— Аньён, ЮнМи-сии, — для ЁнЭ такое обращение становится привычным, — администрация агентства требует вас немедленно к себе. Срочно, не позже часа дня.
— Аньён, ЁнЭ. Вот прямо так и требуют? Не спрашивают, могу ли я, в состоянии ли я, хочу ли я, в конце концов?
— Н-нет… — мой менеджер растеряна. Никак не могу пробудить в ней независимость и здоровую стервозность. Придётся нажать.
— ЁнЭ-ян, зарплату тебе плачу я. И защищать ты должна мои интересы, а не интересы агентства. Эти две штуки часто не совпадают. Ты им копию медицинского заключения отдала?
— Д-да…
— Прекрасно. Сейчас свяжешься с директором ЮСоном и передашь ему… слушай внимательно и повторишь дословно: «Агдан велела передать, чтобы вы шли в задницу!»
— ЮнМи-сии… — потрясённо прошептала ЁнЭ, — Но ЮнМи-сии, так сказать директору? Это очень грубо…
Ну, да, грубо. Это я так, свою стервозность прокачиваю. Понимаю прекрасно, что не повернётся у ЁнЭ язык сказать такое не только начальнику, а даже бомжу на улице.
— Тогда скажи то же самое другими словами, — проявляю покладистость.
— Сказать, что ты не можешь по состоянию здоровья?
— Можно и так. Но лучше чуть по-другому, скажи, что я не расположена рисковать своим здоровьем и нарушать предписания врачей.
Перезвонила ЁнЭ через полчаса. Судя по её словам, администрация агентства в лице директора пришла во вменяемое состояние.
— ЮнМи-сии, директор интересуется, когда вы будете в состоянии посетить агентство?
Вот, совсем другое дело! А то встань передо мной, как лист перед травой, я им что, Сивка-бурка что ли?
— Передай, что могу быть сегодня сразу после трёх часов дня. Но только с одним условием: я сразу покину территорию агентства, если меня начнут подвергать стрессам. Волноваться мне категорически нельзя.
И вот вхожу на территорию родного агентства. В приёмной скидываю куртку, на стук из-за двери голос жирного ублюдка ЮСона предлагает войти. Вхожу. У-п-с-с-с! Замираю в полном ступоре.
— С-сабоним?
На месте директора сидит президент СанХён, ЮСон сидит сбоку. Мои губы непроизвольно растягиваются в восторженную улыбку. И пусть выглядит президент не очень, и неизвестно, как всё обернётся дальше, испытываю неподдельную радость. «He'll be back», блин! Только верьте, и он вернётся.
Выглядит президент не очень хорошо. Но и не так плохо. Представьте человека, полностью разбитого болезнью, превратившегося в развалину, а потом успешно восстанавливающегося. Видно, что СанХёну досталось по полной, но, несомненно, он выкарабкивается.
— Аньён, ЮнМи-ян, — СанХён тоже мне улыбается, — присаживайся.
— Аньён, сабоним, директор ЮСон, — сажусь, — Спасибо.
— Я внимательно ознакомился со всеми делами, что произошли без меня. Пока мы тебя ждали, ЮнМи-ян, — СанХён устало улыбнулся, и как я ни старалась, никаких следов ехидства не обнаружила, — Что-то я одобряю, что-то радует, а что-то и нет.
— Так всегда бывает, сабоним, — киваю я, — то же самое было бы, будь вы всё время с нами.
— Сабоним, — снова вступаю я, — прежде чем мы начнём о делах, если начнём, что у вас со здоровьем?
— Ну, я же здесь, — улыбается президент, — врачи пока не позволяют работать полный день, но появляться в агентстве могу.
— Вам лучше, чем мне, — притворно, да только попробуйте его обнаружить, это притворство, улыбаюсь я, — Мне врачи не разрешают появляться на работе.
Получи, фашист… то есть, СанХён, гранату. Не буду ни хамить, ни грубить. Но попробуй взять меня голыми руками! Могла б доложить, если б было кому, что в цель попала. СанХён слегка запнулся.
— Но выглядишь ты намного лучше, чем я, — указывает на бесспорный факт президент.
Хотите поиграть, сабоним? Разве я могу вам отказать?
— Свойство молодости, сабоним. Я выглядела лучше вас, даже когда в коме лежала, — улыбаюсь я наивозможнейшей нежностью, — Директор ЮСон может подтвердить.
— Никогда не видел тебя в коме, — отрицает своё свидетельство ЮСон.
