Руку Натали Том еще не выпустил, теперь помог ей встать. Та с некоторым сожалением положила букет на стол. Пока они не вернутся, букет и книги никто не тронет. Друэлла тут же появилась из проема женского коридора, зло цыкнув в сторону Макса и Генри:
— Олухи! — сказано было шепотом, но вид у Генри стал особенно виноватым.
А Макс уже просчитывал варианты. Он видел, что отношение Тома к Натали — это не его привычный интерес, который он иногда демонстрировал некоторым девушкам. Здесь было что-то более глубокое и непривычное. И все эти легкие подколки Антонина, неясные прежде, стали вдруг более чем понятны. Родители одобрили Тома в качестве жениха. Поэтому Алексей его и взял учить. Не только невероятный талант, но еще и забота о семье подтолкнули русского к этому решению.
Макс еще раз посмотрел на пару, идущую чуть впереди. А они подходят друг другу. Не из тех, кто как два сапога пара, а как раз наоборот. Тони, помнится, жаловался, что его сестренка абсолютно не приспособлена к реальной жизни, слишком доверчива, добра и бескорыстна. Познакомившись с Натали, Макс полностью согласился с другом. И Том станет для нее идеальной парой. Он-то как раз корыстен, довольно злобен и недоверчив до абсурда. С таким она точно не пропадет. А он, при условии, что будет ее уважать, станет чуть мягче. Тут Макс чуть ли не хлопнул себя по лбу. Уважать! Да он любит ее! Не зря же он стал сдержаннее, когда начал с ней общаться.
За столом Слизерина всегда было чуть спокойнее. Так и сегодня, рассаживались за столами, тихо переговаривались между собой, обсуждали новости и предстоящие выходные. Друэлла с нетерпением ждала, пока завтрак закончится и она сможет затащить Нату в комнату, Макс обдумывал свою недальновидность, Генри судорожно размышлял — обиделся ли Том за прерванный разговор. Том уже не обижался. Пусть не сразу, а постепенно, но со временем она непременно его полюбит… если он не натворит глупостей.
Ната же едва сдерживала дрожь и пока не могла понять, что стало причиной такого состояния. Цветы ей дарили теперь часто. Поначалу она немного смущалась, ей было очень неудобно отказываться от прогулок и свиданий, но никто из дарителей этих букетов не трогал ее сердце. Было непривычно знать, что ты можешь кому-то нравиться, но чаще всего она не верила в искренность чувств. Какие могут быть чувства, если они едва сказали друг другу пару слов. К тому же бывали и те, кто целенаправленно добивался ее внимания для улучшения дел семьи.
Но теперь Натали по-настоящему растерялась. Том — это не те едва знакомые парни. И он… на этом моменте Ната старалась перестать об этом думать. Но не думать тоже не получалось. Она все время возвращалась мыслями к нему. И к этому внимательному взгляду зеленых глаз, от которого становилось душно, и как-то странно, будто она разом лишилась всех своих сил, будто он гипнотизирует ее… и при этом было страшно осознавать, что ее слова и поступки значат для него что-то большее, чем для других.
— Для тех, кто еще не заметил, обращу внимание: Дамблдора нет за столом, — Тони сел напротив Тома и Натали.
В волосах у него блестели мелкие капли, а мантия, что он небрежно бросил рядом с собой, была и вовсе полностью мокрой. Дождь на улице едва моросил, но Тони успел промокнуть, прежде чем вернулся с совятни. Письмо от отца он держал в кармане.
— А в чем дело? — Том сразу понял, что это было сказано неспроста.
— В министерстве выяснили, что он достаточно близко общался с Гриндевальдом, когда они были молоды. Его вызвали в министерство для разбирательств. Из Франции уже не единожды приходили жалобы на поставку некоторых магических приспособлений из нашей страны.
— То есть… — Том нахмурился, — Ты хочешь сказать, что наш преподаватель трансфигурации помогает Гриндевальду?
