давали два имени, материнское и отцовское. Во-вторых, при жизни они приобретали прозвища, под которыми прославлялись (Например, Фелагунд – это «строитель пещер», прозвище Финрода).В-третьих, когда нолдор пришли в Средиземье из Валинора, здесь уже язык изменился со временем, наречие средиземских эльфов синдар превратилось в язык синдарин. И имена новоприбывших стали произносить на синдарский лад – под этими именами мы в основном и знали всех наших героев. А еще они друг друга могли называть сокращенными именами! И у меня они это делают!

Словом, вот список имен главных действующих лиц. С расшифровками.

Феанарионы, т.е. сыновья Феанора (а слово «Феаноринги», кстати, образовано в фэндоме по аналогии с раннесредневековыми Каролингами, Капетингами и прочими европейскими королевскими династиями).

Маэдрос – Нельяфинвэ (Третий Финвэ) Майтимо, прозвище Руссандол (Рыжая/медная голова), сокращенное обращение – Нельо (Третий, потому что третий Финвэ в семье).

Маглор – Канафинвэ (Командующий Финвэ) Макалаурэ (Златокователь, за красоту голоса, не за ювелирку!), сокращенное – Кано (командующий, повелевающий, ага! Видимо, за громкий голос данное).

Келегорм – Туркафинвэ Тьелкормо (Быстро вскакивающий, то есть вспыльчивый), Турко – сильный.

Карантир – Морифинвэ Карнистир (Краснолицый, легко краснеющий), сокращенное – Морьо (темный).

Куруфин – Куруфинвэ (искусный Финвэ) Атаринкэ (маленький отец, за сходство с отцом), сокращенное Курво. Характер у него был еще тот, конечно. Но это от слова Искусный, его так и прозывали. Хотя, что интересно, он совершенно не прославился никакими творениями. Видимо, всю дорогу только оружие ковал.

Амрод – Питьяфинвэ (Маленький Финвэ) Амбарто, сокращенно Питьо.

Амрас – Телуфинвэ (Последний Финвэ) Амбарусса (буквально «красноверхий», рыжеволосый). Сокращенно – Тэльво.

Причем близнецы оба называли друг друга Амбарусса и никак иначе, и их вместе тоже стали так называть (Амбаруссар – множественное число).

В итоге у меня вышло, что среди своих они зовутся привычными в Амане именами, друг друга называют чаще сокращенными, а остальные к ним обращаются по знакомым нам именам из Сильмариллиона. А Маэдрос у меня упорно зовется Руссандол, и я не знаю, почему!

Когда меч Келегорма-охотника вновь попробовал крови эльфов, в его душе проснулся Зверь.

Стоило бы испугаться или хоть удивиться. Но бояться он давно разучился, а удивляться в драке было некогда.

Всадники Первого Дома темной стаей неслись по зимнему лесу и убивали всех, кого встречали. Из-за мерзлых стволов навстречу летели стрелы, Келегорм отбивал их щитом и мечом, и сам был щитом для тех, кто следовал за ним. И Зверь внутри него рвался вперед.

Келегорм летел убивать детей ненавистного человека.

Он не стал говорить, что это было важнее Сильмариля.

Зверь внутри вдыхал запах крови, скулил и искал запах главного врага. Клятва была строгим ошейником на Звере, и долг он помнил, но жаждал другого.

Не так давно Келегорм очень удивился, услышав, как легко гномы ворвались в Менегрот. Увидев издали входы в пещерный дворец, удивляться перестал. Глупец Тингол слишком полагался на силу супруги-майа — ворота тайного вроде бы дворца оказались велики и прекрасны, а вовсе не скрыты и неприступны.

И Келегорм увидел их первым из братьев. Потому что близ дворца, на мощеной дороге среди ясеневой рощи, их попытались связать боем — несомненно, чтобы дать подданным Диора время укрыться в Тысяче Пещер. И тогда Келегорм с сильнейшими из своих воинов прикрылись щитами и послали коней напролом, вперед, к Менегроту.

Это было такое же безумие, как все остальное — и оно тоже удалось. Не могло не удаться. Келегорм горел этим знанием, увлекая своих воинов за собой криками и безмолвным призывом. Это знание, казалось, несется впереди них как рычание, обгоняющее зверя и ломающее волю дичи. Полтора десятка всадников клином прошли сквозь злой дождь стрел, сквозь всю распроклятую рощу, отбрасывая и топча тех, кто пытался заступить им дорогу — и выскочили на приречный луг, к мосту, по ту сторону которого все еще не затворили ворота. Туда бежали со всех сторон синдар с оружием и без него.

Те, кто при виде них с криками бросились прочь — уцелели.

Там, впереди, десятки рук вцепились в огромные створки — и Келегорм, не скрываясь, взвыл по-звериному, посылая коня вперед и даже не глядя, успевают ли за ним верные. Просто знал, что те — успевают, вцепившись в их волю своею.

Никогда в жизни он так не мчался. Зверь чуял добычу, Зверь видел, что добыча вот-вот отгородится и ускользнет — и его эльда гнал коня стрелой, сливаясь со скакуном в единую волю и видя, как под ним проносится дорога, мост, упавшие синдар в серых плащах…

Когда в самом конце моста кто-то отчаянный встретил его коня копьем в шею, Келегорм не потерял ни мгновения. Даже не добил мерзавца. Сила разгона неудержимо повлекла его вперед — и он, выдернув сапоги из стремян, позволил ей нести себя к воротам, лишь бросив щит вперед на камни.

Охота была его искусством. Владение телом и силами, что играют телом живущего на земле — часть его искусства… Перевернувшись в воздухе, он приземлился на щит, и все та же сила разгона лишь повлекла его на щите вперед, вместо того чтобы разбить о каменные плиты. Жертва глупца была напрасна, мгновение спустя его стоптал конем кто-то из всадников в черном.

Жалость к сородичам сыграла против синдар — теперь закрыть створки они не успевали.

Врезавшись на излете силы в уже закрытую створу, Келегорм с размаху перерубил ближайшие руки, что тянули вторую, и тяжело, всем телом, оттолкнул ее. Развернулся и очертя голову бросился внутрь, на серых воинов. Выстрели в него кто-нибудь сейчас — может, остановил бы. Но ужас и отвращение сожрали для серых драгоценные мгновения — и вот он оказался среди них, рубя направо и налево, а следом за ним уже рвались внутрь черные всадники Первого Дома,