«И они с Блейзом тоже неплохо ладят, когда не соперничают, — подумал Мастер зелий. Наконец всё стало на свои места. — Он сказал «нет», но в его сердитой манере это действительно означает «да». Звучит знакомо. И… Гарри старался держаться подальше от неприятностей?»
— Вы думаете, это важно?.. — намеренно скептически спросил он.
— Он старается держаться подальше от вас! Я не знаю почему, но подумала, что, может быть, вы знаете.
«Я тоже не знаю, но, полагаю, это в чём-то поможет».
— Даже если бы я знал, мисс Грейнджер, я вряд ли сообщил бы вам об этом, — сухо сказал Северус.
— Я знаю.
— Тогда почему вы пришли ко мне?
— Потому что обычно вы делаете его счастливым! — вырвалось у неё. — Вы добры с ним, и он знает, что вы хорошо к нему относитесь, и ему это нравится, так что я не знаю, почему он вдруг стал таким странным! А если вы тоже не знаете, тогда не знает никто. Как будто ничего не произошло, и он просто свихнулся!
«Ему нравится? В самом деле?»
— Пожалуйста, не надо истерик, мисс Грейнджер. Мальчик не умирает.
Гермиона выглядела так, словно вот-вот расплачется.
— Он был таким в прошлый раз, — в сердцах напомнила она. — Ему больно, но он никому не скажет почему, и на этот раз даже мадам Помфри не сможет от него этого добиться. Вы единственный, кто может, а вам всё равно!
Северус ожидал, что она убежит — по его опыту, сердитые, расстроенные, истеричные первокурсники обычно убегали после такого заявления, но она просто стояла, бросая ему вызов почти так же, как это иногда делал Гарри, и ждала ответа. Мастер зелий невольно восхищался её смелостью.
— Напротив, мисс Грейнджер, — мягче сказал Северус. — Мне не всё равно. С другой стороны, Гарри ещё не дал мне понять, что ему нужна помощь. Пока он этого не сделает, у меня очень мало вариантов.
Маленькая всезнайка не обрадовалась, услышав, что у Снейпа нет чудесного решения.
«Полагаю, и я тоже не выгляжу довольным».
После некоторой паузы Северус услышал, как Гермиона тихо и с явным разочарованием пробормотала:
— Он просто такой глупец.
— Идиот, мисс Грейнджер, или кретин? — Северусу снова захотелось улыбнуться. — Глупец — это слово для невежд и недостойно потенциального лексикона такой всезнайки, как вы.
Она выглядела смущённой — вероятно, пыталась понять, было ли это оскорблением или комплиментом.
— А теперь покиньте мой кабинет, пожалуйста.
Всё ещё озадаченная, она повернулась и ушла, не сказав ни слова.
========== Глава 32. Действительность ==========
«Это отлично работает», — мрачно размышлял Гарри, уставившись на лист с домашним заданием. Ему удавалось избегать Снейпа почти неделю. Это напомнило ему о «Первой мировой войне» в начале года. Он прибегал к той же тактике — непредсказуемо заглядывал в общежитие, а время проводил в Гриффиндоре, на кухне и в библиотеке, а не в Слизерине. На этот раз всё было и проще, и сложнее. Проще, потому что теперь он не боялся, а Снейп не пытался поймать его, так что случайная встреча с этим человеком не была катастрофичной. Но сложнее, потому что это поставило под угрозу отношения с друзьями, а также из-за полного боли и тревоги взгляда Снейпа, когда Гарри случайно встретился с ним глазами. И из-за того, как сильно ему хотелось извиниться за холодный взгляд, брошенный в ответ.
«Да, просто здорово».
— Мастер Гарри? — позвала Калли. — Я приготовила ужин мастеру Гарри.
— Спасибо, Калли, не надо, — сказал Гарри, отодвигая тарелку с пастушьим пирогом и стакан тыквенного сока, которые она поставила перед ним на кофейный столик.
— Хозяин должен есть, сэр, — Калли снова придвинула тарелку. — Хозяин не обедал, значит, должен поужинать.
— Я не голоден, — ответил Гарри, угрюмо уставившись на еду перед собой.
— Очень жаль, — заявила Калли, уперев руки в бока и гневно глядя на него. — Мастер Гарри ест свой ужин, или Калли скажет мадам Помфри, что мастер Гарри заболел.