— Это лишь предположение. Вызвали еще пять магов, с которыми Геллерт близко общался, пока жил у своей родственницы, — покачал головой Тони. — Но папа считает, что нам впредь стоит быть крайне осторожными и в школе.
— А кто остальные? — Макс рукой отодвинул Генри, который загораживал ему просмотр.
— Не важно, по сути. И Дамблдор, и все остальные, мало подходят на должность тайного шпиона. Передачи происходят минимум раз в месяц. Дамблдор живет в замке, наружу не отлучается, передавать ничего не может. Тут важен сам факт того, что у них шла переписка. Довольно долгая, кстати.
Том рассеянно кивнул, но про себя подумал, что даже не задумываясь может назвать пять способов незаметно выйти из замка. И еще с десяток передавать приказы письмами. Но без явных улик подозреваемых не будут допрашивать по всей строгости. Ни зелья правды, ни сильного легилимента. К тому же Дамблдор и сам хорош в копании в голове. Том до сих пор помнит, как тот залез в его мысли тогда, в приюте. Именно поэтому он так яростно учился защите разума. Он не хотел, чтобы подобное повторилось.
Вечером вся компания вновь сидела за большим столом у окна. Ната листала разрозненные листы. С начала войны стихи и прозу из России им передавали по почте, делали копии того, что ходило по рукам у маглов. Том, хоть и держал в руках книгу, не читал. Он то размышлял о том, может ли их учитель трансфигурации помогать Гриндевальду, то любовался Натали, которая улыбалась страницам книг.
— У вас в семье все так много читают? — скучая, спросила Друэлла у Тони.
— Ммм… да. Думаю, да. И стихи у нас любят. И песни петь. И еще балет, о, стоит ненавидеть войну только за прекращение гастролей русского балета.
— Тони! — Ната отвлеклась от книги и опять напомнила брату, что тот вечно неправильно расставляет приоритеты.
— Можно подумать, ты бы сейчас отказалась сходить на Щелкунчика? Или на Лебединое озеро. О, Жизель. Спящая красавица. Несравненная Шахеразада…
— Тони, прекрати, — засмеялась Натали. — Ты уж балет точно никогда не любил.
— Я, как вы говорите, слишком прямолинеен, чтобы понять тонкое искусство выражение чувств через музыку и танец. Но я не обижаюсь, — веселился Тони.
— Зато ты любишь петь, — улыбался Макс. — Свои странные песни под гитару.
— Стихи он тоже читает, — раскрыла брата Натали. — Нас папа именно через стихи учил риторике и умению играть роль.
Том с интересом посмотрел на Долоховых. Так вот почему у Натали так хорошо получается передавать содержание стихотворения даже для незнающих языка.
— Что? Тони, ты тоже так умеешь? — удивился Генри.
— Умеет, — улыбка у Натали вышла задорной, а окружающие поддержали ее требованием продемонстрировать таланты Тони.
Тот, с прищуром посмотрев на сестру, заметил:
— Я ведь не любитель твоих символистов, витиеватости и прочего.
— О да, я помню, что тебе понравился Маяковский, — махнула ладонью Ната.
— Маяковским я вас мучить не буду. Я помучаю свою сестренку. Есениным.
Ната нахмурилась, соображая что есть такого мучительного в лирике Есенина, которого она тоже любила. Но потом Тони начал читать и Ната вспыхнула, опустила глаза под насмешливым взглядом брата. Он читал иначе. С широкими жестами, довольно громко, даже радостно и несколько яростно.
Заметался пожар голубой,
Позабылись родимые дали.
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.
Был я весь — как запущенный сад,
Был на женщин и зелие падкий.
Разонравилось пить и плясать
И терять свою жизнь без оглядки.
Мне бы только смотреть на тебя,
Видеть глаз злато-карий омут,
И чтоб, прошлое не любя,
Ты уйти не смогла к другому.
Поступь нежная, легкий стан,
Если б знала ты сердцем упорным,
Как умеет любить хулиган,
Как умеет он быть покорным.
Я б навеки забыл кабаки
И стихи бы писать забросил.
Только б тонко касаться руки
И волос твоих цветом в осень.
