«Хозяин» — иронично поправил её внутренний голос.
У хозяина на лице целая гамма эмоций, но Рен цеплялась только за ту, что распаляла в ней самой гнев. Она дергала за отвращение, примеряла его традиционно на себя, потому что уже давно изломлена и скособочена в эту сторону словами Чимина, которые так и застряли у неё в районе солнечного сплетения. Ни вырвать, ни пропихнуть дальше.
Чимин почти тоскливо наклонил голову в сторону, заламывая пальцы, поднося их к лицу. Корчился весь от потери, от предательства, а спустя пару секунд бросил ей в лицо:
— Ты мне отвратительна.
Рен сама себе была отвратительна в этот момент, потому что уже третий раз за последние двое суток она стояла на коленях и молила о прощение. Сначала был Тэян, потом снова он, теперь вот Чимин. Она не знала, какого черта это делала и почему… Нет, знала.
Тэндо Рен отчаянно хотела жить, потому что ей надо было найти сестру и спасти её, куда бы они ту не запихали и чтобы они с ней не сделали. Для этого всего-то надо, чтобы Чимин разок прикрыл свои красивые глаза, не докладывал старейшинам о её проступке и отпустил с миром.
— Чимин, умоляю, — слезы сами лились по впалым щекам — результат голодовки последних дней. — Юка у них! Я тебя прошу — один раз, отпусти. Дай спасти сестру, а потом убивай.
— Я тебя любил! — крикнул Чимин, подлетая к ней и хватаясь за маленькое личико, которое так отчаянно любил целовать. — Только поэтому дам тебе время, но в этот дом не возвращайся больше никогда.
Времени он ей тогда не дал. Сокджин выловил её в лесу через три часа, когда она уже была на подступах к ближайшей деревне. Рен отчетливо помнила, как в голове лишь раза с десятого уложилось: Чимин всё знал, когда она стояла на коленях перед ним. Он всё знал и уже принял решение, но соврал. Соврал, чтобы её казнили вне их дома и никогда не смогли связать ни с Паком, ни с Сынхо.
И вот теперь Чонгук стоял напротив и смотрел на неё с отвращением. Рен могла это принять — ей не впервой. Только всё равно хотелось забраться в ванну и тереть себя щеткой, а ещё лучше наждачкой, чтобы наверняка.
У Чонгука внутри одна эмоция заменялась другой со скоростью двадцать четыре кадра в секунду — слишком быстро. Злость на Чимина, что он не помог той, кому клялся в верности, переходила в давящее чувство боли. Болело за ногицунэ, потому что он знал, как это — терять родных людей.
Ему было шесть, когда охотники пришли в их дом и убили его родителей. Он знал эту тупую и бессознательную боль, которая срасталась панцирями с пустотой, и после никогда уже не получится оправиться до конца.
Боль кристаллизовалась на жилах внутри, застывая серыми хлопьями отвращения к Чимину. Ему хотелось не просто рожу начистить, а основательно выпотрошить, разобрать на анатомические части и парочку завернуть в подарочную упаковку, чтобы преподнести Рен.
Он бессознательно снова потянул к ней свои руки, на место отвращения пришло сожаление. О словах, которые бросал в её адрес, о грубых действиях, о том, что именно он — Чонгук, бывший лучший друг её предателя — и есть её хозяин.
Пальцы коснулись скулы, большим вытер соленую дорожку, остальные заползли в густую копну волос. Чонгук давил на её хрупкий затылок вопреки своим прежним желаниям потянуть за ошейник, он обнимал её. Прижимал, почти вдавливая в себя. Не давал ей дышать, только слушать его сердцебиение. Пальцы крепко держали затылок, несмотря на то прикосновение к белоснежной коже оказалось куда более обжигающим, чем он рассчитывал.
— Мне жаль, — тихо произнёс он в её ухо.
Рен задрала лицо, посмотрев распухшими от слез глазами, будто сквозь пелену, быстро заморгала и очень рвано задышала. Чонгук не знал зачем ему это всё и что он, вообще, сейчас собирался сделать, но не сделать почему-то не смог. Наклонился к ней и смял её влажные солоноватые губы своими сухими.
Он уже отчаянно долбил ногой по внутренним тормозам, но они лишь жалобно засвистели и действовать напрочь отказались, поэтому он обнял её лицо руками, ведя языком по чужим и мягким губам. Исследуя. Пробуя на вкус.