— Простите, — снова нежная улыбка, — перепутала термины. В состоянии клинической смерти я выглядела лучше, чем вы, сабоним. Правда, господин директор?
— И где я мог тебя в таком состоянии видеть? — бурчит непримиримо ЮСон. Да что ж ты тупой такой? Разве можно так подставляться?
— Токио, отель Tokyo Prince, 20 декабря, время 10:30 утра, — докладываю я, — холл на четвёртом этаже, вой моей кошки, я на полу, ГаБи делает мне искусственное дыхание. Пульса, сердцебиения и дыхания она не обнаружила, поэтому начала делать искусственное дыхание и непрямой массаж сердца. Откачала. А вы даже врача вызвать не догадались. Вот так вы заботитесь о своих айдолах. Они на ваших глазах умирают, а вам врачей вызвать лень.
— Да? ЮСон, почему ты ничего об этом не рассказывал? — поворачивает голову СанХён.
— Рассказывал, СанХён-сии. Я говорил, что Агдан стало плохо, и её увезли медики. Диагноза я не знаю, — бурчит ЮСон.
— Знаете, — опровергаю я, — Я вам говорила, что у меня переутомление. Вы потребовали, чтобы я на фоне переутомления продолжала концерты, довели меня до нервного срыва, в результате которого я умерла. Хорошо, что временно. Но фактически, вы убили меня тогда, директор ЮСон.
ЮСон от таких обвинений слегка зеленеет, СанХён хмурится. Я про себя веселюсь безмерно. Почувствуйте и вы, наконец, всю тяжесть ответственности, которая на вас лежит. А то командовать все рвутся, а как отвечать за свои решения, сразу в кусты.
— Ты преувеличиваешь и сгущаешь краски, ЮнМи-ян, — мягко говорит СанХён, — уверен, что директор ЮСон не хотел ничего плохого, он всего лишь выполнял свою работу.
Президент встаёт на сторону директора ЮСона. По-другому не истолкуешь. Ничего, мне же легче, сортировать не надо, можно гвоздить по площадям. Даёшь ковровую бомбардировку!
— Где и что я преувеличила и сгустила, сабоним? Факт переутомления — налицо, у вас моя копия справки есть, попытку заставить меня работать с переутомлением, я полагаю, директор ЮСон не отрицает. Нервный срыв наблюдало множество народу, это тоже факт. Клиническую смерть сейчас документально не подтвердишь, но делать человеку в сознании с работающим сердцем непрямой массаж сердца, значит спровоцировать трудноустранимые нарушения ритма сердцебиения. Тахикардию, фибрилляцию, экстрасистолию (зря что ли в интернете лазила?). В моей справке указывается что-то подобное? Нет. Это косвенное доказательство факта клинической смерти.
Мои визави слегка дёргаются и морщатся, но возразить не могут. Они не знают и не могут знать, что на самом деле ЮСон всего лишь триггер. Разрыв сознания, сопровождаемый обмороком или той же клинической смертью, был неизбежен. Но если есть возможность свалить на них, то почему нет? Тем более сами подставились. Теперь держите крепче, не упадите.
— Итак, сабоним, таковы голые факты. Без всяких эмоций и чувств. Где преувеличение и сгущение, сабоним?
— Признаю, что был не прав, ЮнМи-ян, — президент сдаёт назад и уходит из-под удара. Учись, ЮСон!
— Я не для этого тебя вызвал. Ты выздоравливаешь, и это прекрасно. Мы все ждём тебя с нетерпением. Я вот что хочу сказать, ЮнМи-ян, — президент берёт паузу, — Новый договор никуда не годится. Я отменяю его. Мы введём в действие старый контракт, по которому тебе работать ещё год.
Бам! Вот это удар! А разве так можно? Стоп-стоп-стоп, только не волноваться! Мне нельзя волноваться. А я и не волнуюсь… слегка прикрываю глаза… Юркин! Сергей!!! Серёжа!!!
Где-то за тысячи километров
В комнате два мальчика, шести и двух лет увлеченно играют в лего. Старший вдруг поднимает голову, будто прислушивается к чему-то. Как-то по-взрослому сужает глаза.
— Кир, поиграй пока один, ладно? Я устал, посплю немного.
Мальчик не бросает брата, который важно ему кивает, он стаскивает с дивана маленькую подушку и устраивается рядом. Младший мальчик всегда нервничает, когда старший куда-то уходит без него.
Глава 3
Контракт или свобода?
«И чего ты расшумелась? Ох, женщины, как вы любите панику разводить», — сказал Сергей и мгновенно меня успокоил.