— Я не заболел! — в ужасе запротестовал Гарри. Последнее, что ему сейчас было нужно, — это идти в Больничное крыло.
— Тогда хозяин должен поесть, — упрямо сказала Калли.
— Калли… — возразил Гарри.
— Хозяин должен поесть!
Гарри свирепо зыркнул на Калли и, взяв вилку, принялся за еду.
***
Гарри съел сколько мог пастушьего пирога, который Калли подсунула ему, и, отказавшись от домашних заданий, вышел из общежития, чтобы побродить по коридорам. За последние пару дней он обнаружил, что это хорошая альтернатива тому, чтобы просто тусоваться. Его, бродящего по пустынным участкам замка, кто-то найдёт с меньшей вероятностью, чем в любом из обычных тусовочных мест. Изучая незнакомые уголки, Гарри чувствовал себя менее одиноким, чем когда зависал над уроками. На самом деле его друзья ни в чём не виноваты. Они просто беспокоились о нём, но это было заметно, и по какой-то причине Гарри не мог этого выносить.
Он начал в выходные — осматривал замок этаж за этажом, совершенно один, и наконец добрался до седьмого. Большинство комнат на этом этаже были довольно скучными — старые заброшенные классы, кабинеты и кладовки для мётел, — но в конце концов Гарри наткнулся на кое-что интересное. Сначала он подумал, что это просто ещё один заброшенный класс со старыми школьными партами, сваленными вдоль стен, но потом заметил огромное зеркало, прислоненное к дальней стене.
«Откуда оно здесь? — задумался Гарри. — Ведь любой может украсть». Впрочем, оно слишком большое и тяжёлое, но выглядит действительно дорогим. Красивая, золотая рама с вырезанной на ней странной надписью… Гарри прочитал её вслух, но для него это вообще ничего не значило: Еиналеж еечяр огеома сеш авон оциле шавеню авыза копя{?}[Я показываю не ваше лицо, но ваше самое горячее желание.]. Подойдя ближе, он посмотрел в зеркало и судорожно обернулся, присев на корточки и защищая руками лицо.
— Простите, простите, я не заметил вас…
Но, подняв глаза, Гарри никого не увидел. С колотящимся сердцем он снова повернулся к зеркалу. И снова там были Вернон и Петуния, улыбающиеся ему так, как будто он был их гордостью и радостью. Но они были не единственными. Прямо за отражением Гарри в зеркале стояли женщина, в которой мальчик сразу узнал свою мать, и мужчина, очень похожий на него.
«Джеймс, — сообразил Гарри. — Это, должно быть, Джеймс».
Он так долго избегал смотреть на фотографии, которые дал ему Снейп, а отец — вот он. У Гарри перехватило дыхание, когда он посмотрел на них. Джеймс, выглядящий таким же довольным и гордым, как и Дурсли. Мать улыбалась точно так же, как на фотографиях, где Гарри был младенцем, — как будто он был всем её миром.
И последнее, но не менее важное: Снейп, бросивший на него взгляд, который Гарри видел раньше — согревающий и предупреждающий одновременно, как будто профессора забавляло то, что делал Гарри, но он старался этого не показывать.
— В-вы мой учитель, — тихо сказал Снейпу Гарри, потом посмотрел на родителей. — Вы умерли, — продолжил он окрепшим голосом. — А вы, — взглянул он на обоих Дурслей, так доброжелательно улыбавшихся ему, — вы ненавидите меня. Я знаю, что вы меня ненавидите.
Но они были там, все они, и улыбались ему, как будто считали его своим, как будто он был частью их жизни — частью, которая им нравилась. На мгновение Гарри уставился на них в изумлении, охваченный эмоциями от того, что увидел перед собой всё, чего он когда-либо хотел. Джеймс и Снейп обнимали его за плечи защитным и даже почти собственническим жестом, словно он был чем-то ужасно важным для них, чем-то, что ни один из них никогда не отпустит.
«И это полная чушь. Абсолютная, жалкая чушь, которая никогда не сбудется».
Блядь! Не самый подходящий момент, чтобы показать ему такое. Что это за жестокое место?
— Ты что, не понимаешь? — крикнул он зеркалу. — Я сирота. Я бездомный. Я никому, блядь, не нужен! И я справляюсь с этим. Я сделаю всё, что смогу, чтобы избавиться от этих глупых, бесполезных, жалких мечтаний, и мне не нужно какое-то грёбаное зеркало, чтобы воскресить их снова!