Он почувствовал удар куда-то в мозжечок и толкнулся дальше, продирая себе путь сквозь плотно сомкнутые губы. Его язык оказался у неё во рту, встретился с её горячим, и это оборвало все оставшиеся клеммы в мозгу. Он простонал в её рот почти что жалобно, но всё равно не оторвался.
Рен впилась ногтями в кожу на его запястьях и, наконец, нашла в себе силы рвануть его назад. Смотрела на него ошалело, он отвечал ей тем же.
— Чонгук, мать твою, — выдохнула рвано, вытирая рот ладонью. — Тебя… тебя что не учили, как правильно утешать людей?
Она хмыкнула по-доброму и даже как-то легче, проще, без тяжести, что была в её голосе ещё пять минут назад. Чонгук тоже рассмеялся, и сиюминутное наваждение его, наконец, отпустило.
***
Обстановка в доме накалилась буквально через пять секунд, как Чонгук хлопнул дверью, волоча за собой спортивную сумку и своего фамильяра. Через день Сокджин прикинулся ветошью и свалил в Японию.
— У меня командировка в Токио. Говорят там новый глава вышел из тени и готов налаживать с нами контакт, — без энтузиазма вещал Джин, складывая шмотки в маленький чемодан. Минсо — сокджиновский фамильяр — наворачивала вокруг него круги и старалась положить в сумку хоть одну свою кофточку, но перфекционизм и любовь к личному пространству старшего Кима были непреклонны.
На третий день Тэхён забрался на покатую крышу и закурил. А он между прочим шел на свой новый рекорд: три месяца без сигарет.
Чертов Пак Чимин.
Чертов Чон Чонгук.
Один упрямее другого, а между ними красной тряпкой повисла несчастная Рен, которую обязательно порвут и если не сегодня, то завтра точно.
— Тэ-э-э, — замурлыкала Суён, пока её нос кнопкой тёрся об его плечо. — А почему вы все вместе живете?
Ко Суён была его фамильяром чуть больше полугода, поэтому почти ничего не знала ни о его мире, ни о его окружении. Сыпала глупыми вопросами направо и налево без тени смущения, что дико забавляло и иногда даже подкупало Тэхёна.
Он запустил пятерню в свои волосы и поправил смоляные пряди, чтобы не лезли в лицо. Уголки губ по-хитрому вытянулись в улыбке. Тэ обернулся к ней и ткнулся носом в свое предплечье. Какая же она все-таки была глупенькая с этими огромными глазищами на выкате.
— Потому что мы так хотим? Потому что так удобнее? Потому что наши семьи дружат? Потому что мы все связаны одной нитью судьбы? — добродушно предлагал варианты Тэхён. — Всё очень просто — у нас так принято. В мире магов так уж заведено: жить стаями. Мы свою стаю не выбирали. Просто в какой-то момент оказалось, что все мы связаны одной судьбой. Чонгук — станет главой Клана, Сокджин — старейшиной и будет ему помогать. Юнги лучший аналитик и шпион, учитывая его способности к невидимости, а значит он будет нужен Чонгуку. Хосок — целитель, а эти всегда ценятся больше прочих. Намджун — ясновидящий, поэтому он также будет помогать Чонгуку.
— А ты? — нетерпеливо встряла Суён, вызывая у Тэхёна очередной приступ смеха.
— А я просто красивый, разве недостаточно?
— Да ну тебя, — девушку ткнула его в бок, обиженно надувая щеки. — Я же серьезно.
— Я тоже, — голос зазвучал тверже, как бы намекая «разговор окончен». Тэхён не собирался говорить о своем пророчестве и своей роли в доме, тем более что о последнем он и сам пока не знал. Просто всегда чувствовал, что его место здесь — на данный момент времени, как минимум.
— Тогда что здесь делает Чимин? — Суён вернулась к прежней теме, но с другой стороны. Неугомонная девчонка.
— Всегда должен быть противовес силе. Чимин — это противовес Чонгука, — задумчиво протянул Тэхён, поднимаясь с крыши и вытягиваясь во весь рост. Рассвет, заваренный в густом сумраке, тут же протянул свой солнечный луч к мужской шее. Он сделал короткий вдох и протяжный выдох, словно пытался вытолкнуть весь кислород, а после ровным, но безапелляционным голосом произнес: — Я загляну сегодня к Чонгуку, тебе со мной нельзя.
